Величайшая Марина: -273 градуса прошлой жизни
Шрифт:
– Ты что?
– Просто тут ещё кроме пыли и солей, есть телескопы, скрипка и гитара. Эм… – она остановилась и в пол оборота взглянула на Стронция, – тебе дать? – сарказмом спросила она.
– Ещё раз пошутишь, Вашингктон..!
– Ой, да ладно тебе. Что такого, что ты играешь на гитаре?
– Замолчи, – сдавленно проговорил мальчик и тоже пошёл осматривать то, что имелось в комнатке.
Золотистый шар магии, зависший у потолка, тускло освещал старые предметы, которые осматривали одноклассники. Они одновременно молчали. Алма аккуратно осматривала вещи, изредка косясь то на Стронция,
– Ну, что, она ушла? – вдруг спросила девочка.
– Не знаю, подожди, – резко бросил Курт, и едва слышно приоткрыл дверь, потом так же тихо, только ещё и резко захлопнул её, – Нет, ещё там! С Вольфрамом и Гелием.
– С Гелиа, – поправила Лина.
– Да какая разница?! Я ему вообще чистоты в роду прибавил.
– А с чего ты взял, что ему это надо?
– Потому, что это только тебе не надо!
– Знаешь, что…! – она собиралась сказать «Если бы ты общался в отцом, то тебе было бы абсолютно всё равно на то, какая у него фамилия, и ты просто её бы принял. А так тебе неизвестно, что это за чувство», но вместо этого прозвучали тупые слова, – Да, ничего.
– Слов нет? – с ухмылкой спросил Курт.
– Нет. Нету желания рассказывать что-то тому, кто ничего не понимает.
– То есть, у меня нет понятия?!
– У тебя есть родители для того, что бы ЭТОГО не понимать.
Девочка достала из самой глубины старую книгу, и только сдув лишнее разобрала, что это журнал поведения учащихся, очень старый, и, на вид которому около двадцати с чем-то лет. Пытаясь хоть что-то разобрать, Алма очень увлеклась, и как только её глаза коснулись имени «Жалис», она погрузилась в это ещё глубже.
– Кажется ушли! – крикнул Стронций.
Это сильно напугало девочку, вздрогнув, она погасила зажжённый ею свет, и отскочила в сторону. Только после грохота, она осознала, что случайно выпустила крылья и ударила ими шкаф, эпично упавший с грохотом.
– О нет! – втянув крылья назад, она тихо порадовалась тому, что на платье был вырез, оно не порвалось при случайном взлёте.
Она быстро зажгла свет, и посмотрела на заваленную дверь, но не это напугало её...
– Ой, извини, – девочка быстро подбежала к Курту, которому попало по голове какой-то из упавших вещей, – правда, извини.
– Что ты творишь?!
– Это случайность, ты меня напугал, – сама не ожидая такого от себя, Лина присела рядом и быстро сказала, – Я не хотела, прости. Сильно заехало?
– Нет, не парься, – потёр лоб и встал, – коробка хоть и острая, но бывает и тяжелее, – с этими словами он поднял с пола упавший ему на голову предмет в виде Алминого подарка от Лерил и Вольфрама.
– А, это моё.
– Когда ты их успела купить? Времени бы не хватило съездить в Кохиль.
– Это мне подарили.
– Этот Никэль?
– Нет. Это от Вольфрама и Авроним, – тихо отозвалась она, и не стала дальше отвечать на его вопросительный взгляд.
– Они тебе подарили подарок?
– Да не важно. Лучше давай уже выходить от сюда.
– Да ну. Я лично никуда не тороплюсь. Давай, расскажи. Почему в теме такое повышенное внимание?
– Я не обязана
– Понятно, какая ты.
– Какая?
– Подлиза.
– Искренний человек не может быть подлизой.
– А безродный может.
– Знаешь, мне хочется на тебя ещё один шкаф уронить.
– У... когда безродные злятся надо бояться, они же на всё способны.
– Какой же ты придурок! Может поэтому то тебя родители и оставили здесь, пока отдыхают дома без своего единственного сыночка, которым так «дорожат» только для вида.
– Заткнись!
– А почему я должна затыкаться? – холодным тоном спросила девочка.
– Потому, что дерьму не положено разговаривать.
– Помолчим вместе?
– Ну ты всё-таки и противная.
– Да? А ты такой мелочный трус.
– Я не трус. Ты совсем не знаешь меня.
– Так значит, с «мелочным» я угадала. А ты даже не хочешь, что бы тебя кто-то узнал! Тебе важно только то, что касается твоей семьи, и это хорошо только с одной стороны. Потому, что есть много других, которые не твоя семья, но они тоже люди, а ты обращаешься с ним, как с грязью. И ты трус потому, что ты не просто не можешь начать общаться, и ты даже не не хочешь, а по-настоящему боишься!
– Ты считаешь, что я не должен много времени уделять своей семье, отцу, и матери?
– Нет. Я говорю о том, что ты должен более внимательно относиться к другим, потому, что они тоже люди.
– Ты ничего не знаешь о моей семьи, и не знаешь почему я так дорожу родителями.
– Представь себе, знаю! Особенно мамой! – тут она заткнулась, и оставаясь под удивлённым, растерянным и злым взглядом Стронция, отошла от него в сторону.
– Откуда ты знаешь это? И Что ты знаешь ещё?!
Девочка не повернулась к нему, а просто стояла у полки и молчала, стараясь как можно сильнее оскорбить себя саму за всё, что сейчас наговорила Курту, и главное за последние слова. Но это скорее из-за того, что она выдала тайну, а не потому, что они могли как-то задеть одноклассника.
– Ты меня слышишь? Откуда тебе всё известно?
Позади послышался шорох от поднимающегося шкафа, и Лина старалась направить все мысли на эту магию, а когда он встал на место, она развернулась, и перешагивая через вещи, прошла к двери, открыла её и вышла. Девочку поразило то, насколько была развита эта гордость в Стронцие, который не стал глупо умолять ответа девочки, не психанул, и даже не произнёс оскорбительной фразы. Выходя, Алма посмотрела на Курта, и прочла в этих голубо-серых глазах искры ненависти, такие знакомые ей. Разве не она так смотрела на него раньше? Особенно в магазине при первой встрече, именно она тогда смогла надломить его самолюбие с помощью холода. Но нет, это была не совсем она, сейчас она – Лина, а тогда была собой. И от такого соотношения одного и того же человека девочка начинала сама путаться. Но не это послужило таким коренным сломом, они будто поменялись чувствами друг к другу: теперь Алма была такой, что в каждом движении было недоказанное превосходство, а в глазах Курта тем временем метались огонь, стрелы и ненависть. Именно это поведение и стало чем-то новым в их кривых отношениях.