Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов
Шрифт:
В 1570 году великий визирь Сулеймана, Мехмед Соколлу, взял Кипр для никчемного Селима II, который умер четыре года спустя. Сам Соколлу считал это предприятие ненужным, поскольку был убежден, что империя устала, нуждается в отдыхе и должна вести себя осторожно; однако нападение на принадлежавший венецианцам Кипр было ценой, которую он заплатил, чтобы остаться у власти. Для империи это оказалось поворотным моментом.
Не было ничего удивительного в том, что турки обратились к Кипру: захватив его, они окончательно установили контроль над Восточным Средиземноморьем и очистили несколько пиратских логовищ. Греки-киприоты, как это часто бывало на греческих островах, приветствовали завоевателей. При осаде Фамагусты погибло 50 тысяч турок — однако османские военачальники никогда не обращали особого внимания на потери. Венецианский комендант Брагадино, который в конце концов сдался на условиях сохранения всех воинских почестей и безопасной эвакуации гарнизона, был предательски схвачен, чудовищно
Что отличало эту османскую агрессию от предыдущих предприятий подобного рода, так это реакция Европы. Нападение на Кипр было повсеместно воспринято как форменное беззаконие, как будто турецкие завоевания теперь были не чем-то само собой разумеющимся и ожидаемым, а возмутительным нарушением мирового порядка. Причина нападения, сочли европейские державы, заслуживала решительного осуждения: прихоть алкоголика, науськанного подстрекателем-евреем. Султан Селим по прозвищу Пьяница испытывал сильную любовь к кипрскому вину; его собутыльник Иосиф Наси, беженец из Испании, ставший придворным банкиром и, как герцог Наксоса, первым евреем, возведенным в дворянское достоинство, питал надежду превратить Кипр в убежище для бегущих из Европы соплеменников, — однако Селима он убеждал в том, что ему нужно завладеть источником чудесного нектара. Во дворце начала крепнуть новая сила. Результатом брака Сулеймана и Роксоланы стал переезд гарема из Старого дворца в Топкапы, где он неизбежно начал обретать все большее влияние, что в конце концов закончилось периодом так называемого «Женского султаната», продолжавшимся вплоть до пятидесятых годов XVII века и привнесшим в политическую жизнь империи множество разнообразных подводных течений. Затею дона Иосифа поддерживала еврейка по рождению Нурбану-султан, мать будущего Мурада III, а противостояла ей жена Мурада, венецианка Сафийе.
Кипр пал, и Пьяница получил свое беспошлинное вино. Однако на Западе пришли в движение новые силы. Падение Кипра повлекло за собой образование Священной лиги, направленной против турок. Испания, Венеция, Мальтийский орден и несколько итальянских государств во главе с Римом выставили соединенный флот под командованием дона Хуана Австрийского, внебрачного сына Карла V. 7 октября 1571 года он застал османский флот в заливе Лепанто и пошел в атаку.
Мехмед-паша Соколлу, человек необычайно изобретательный, располагал великолепными источниками информации и прекрасными картами, изучая которые он составил план, призванный придать новый импульс османским завоеваниям. Он намеревался прорыть канал между Волгой и Доном, соединяющий Черное море с Каспийским и проходящий по землям, которые постоянно подвергались набегам казаков. Если бы туркам удалось провести флот в Каспийское море, они смогли бы обрушиться на Тебриз, столицу Персии, с тыла, избежав утомительного марша по бесплодным горам Армении и Азербайджана, получить прямой доступ к среднеазиатской части Великого шелкового пути и, наконец, обеспечить заслон от русской и казацкой агрессии с северо-востока, подобный тому, который Дунай обеспечивал на северо-западе. Стоит прорыть канал, открыть Каспийское море для османского флота и османских войск — и у империи будут развязаны руки.
Великие географические открытия постепенно превращали Средиземное море в захолустную заводь, торговые пути, прежде сходившиеся в Константинополе, начали смещаться. В конце XV века португальцы открыли путь в Индию вокруг мыса Доброй Надежды и начали торговать с ней напрямую, привозя в Европу горы дешевого перца. Вскоре к перцу прибавились другие пряности, а также шелк и ситец; монополии древних караванных путей, пересекающих Ближний Восток, был положен конец. Это не сразу сказалось на доходах империи, а кофе с успехом заменил перец на каирских рынках. Что касается Востока, то некоторые из тамошних правителей были рады видеть у себя португальцев, другие же были испуганы их появлением и призывали империю вмешаться. В 1552 году морская экспедиция под командованием Пири Реиса отогнала португальцев, хотя и не без труда, к устью Персидского залива. Однако те продолжали душить египетские торговые пути. (В XVII веке, когда в Азии утвердилась власть голландцев и англичан, перенесших торговые маршруты в открытый океан, Турция практически полностью лишилась внешней торговли. В Лондоне перестали называть богачей пашами и присвоили им звание набобов.) В 1580 году один географ посоветовал Мураду III вырыть Суэцкий канал, после чего «захватить все порты Индии и изгнать неверных». Однако Суэцкий проект даже не начали осуществлять из-за вспыхнувшего в регионе восстания.
А вот Каспийский канал рыть начали. Весной 1570 года десятитысячное войско собралось в Кафе, в Крыму; туда же прибыло шесть тысяч землекопов. В Азове были устроены склады боеприпасов и продовольствия; пятьсот артиллеристов с пушками выступили вверх по Дону и устроили лагерь на Перекопе. Рыть начали только в августе. Крымский хан Девлет-Гирей предоставил
В 1571 году у далекого Лепанто османский флот потерпел поражение, положившее конец планам возвращения в степи. Это была крупнейшая битва в истории Средиземного моря: в ней принимало участие 487 кораблей, в том числе 245 турецких, из которых двести были пущены ко дну. Это было первое крупное поражение османов за два столетия. Сражавшийся при Лепанто Сервантес вспоминал о том дне как о самом счастливом для христианского мира, «когда все нации освободились от своего заблуждения — веры в непобедимость турок». Битва при Лепанто стала распространенным сюжетом у западных живописцев, и даже Г. К. Честертон три с половиной столетия спустя посвятил ей восторженную поэму. Однако битва обошлась обеим сторонам так дорого, что знаменовала собой конец борьбы за Средиземное море.
После смерти своего господина Селима Пьяницы в 1574 году Мехмед Соколлу остался великим визирем при его сыне, мнительном Мураде III. Однако 12 октября 1579 года он был убит ударом кинжала во дворце, по пути на заседание дивана. Мотивы убийцы остались невыясненными: возможно, его подослал султан, а может быть, это был религиозный фанатик. Прилив нескончаемых побед, не знающий преград прилив времени, начинал превращаться в отлив, порождая любопытные водовороты и опасные течения. Ожесточение и насилие в самом сердце империи пророчили ей мрачное будущее.
15
Клетка
На 1591–1592 годы выпадало тысячелетие Хиджры, исламский миллениум. На крайнем западе империи благоразумные семьи пересекали границу и сообщали венецианцам, что османским государством овладело ожидание надвигающегося конца света. Но конец света не наступил, Махди не пришел, и османы внезапно почувствовали тяжелую усталость, словно многовековое ожидание чуда сменилось куда более реалистическим и тревожным ощущением бега времени, которое охватывает человека, приближающегося к сорока.
В последнее десятилетие XVI века вспыхнула война сразу на двух фронтах — ситуация, которой прежние правители всегда благоразумно избегали. Так называемая Долгая война с Австрией затянулась до 1606 года. Одновременно на востоке шла двадцатилетняя война с Персией: раз за разом войска прокатывались по Азербайджану и Кавказу то в одну сторону, то в другую. Пышным цветом цвела идеологическая пропаганда; о небывалом ожесточении противников можно судить хотя бы по так называемой «битве факелов», когда две армии сражались будто бы в нескончаемом сне — всю ночь, и весь день, и следующую ночь. Восстание, поднятое Михаем Храбрым, стремившимся объединить под своей властью Молдавию и Валахию, было пресечено не османскими войсками, а наемными убийцами, подосланными Габсбургами, которым не нравилось укрепление власти Михая. Растущая отсталость кавалерии, бегство крестьян с земли, коллапс системы учета налогоплательщиков, постоянная нехватка денег, неожиданная и непостижимая инфляция, вызванная появлением дешевого американского серебра, и скромные способности преемников Сулеймана — все это рождало ощущение, что поступь империи начинает замедляться.
Это чувствовал Хаджи Халифа (1608–1657), полагавший, что войны губительны для империй, достигших преклонного возраста. Это заметили венецианцы — они всегда все замечали. Посол Лоренцо Бернардо посетил Константинополь в 1593 году, и то, что он увидел, побудило его написать, что все на этом свете проходит через этапы юности, зрелости и упадка. Бусбеку в 1543 году не разрешили выехать из Константинополя, когда там свирепствовала чума; Бернардо же заметил, что стамбульцы теперь сами стараются убежать от эпидемии, и даже великий муфтий покинул город во время чумы, позабыв о былой вере в то, что судьба человека написана у него на лбу.