Великая армия Наполеона в Бородинском сражении
Шрифт:
Работа Ложье более 20 лет оставалась единственным оригинальным итальянским произведением, посвященным 1812 г. Только в середине XIX в., в связи с усилившимся среди итальянцев стремлением к объединению, заметно возрос интерес к наполеоновской эпохе, пробудившей национальный дух жителей полуострова. Война 1812 г. и Бородинское сражение нашли отражение в 3-м томе классического труда Ф. Туротти «История итальянской армии с 1796 по 1814 г.» [263] . В работе Фердинанда Пинелли, посвященной военной истории Пьемонта, также были страницы о Бородинском сражении. Собственно, не проявляя интереса к самой битве, автор останавливался на примерах воинской доблести итальянских солдат, особенно пьемонтцев [264] .
263
Turotti F. Storia dell’armi italiane dal 1796 al 1814. Milano, 1855. T. 1–3. T. 3.
264
Мы воспользовались немецким изд.: Pinelli F. Piemont’s Militair-Geschichte. Leipzig, 1856. T. 2. S. 223–227.
Симптоматичным явлением стал выход в годы борьбы за окончательное объединение Италии книги Бартоломео Бертолини, в 1812 г. капитана итальянской королевской гвардии [265] .
265
Bertolini B. Di Sciabola di Bartolomeo Bertolini. Trieste, 1842. В дальнейшем книга неоднократно переиздавалась под разными названиями.
266
К той же эпохе Рисорджименто относится публикация мемуаров уроженца Пьемонта Ж. Т. Колоссо, участвовавшего в Русском походе в чине старшего сержанта 24-го конно-егерского полка ([Colosso J.T.] M'emoires d’un vieux soldat. Turin, 1857). Позже, на рубеже XIX–XX вв., выходит еще ряд мемуаров итальянских участников войны 1812 г. (Canfalonieri F. Memoire. Milano, 1890; Baggi F. Memorie. Bologna, 1898; Venturini J. L.A. Carnets d’un Italien au service de la France// Nouvelle Revue Retrospective. P., 1904. Jan.-June).
Заметный интерес итальянских историков к русской кампании 1812 г. и Бородину проявился в канун и в период Первой мировой войны. В 1912 г., приуроченная к юбилею, выходит книга Дж. Капелло, составленная в основном на материалах Лабома и Ложье [267] . А в 1915 г. публикуется работа Е. Салариса об итальянской артиллерии и инженерах в кампании 1812 года [268] . Ни та, ни другая книга не внесли чего-либо нового в изучение Бородинского сражения, но заставляли итальянцев вспомнить о заметной вехе в их истории. Впрочем, общедоступная литература рассказывала итальянцам о Бородинском сражении очень кратко: только о том, что под Москвой произошел большой бой, в котором французы и их союзники-итальянцы потеряли 25 тыс., а русские – 40 тыс. [269]
267
Capello G. Gli italiani in Russia. Citta di Castello, 1912.
268
Salaris E. L’artigleria e il Genio deii’ Esercito Italico nella campagna di Russia. Borgo, 1915.
269
Borodino // Enciclopedia Pomba. Torino, 1929. T. 1. P.242.
С началом Второй мировой войны фашистские власти вновь вспомнили о 1812 г. На этот раз «история Бородина» опять оказалась связанной с личностью Бертолини. В 1940 г. итальянские власти посчитали нужным переиздать его книгу [270] . Дух славного «нашего главного кондотьера», как писали о нем в предисловии фашистские издатели, должен был помочь итальянцам преодолеть тяжелые испытания, которые их ожидали [271] .
После Второй мировой войны ни итальянские историки, ни итальянская публика, практически уже не проявляли интереса к войне 1812 г. Полагаем, что современной итальянской историографии Бородина не существует.
270
Bertolini B. La campagna di Russia. Milano, 1940.
271
Ibid. P. 72–79.
Подведем итоги: 1. Интерес итальянцев к битве при Бородине носил эпизодический характер и проявлялся только в наиболее ключевые моменты итальянской истории: в период интенсивного становления национального самосознания (имеем в виду работу Ложье), в период завершения объединения Италии в середине и конце XIX в., накануне и в ходе Первой мировой и в начале Второй мировой войн. 2. Очевидна тесная связь итальянской историографии с французской традицией, что можно объяснить как слабым развитием итальянского национального самосознания в эпоху 1812 г., так и во многом поверхностным влиянием бородинских событий на национальную память жителей Италии.
1.3. Русская историография (история об армии, написанная ее противником)
«Я не знаю описания Бородинского сражения, вполне свободного от окраски псевдопатриотизмом», – заявил в начале ХХ в. известный военный историк А. П. Скугаревский [272] . С тех пор отечественные историки добавили еще немало красок к тем многочисленным мифам и легендам, которыми уже в XIX в. была столь богата наша историография. Существует своего рода «обязательный набор» сюжетов, суждений и выводов, своеобразные «места национальной памяти» русских, избежать которые не смогла почти ни одна работа, вышедшая в императорской России и Советском Союзе. К концу ХХ в. ситуация несколько изменилась, однако обойти «ловушки национальной памяти» оказалось не так-то легко. И дело здесь не только в злом умысле государственной власти, традиционно манипулировавшей образами 1812 г. ради своих «властных» интересов, но и в особом механизме русской национальной памяти, основанном не на историческом, но космологическом восприятии событий Бородина. Наиболее рельефно это можно увидеть, обратившись к «образу врага» русских войск в Бородинской битве. Этот образ сыграл ключевую роль в формировании представлений русского человека о себе самом, стал важным элементом национального самопознания и национальной самоидентификации.
272
Скугаревский А. П. Бородино. Описание сражения 26 августа 1812 года. СПб., 1912. С. 114.
Попытки
273
Алексеев В. П. Отечественная война в русской исторической литературе // Отечественная война и русское общество (далее – ОВиРО). М., 1912. Ч. 7. С. 299–317. Упомянем также работы К. А. Военского «Отечественная война в русской журналистике» (СПб., 1906) и «Отечественная война 1812 года в записках современников» (СПб., 1911).
274
Алексеев В. П. Указ. соч. С. 300.
275
Скугаревский А. П. Указ. соч. С. 110–125.
В советское время, вплоть до 1960-х гг., отечественные авторы избегали обобщающих историографических сюжетов, предпочитая в лучшем случае скороговоркой упоминать недостатки своих предшественников, особенно у Покровского. Обширный историографический материал был предложен только в 1962 г. Л. Г. Бескровным [276] , который установил своего рода историографическую традицию, продержавшуюся до рубежа 80 –90-х гг. Историографические оценки в рамках этой традиции нередко определялись такими категориями, как «правильные» или «неправильные», а это зависело во многом от принадлежности автора к официальной дворянской, революционно-демократической, марксистской или буржуазной историографии. Поразительно, но, нападая на официальную дворянскую историографию XIX в., Бескровный фактически возродил ее псевдопатриотический дух: Бородино было безусловной победой русских, причем не только в плане нравственном, но и в материальном, что, по мнению автора, подтверждалось несравненно большими потерями французов. Не меньшим схематизмом отличались и историографические подходы П. А. Жилина [277] .
276
Бескровный Л. Г. Отечественная война 1812 года. М., 1962. С. 7 –114.
277
Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. 2-е изд. М., 1974. С. 8 –24.
На излете советского времени, в 1990 г., вышла интересная работа Б. С. Абалихина и В. А. Дунаевского [278] . Заострив внимание на изменениях в источниковой базе и в тематике исследований советского времени, выявив спорные вопросы и, казалось бы, уже «закрытые» сюжеты в исследовании Бородинской битвы, авторы констатировали необходимость более активного привлечения зарубежных материалов и учета вышедших за рубежом исторических работ для более глубокого освещения «стратегии и тактики Наполеона в 1812 г.» [279] . Вместе с тем Абалихин и Дунаевский обошли молчанием внутреннюю логику развития отечественной исторической мысли применительно к Наполеону и его армии в 1812 г. Пожалуй, в большей степени это удалось сделать А. Г. Тартаковскому на материалах русской мемуаристики [280] . Тартаковский увидел в русской традиции исторического осмысления событий 1812 г. определенное чередование всплесков националистических и патриархально-консервативных настроений и моментов более спокойного отношения к Западу, которые, как правило, сочетались с либеральным курсом правящих верхов.
278
Абалихин Б. С., Дунаевский В. А. 1812 год на перекрестках мнений советских историков, 1917–1987. М., 1990.
279
Там же. С. 241–243.
280
Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. Опыт источниковедческого изучения. М., 1980.
Важным этапом в осмыслении историографии 1812 г., в том числе и Бородина, стала книга Н. А. Троицкого «Отечественная война 1812 года. История темы» [281] . Отметив, что тема Бородина оказалась особенно «засоренной» в нашей литературе «издержками стереотипного мышления и фактическими ошибками», и прежде всего в отношении оценок противника, Троицкий призвал «устранить конъюнктурщину, заданность и, оставив все ценное из старого, двигать изучение темы вперед по-новому» [282] . Однако оставалось неясным, как именно по-новому надо было «двигать изучение темы», но, главное, складывалось впечатление, что все беды стереотипного отношения к войне 1812 г., к Бородину, к противнику проистекали исключительно от «конъюнктурщины». С этим нельзя согласиться хотя бы потому, что чуть ли не самым важным «прародителем» идеи о безоговорочной победе русских над Наполеоном в Бородинской битве был Л. Н. Толстой, далекий в своем творчестве от того, чтобы выслуживать блага и почести от властей предержащих.
281
Троицкий Н. А. Отечественная война 1812 года. История темы. Саратов, 1991.
282
Там же. С. 77, 97.