Великий Гэтсби

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Заподозрив нас в скептицизме, он сорвался с места, устремился к полкам и тут же вернулся с первым томом курса «Стоддардовых лекций».

— Вы только посмотрите! — закричал он ликующим голосом. — Оттиск, печать — все сделано bona fide [13] . На эту наживку я и поймался! Но каков каналья — второй Веласкес! [14] Это просто шедевр. Какая глубина! Какая экспрессия! Какой реализм! Главное, знал ведь, когда остановиться: даже страницы не разрезаны! Собственно, а чего же вы хотели? Этого и следовало ожидать!

13

Добросовестно (лат.) — устаревший

юридический термин.

14

Диего де Сильва Веласкес (1599–1660) — живописец — реалист, придворный художник Филиппа IV.

С этими словами он выхватил книгу из моих рук, бережно поставил ее на место, бормоча что-то вроде, мол, вытащишь кирпичик, тут и всей библиотеке конец.

— А кто вас привел? — спросил он. — Или вы сами пришли? Меня, например, привели. Тут многих приводят!

Джордан посмотрела на него с многозначительным лукавством, но ничего не ответила.

— Да, — продолжил он, — помню, что меня привела леди по фамилии Рузвельт. Миссис Клод Рузвельт. Вы, случаем, ее не знаете? Я познакомился с ней вчера ночью, правда, не помню где. Так уж получилось, что я пьянствую всю эту неделю, почему-то пришло в голову, что атмосфера библиотеки настроит меня на трезвый лад.

— И что, помогает?

— Думаю, да — чуть — чуть. Пока рано утверждать что-нибудь определенно. Я не рассказывал вам о книгах. Знаете, это не бутафория. Все, что вы видите…

— Вы уже рассказывали.

Мы сочувственно пожали ему руку и вышли из библиотеки.

Тем временем на импровизированной парусиновой танцплощадке в саду начались танцы. Танцоры средних лет теснили своих молодых подруг к центру площадки, пожилые пары держались ближе к краю — партнеры бережно поддерживали друг друга, соблюдая между собой приличествующую возрасту дистанцию, и превеликое множество девушек танцевало в гордом одиночестве. Все кружились в бесконечном хороводе, а оркестр получал передышку только на те короткие мгновения, когда плакало банджо, и щелкали рефреном кастаньеты. К полуночи в саду Гэтсби не осталось равнодушных — все безудержно предавались веселью. Знаменитый тенор спел оперную арию на итальянском, а выступление не менее прославленного контральто сопровождал джаз — банд; между номерами музыкальной программы публика дурачилась, выделывая балетные па и «трюки», и тогда всполохи безудержного смеха доставали до небес. Дуэт эстрадных актеров — близнецов, при ближайшем рассмотрении оказавшихся старыми знакомыми — девушками в желтом, сыграл костюмированную пьеску из детского репертуара; шампанское давно уже начали наливать в огромные бокалы, размером чуть больше чаши для омовения рук. К этому часу луна поднялась высоко над заливом, на волнах которого под частую капель оловянных слез банджо играли блики расплавленного серебра.

Я по — прежнему сидел рядом с Джордан Бейкер за одним столом с двумя джентльменами моего возраста и юной проказницей, которая была готова залиться смехом по любому поводу. Я пребывал в прекрасном расположении духа. Приняв два бокала — чаши шампанского, я преисполнился осознания значительности и глубокой осмысленности происходящего вокруг нас.

Во время короткой паузы сидевший напротив мужчина посмотрел на меня и улыбнулся.

— До чего же знакомое лицо, — мягко произнес он. — Простите, вы случайно не служили в 3–й дивизии во время войны?

— Так точно, сэр, в 9–м пулеметном батальоне, сэр! — отрапортовал я.

— А я — в 7–м пехотном до июня тысяча девятьсот восемнадцатого. Я сразу понял, что мы с вами где-то раньше встречались.

Мы вспомнили войну, на какое-то мгновение вернувшись в выцветшие и промозглые от дождя французские деревушки. Я понял, что он живет где-то поблизости, когда он рассказал, что недавно приобрел гидросамолет, собирается провести полетные испытания завтра утром и спросил:

— Не хотите присоединиться, старина? На первый раз — только вдоль берега?

— А во сколько?

— В любое время — на ваше усмотрение.

Я только было собрался представиться и спросить, как его зовут, но тут Джордан повернулась ко мне, улыбнулась и спросила:

— Ну что, полегчало вам хоть немного?

— Да, спасибо, — ответил я и

снова повернулся к новому знакомому. — Знаете ли, я в совершенно отчаянном положении: до сих пор так и не познакомился с хозяином. Я живу здесь, по соседству, — и махнул рукой в сторону скрытой в ночи живой изгороди, — и Гэтсби прислал ко мне своего шофера с приглашением на вечеринку.

Мне показалось, что на какое-то короткое мгновение в глазах моего собеседника промелькнули непонимание и даже растерянность.

— Прошу любить и жаловать: Гэтсби, — коротко отрекомендовался он.

— Что? — настал мой черед удивляться. — Ой, прошу прощения…

— Взаимно. Я думал, вы знаете. Боюсь, что хороший хозяин из меня так и не получился.

Он понимающе улыбнулся, вернее, в его улыбке было нечто большее, чем понимание. Это была редкостная улыбка, пожалуй, хватит пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз за всю жизнь довелось мне увидеть такую. Казалось, что она предназначена только вам, но только на одно мимолетное мгновение, потом вы тонули во вселенской теплоте этой удивительной улыбки, словно впитавшей в себя все невысказанное дружелюбие окружающего вас мира. Это была грустная улыбка умудренного жизнью человека, вам сразу же давали понять, что поймут вас ровно настолько, насколько вы сами того захотите, поверят так, как вам самим хотелось бы верить себе, наконец, она как бы исподволь убеждала вас в том, что здесь вы произведете именно то впечатление, какое и хотели бы произвести. Вдруг улыбка исчезла с его лица — и передо мной предстал элегантный молодой человек, прожигатель жизни и плейбой, слегка за тридцать, с показавшейся мне несколько неуместной склонностью к сложным лексическим периодам и по — светски изысканным оборотам речи. Еще до нашего с ним официального знакомства, я сразу же обратил внимание на эту его манеру: он словно плел из жемчужин слов сложное ожерелье. В этот самый момент появился мажордом, почтительно доложив, что мистера Гэтсби вызывают к аппарату — на проводе Чикаго. Гэтсби встал из-за стола и распрощался со всеми коротким кивком.

— Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, старина, — обратился он ко мне. — Приношу извинения — дела, я присоединюсь к вам несколько позже.

Как только он удалился, я сразу же повернулся к Джордан, чтобы поделиться с ней своими впечатлениями. Почему-то я представлял себе мистера Гэтсби толстячком средних лет с одутловатым багровым лицом.

— Кто же он такой? — спросил я. — Не знаете?

— Просто Гэтсби.

— Я имею в виду — откуда он родом, чем зарабатывает на жизнь…

— Ну, и вы туда же! — лениво усмехнулась она. — Знаю с его слов, что в свое время он учился в Оксфорде.

Где-то в глубине сознания забрезжил огонек, и кое-что начало проясняться, однако следующая же ремарка Джордан снова смешала все карты.

— Правда, я не очень-то этому поверила.

— Но почему?

— Трудно сказать, — решительно заметила она. — Почему-то мне показалось, что его там и близко не было.

Кое-что в ее словах напомнило мне давешнее высказывание девушки в желтом, мол, такой убьет — и не почешется, — но это только подстегнуло мое любопытство. Я перестал бы копаться в его прошлом, узнав, например, что он родился в болотах Луизианы или в трущобах нью — йоркского Ист — Сайда. Как раз-таки это было бы вполне допустимо и понятно — мне доводилось слышать и более невероятные истории, но чтобы молодой человек вынырнул вот так из небытия и приобрел себе дворец на побережье залива Лонг — Айленд — это было уже слишком, даже на мой неискушенный взгляд провинциала.

— Во всяком случае, он регулярно дает балы и устраивает приемы, — заметила Джордан с чисто урбанистическим неприятием конкретности. — Обожаю большие приемы, вернее, то восхитительное ощущение анонимности и одновременно — интимности. В маленькой компании никогда не чувствуешь себя уединенно.

Неожиданно громко загудел большой барабан, и дирижер мощным басом перекрыл разноголосый гвалт веселящейся публики:

— Леди и джентльмены! По просьбе мистера Гэтсби мы исполним для вас новую композицию небезызвестного Владимира Тостофф, ставшую украшением концерта в Карнеги — холл в мае этого года. Если вы следите за прессой, то прекрасно помните: последнее произведение Владимира Тостофф стало настоящей сенсацией музыкального сезона.