Великий Гэтсби
Шрифт:
Но через некоторое время перед глазами ошеломленного наблюдателя материализуются глаза доктора Т. Дж. Эклберга, возникающие словно из ниоткуда над навевающим смертную тоску пейзажем. У доктора Т. Дж. Эклберга большие голубые глаза — диаметр радужной оболочки составляет приблизительно ярд. Они смотрят прямо на вас, однако лица как такового нет — есть только гигантских размеров очки в желтой оправе, дужка которых сидит на несуществующем носу. Должно быть, сумасбродный остряк — окулист из Квинса установил здесь рекламный щит, надеясь несколько расширить практику, а потом и сам ушел в Страну Вечной Слепоты или забыл о нем и переехал куда-нибудь в погоне за удачей. Но его глаза остались,
С одной стороны Долина Пепла доползала до маленькой зловонной речушки, и, когда разводят мост, чтобы пропустить грузовую баржу, пассажирам проходящих поездов приходится любоваться гнетущим зрелищем иной раз не менее получаса. Обычно поезда останавливаются здесь на одну минуту. Этому обстоятельству я и обязан знакомству с любовницей Тома Бьюкенена.
О том, что у него есть пассия, говорили все, кто имел сомнительное удовольствие знаться с Томом. С негодованием рассказывали, что он имеет наглость появляться с ней в модных ресторанах и, оставив в одиночестве за столиком, расхаживает по залу, болтая с приятелями и знакомыми. Мне любопытно было бы на нее посмотреть, хотя ни малейшего желания знакомиться у меня не было, но все же довелось. Как-то раз, во второй половине дня, мы ехали с Томом в Нью — Йорк на поезде, и, когда тот остановился у свалки, Том схватил меня за локоть и в буквальном смысле слова вытащил из вагона на перрон.
— Давай сойдем здесь, — категорически заявил он, — я хочу познакомить тебя с моей подругой.
Я подумал, что он, должно быть, принял изрядную дозу во время ленча, и раз уж я имел глупость составить ему компанию, Том в своей обычной манере намеревался развлекаться, если бы даже ему пришлось тащить меня силой. Со свойственным ему высокомерием и абсолютным пренебрежением к людям он искренне полагал, что у меня нет и не может быть более достойного занятия, чем шататься с ним по свалке в воскресенье, во второй половине дня.
Я плелся следом за Томом, перебирался через невысокий беленый забор, ограждавший железнодорожные пути, потом ярдов сто — в обратную сторону под пристальным наблюдением доктора Эклберга. Вокруг царило абсолютное запустение: не было никаких признаков жилья, кроме трех расположенных одно за другим строений желтого кирпича на самой границе пустыря и некого подобия ведущей к ним «Мейнстрит» в миниатюре — только без перекрестков и примыкающих улиц. Крошечный магазинчик в первом из строений сдавался в аренду, во втором располагался ночной ресторанчик или кофейня, однако подходы к нему были завалены кучами золы и шлака, наконец, в третьем размещался гараж с вывеской «Ремонт. Джордж Б. Вильсон. Покупка и продажа автомобилей». Оказывается, именно сюда мы и направлялись.
Внутри, среди голых стен, царили грязь и запустение. Останки «форда» сиротливо приютились в темном углу, — груда покрытого толстым слоем пыли искореженного металла. Почему-то я подумал, что это подобие гаража — только маскировка, а за ним, должно быть, скрываются сказочные апартаменты в духе «Тысячи и одной ночи»; тут отворилась дверь крошечного офиса, и на пороге появился владелец гаража, вытиравший руки ветошью, — анемичный блондин рыхловатой комплекции, но сравнительно приятной наружности. Стоило ему увидеть нас, как в его светло — голубых глазах, сразу же повлажневших от избытка эмоций, задрожал робкий проблеск надежды.
— Привет, Вильсон, старый дружище! — сказал Том, сопровождая приветствие увесистым хлопком по плечу. — Как дела?
— Грех жаловаться, — ответил Вильсон несколько неуверенно. — Когда же вы уступите мне ту машину?
— На будущей неделе —
— Э — э-э, мне кажется, что он что-то слишком долго этим занимается, а?
— А мне так не кажется, — холодно сказал Том. — Но если вас что-то не устраивает, я продам ее после ремонта в другом месте.
— Я вовсе не это имел в виду, — начал поспешно объяснять Вильсон. — Я, собственно, только…
Он запнулся посредине фразы, тем временем Том с видимым нетерпением принялся озираться по сторонам. Вначале я услышал шаги на лестнице, затем крепко сбитая женская фигура появилась в дверном проеме, заслонив свет, проникающий в гараж. Ей было хорошо за тридцать, у нее намечалась явная предрасположенность к избыточной полноте, но ее дородное тело отличалось той чувственной фацией, которая свойственна только избранным представительницам прекрасного пола. Темно — синее крепдешиновое платье в крапинку оттеняло изысканную бледность ее лица, в котором я не заметил ни одной красивой или же правильной черты. Однако в ней привлекала бьющая через край жизненная энергия, словно во всем ее естестве тлел неугасимый огонь, готовый в любое мгновение вспыхнуть испепеляющим пожаром.
Она лениво улыбнулась и прошествовала мимо мужа, не замечая его, словно перед ней стоял бесплотный призрак, быстро подошла к Тому и поздоровалась с ним за руку, глядя прямо в глаза. Провела языком по губам и, не повернув головы, сказала мужу тихим и неожиданно грубым голосом:
— Что встал, как пень, неси стулья, не видишь, что ли, людям присесть не на что.
— О, несу, несу, — Вильсон торопливо засеменил к дверям своего офиса, в мгновение ока растворившись на фоне бетонной стены. Его некогда темный костюм и неопределенного цвета шевелюра были покрыты слоем белесого праха, как густой вуалью, пепельно — серый налет лежал на всем и вся в окрестностях. Но это не касалось его жены, придвинувшейся к Тому чуть ли не вплотную.
— Хочу тебя… увидеть, — настойчиво сказал Том. — Выходи, поедем на следующем поезде.
— Хорошо.
— Буду ждать тебя на перроне, у газетного киоска.
Она молча кивнула и едва успела отойти чуть в сторону, как в дверях офиса показался Джордж Вильсон с двумя стульями в руках.
Мы отошли подальше от гаража, чтобы лишний раз не попадаться никому на глаза, и ждали ее на шоссе. До 4 июля [5] оставалось всего ничего, и костлявый подросток — итальянец с серым от пепла лицом укладывал петарды вдоль железнодорожного полотна.
5
День независимости — национальный праздник США. 4 июля 1776 года 13 британских доминионов подписали Декларацию Независимости, провозгласили образование суверенного государства и отделение от Великобритании. Традиционно отмечается парадами, пикниками и фейерверками.
— Жуткая дыра, правда? — сказал Том, хмуро переглянувшись с доктором Эклбергом.
— Жуткая, нечего сказать.
— Поэтому она и позволяет себе иной раз выбраться отсюда.
— А что муж — не возражает?
— Вильсон? Он думает, что она гостит у сестры в Нью — Йорке. Да это такой тип бесцветный, что сам не знает, жив он или уже помер.
Вот как получилось, что Том Бьюкенен, его подруга и я поехали в Нью — Йорк вместе, вернее, не совсем так: мисс Вильсон благоразумно села в другой вагон. Со стороны Тома это был совершенно неслыханный поступок: почему-то вдруг он решил не оскорблять провинциальную чувствительность аборигенов Вест — Эгга, которые могли случайно оказаться в этом поезде.