Великий тайфун
Шрифт:
— А ты не торопись ехать туда.
— То есть как? Как же я могу не торопиться? Завтра последний день совещания, а четвертого числа я хочу выехать.
— Сегодня мы с тобой пойдем встречать Ленина, — сказал Василий.
— Как?! — От изумления я вскочил со стула.
— Так. Получена телеграмма из Торнео, что сегодня в Белоостров прибудет группа эмигрантов, в их числе Ленин.
— Да что ты говоришь! А позавчера на совещании Ногин огласил письмо Ленина из Швейцарии, в котором Ленин писал о невозможности проехать в Россию. Говорят, будто Исполком
8
Зурабов — член Второй государственной думы, бывший в эмиграции.
— Через Германию.
— Что же ты молчал до сих пор?
— А я выжидал подходящий момент.
— Видали? — обратился я к Надежде Николаевне. — Каков ваш муж!
Надежда Николаевна улыбнулась и с любовью взглянула на Василия.
— Вот и посмотрим, — сказал Василий, — что скажет Ленин обо всем, что здесь творится. Останешься?
— Что за вопрос!
Возможность увидеть, а может быть и услышать Ленина, человека, который в течение десяти лет владел моими мыслями, взволновала меня.
— Где же мы с тобой встретимся? — спросил я.
— Приходи в особняк Кшесинской, Знаешь, где? Там наш ЦК и Петербургский комитет.
Василий объяснил, как проехать на Кронверкский проспект, где находился особняк балерины Кшесинской.
— Приходи часов в десять вечера. Поезд должен прибыть в одиннадцать.
— Приду обязательно,
— Ну и прекрасно, — Василий потер руки (жест совсем ему не свойственный). — Меня очень интересует, как Ленин поведет себя в этой сложной обстановке. Что он скажет?
— Интересно, интересно, — вторил я Василию.
Было уже часов семь.
— О! Как пролетело время! — Я стал одеваться.
Василий пошел проводить меня. Мы направились в сторону Тучкова моста. Был тихий и прозрачный вечер, и хотя по обе стороны улицы высились каменные дома, тем не менее в воздухе чувствовалось приближение весны.
Навстречу нам, мечтая о чем-то и прижимаясь друг к другу, медленно шли юноши и девушки. Это были студенты и, по-видимому, курсистки.
— Революция может перевернуть государство, весь мир, — сказал Василий, — а вот это, — он указал движением головы на парочку, шедшую нам навстречу, — это останется. Никакая революция этого не перевернет и не отменит. Сейчас, можно сказать, решается судьба России, а им хоть бы что — лепечут себе.
— У тебя, Василий, чудесная жена, — сказал я. — Ты, вероятно,
— Такова природа человека, — ответил Василий, оглядывая небо. Он добавил: — Нет ничего сильнее любви.
— Вон как ты теперь говоришь! Значит, любовь сильнее революции?
— Сильнее, — ответил, смеясь, Василий.
— А я думал, ты это серьезно, — сказал я.
Мы оба посмеялись.
Дошли до Тучкова моста.
— Помнишь, Василий, ты рассказывал мне о петербургских закатах солнца?
— Не помню.
— Не помнишь? А я твой рассказ запомнил и буду помнить всю жизнь. Но вот о петербургских ночах ты ничего не говорил. Они ведь совершенно волшебны.
— Ты пишешь, Виктор?
— Пишу… Этим и хлеб себе зарабатываю.
— Как литератор, ты огромную пользу можешь принести революции, но надо отдаться литературе.
Мы сошли с моста. Нас догонял трамвай.
— Семерка, — сказал Василий. — Пойдем быстрее. Тут остановка. Доедешь до самой Пушкинской улицы.
Трамвай нагнал нас и остановился. Я взошел на переднюю площадку прицепного вагона.
— Не опаздывай!
— Нет, нет!
Между вагонами заскрипело железо, и трамвай помчался по Первой линии Васильевского острова».
ПРИЕЗД ЛЕНИНА
«…Мы с Василием приехали на Финляндский вокзал около одиннадцати часов вечера.
Вся площадь перед вокзалом, слабо освещенная электрическим светом, была заполнена народом. Над головами людей развевались красные знамена, и среди них выделялся расшитый золотом бархатный стяг с надписью: «Центральный Комитет РСДРП». У каменного крыльца, ведущего в бывшие царские комнаты вокзала, стояли строем солдаты с духовым оркестром, тут же темнел бронированный автомобиль с небольшими пушками, выглядывавшими из амбразур.
В тот момент, когда мы сходили с трамвая, откуда-то из боковой улицы вырвался широкий голубой луч прожектора, Свет его побежал по головам людей, будто искал кого-то. Громыхая, урча и рявкая, автомобиль с прожектором вышел на площадь и остановился. Луч света упал на «царское крыльцо».
Пробираясь к вокзалу, я увидел в цепи рабочих, сдерживавших толпу, знакомое лицо. Это был рабочий артиллерийских мастерских военного порта во Владивостоке Владимир Бородавкин. Я с ним встречался в Народном доме. Сейчас он возглавлял отряд путиловских рабочих по охране порядка у Финляндского вокзала.
Мы перекинулись несколькими фразами. (В прошлом году военное ведомство откомандировало его, как солдата-специалиста, на Путиловский завод.)
— У нас пропуск на вокзал, — сказал я. — От городского комитета, — я полез было в карман.
Бородавкин разомкнул цепь и пропустил нас. Толпа нажала.
— Легче, товарищи, не напирайте! — весело пробасил он.
Предъявляя свои мандаты, мы проникли на платформу. Вдоль платформы шпалерами стояли отряды матросов Балтийского флота, солдаты, рабочие с винтовками. Всюду краснели транспаранты с надписью: «Привет Ленину!», развевались флаги.