Великое море. Человеческая история Средиземноморья

Abulafia David

Наконец, даже византийский император понял, что не может стоять на пути венецианцев. Он неохотно подтвердил их привилегии в 1126 году.21 Венецианское присутствие стимулировало византийскую экономику.22 Даже если венецианцы не платили налогов в имперскую казну, византийские подданные, с которыми они вели дела, делали это, и в долгосрочной перспективе доходы от торгового налогообложения скорее росли, чем падали. Но императоры не всегда могли видеть дальше своих непосредственных фискальных забот. Существование высокопривилегированной группы, не платящей налогов, вызывало ксенофобию.23 В 1140-х годах император Мануил I Комнин возобновил атаку на венецианцев, приняв другую тактику: он заметил, что итальянцы хлынули в Константинополь, некоторые из них стали жителями города и интегрировались в городскую жизнь (буржуа), в то время как другие, более беспокойные, приехали в основном для торговли за границей. Чтобы создать венецианский квартал и легче контролировать венецианских торговцев, он создал огороженную территорию рядом с Золотым Рогом, отобрав земли у немецких и французских купцов.

III

Возвышение североитальянцев привело к затмению других групп купцов, которые успешно вели дела в Средиземноморье XI века: амальфитанцев и генизских купцов. Амальфи потеряли расположение византийского

двора, а их граждане, проживавшие в Константинополе, были даже вынуждены платить налоги венецианцам. Одна из очевидных причин заключалась в том, что Амальфи не мог предоставить то, что предлагала Венеция: большой флот, способный победить флот Роберта Гискара. Хотя Амальфи удалось сохранить значительную независимость от норманнского владычества до 1131 года, его статус в глазах Византии был серьезно подорван из-за его расположения так близко к опорным пунктам норманнских завоевателей южной Италии - Салерно находится в нескольких минутах езды на лодке.24 Но Амальфи все еще считался. В 1127 году Амальфи и Пиза заключили договор о дружбе. Но в 1135 году пизанцы присоединились к германскому вторжению в недавно созданное норманнское королевство на юге Италии и Сицилии. Рожер Сицилийский разрешил амальфитанским кораблям покидать порт и нападать на любые вражеские суда - несомненно, его новые подданные мечтали найти бродячие пизанские купцы, доверху набитые дорогими товарами. Пока амальфитанцев не было, пизанский флот вошел в гавань Амальфи и разграбил город, унеся с собой большую добычу; в 1137 году они напали снова.25 Морская торговля Амальфи распространилась на воды Тирренского моря, включая Палермо, Мессину и Сардинию, в то время как сухопутная торговля в южной Италии развивалась успешно, так что многие внутренние города, такие как Беневенто, стали обладать небольшими ядрами амальфитанцев.26 К 1400 году Амальфи стал источником не слишком привлекательных, но основных товаров, таких как вино, масло, сало, шерсть и льняные ткани, хотя он также стал известен своей тонкой бумагой.27 Под этими изменениями скрывалась поразительная преемственность. Амальфитанцы всегда понимали, что море - не единственный источник средств к существованию. Они продолжали возделывать виноградники на крутых склонах полуострова Сорренто и не считали себя просто профессиональными купцами.28

Более широкие изменения, затронувшие Средиземноморье в двенадцатом веке, оставили Амальфи на обочине: он находился слишком далеко от новых центров бизнеса на севере Италии и за Альпами. Генуэзцы, пизанцы и венецианцы получили достаточно легкий доступ во Францию и Германию, не говоря уже о Ломбардской равнине, и смогли наладить связи с великими суконными городами во Фландрии, так что продажа тонкой фламандской шерстяной ткани покупателям в Египте стала регулярным источником прибыли для генуэзцев. Амальфи представлял более древний порядок торговли, в котором небольшое число купцов перевозило ограниченное количество дорогих предметов роскоши из центров высокой цивилизации в исламском мире и Византии к столь же небольшому числу богатых князей и прелатов в Западной Европе. Отныне элита Амальфи, Равелло и соседних городов использовала знания по ведению записей и бухгалтерии, переданные их предками, чтобы поступить на государственную службу Сицилийского королевства, где некоторые из них сделали очень успешную карьеру. Эта элита не утратила своего пристрастия к восточным мотивам. Семья Руфоло из Равелло построила в XIII веке дворец, заимствовавший исламские архитектурные стили, а собор Амальфи с его знаменитой "Райской клуатрой" напоминает элементы как исламского, так и византийского стиля.29 Решение заимствовать восточные мотивы не означало особой открытости к другим религиям и культурам. Как и в Венеции, экзотические стили провозглашали богатство, престиж и семейную гордость, а также ностальгию по тем временам, когда Амальфи (вместе с Венецией) доминировал в связях между Востоком и Западом.

В тот же период затмилась еще одна группа торговцев и путешественников - купцы из Генизы. Около 1150 года поток купеческих писем, хранившихся в каирской Генизе, начал иссякать;30 после 1200 г. из него исчезли и дела, не связанные с Египтом. Огромный мир, простиравшийся от Аль-Андалуса до Йемена и Индии, теперь сузился до долины и дельты Нила. Среди политических бедствий - возвышение секты Альмохадов в Марокко и Испании, которая была нетерпима к иудаизму; среди еврейских беженцев с Альмохадского Запада был философ и врач Моисей Маймонид.31 Однако самой большой трудностью, с которой столкнулись купцы Генизы, было усиление итальянцев. Венеция и Генуя не поощряли еврейские поселения - по словам испанского еврейского путешественника, в Генуе около 1160 года было всего два еврея, которые переехали из Сеуты в Марокко.32 По мере того как итальянцы все больше контролировали коммуникации по всему Средиземноморью, а мусульманское торговое судоходство все больше подвергалось нападениям христиан, старые морские пути становились все менее привлекательными для генизских купцов. А с ростом военно-морской мощи Италии даже морские пути между Византией и Египтом, по которым в прошлом путешествовали евреи из Генизы, перешли в руки итальянских судовладельцев, которые пользовались привилегиями как византийских императоров, так и фатимидских халифов.

Была еще одна важная причина, по которой еврейские купцы утратили свое влияние. В конце двенадцатого века появился консорциум мусульманских купцов, известный как Каримис, который взял под свой контроль маршруты, пролегающие по дну Красного моря в сторону Йемена и Индии, на которых евреи были чрезвычайно активны в течение двух предыдущих столетий. Эти пути вливались в Средиземноморье: восточные пряности и парфюмерия прибывали в Айдаб на красноморском побережье Египта, по суше доставлялись в Каир, а затем по воде поднимались по Нилу в Александрию. После того, как в 1180-х годах один из владык крестоносцев Рейно де Шатильон попытался запустить флот в Красное море (в надежде совершить набег на Мадину и Мекку), Красное море было закрыто для немусульманских путешественников. Каримы продолжали доминировать в бизнесе там до начала XV века.33 При посредничестве правителей Египта итальянцы и каримы заключили грандиозное партнерство, обеспечившее регулярный приток перца и других пряностей в Средиземноморье. Торговые сети, которые раньше вели одного человека через всю южную Испанию в Индию, теперь разделились на две части: средиземноморский сектор был христианским, а сектор Индийского океана - мусульманским.

Правители Фатимидов и их преемники, Айюбиды (самым известным из которых был курдский полководец Саладин), все больше интересовались доходами, которые они могли получить от торговли. Это происходило не из меркантилистских побуждений, а потому что они рассматривали торговлю пряностями, в частности, как источник средств для покрытия своих военных расходов. За двенадцать месяцев 1191-2 гг. так называемый налог на одну пятую (хумс) собрал 28 613 золотых динаров с христианских купцов, торгующих через нильские порты. Это означает, что экспорт через эти порты достигал

более 100 000 динаров даже в трудное время - Саладин захватил Иерусалим, шел Третий крестовый поход, и итальянские города, а также южные французские и каталонские города посылали флоты в Святую землю.34 Несмотря на название налога, с таких специй, как тмин, кумин и кориандр, взималась более высокая ставка, чем одна пятая часть, поскольку египетское правительство прекрасно понимало, как охотно западноевропейцы приобретают эти продукты. В конце двенадцатого века арабский таможенник аль-Махзуми составил справочник по налогообложению, в котором перечислил товары, проходившие через египетские порты. Он упоминает гораздо более широкий спектр товаров, чем указано в письмах Генизы: Дамиетта экспортировала кур, зерно и квасцы, на последние из которых в Египте была государственная монополия. Квасцы во все больших количествах требовались европейским производителям текстиля, которые использовали этот тускло-серый порошок в качестве фиксирующего и очищающего средства.35 Египет также был источником льна, который облагался высокими налогами; изумрудов, над которыми правительство устанавливало все больший контроль; золота, награбленного из гробниц фараонов; и столь ценимого лекарства, известного на Западе как mommia - порошок мумии. Порты дельты Нила получали древесину, которая была очень дефицитной в Египте; Александрия приобретала железо, кораллы, нефть и шафран - все это везли на восток итальянские купцы.36 Некоторые из этих товаров можно было классифицировать как военные материалы, и папский двор все больше беспокоила роль североитальянских флотов в поставках вооружения мусульманам, выступавших или выдававших себя за главные военно-морские силы обороны латинского королевства Иерусалим. Арабские авторы упоминают тип щита, известный как джанавия, то есть "генуэзский", что позволяет предположить, что по крайней мере некоторые из этих щитов были привезены из Италии нелегально.37

Иногда напряженность закипала, и итальянских купцов арестовывали, но Фатимиды и Айюбиды не могли рисковать, подрывая свои финансы. Однажды пизанские моряки напали на пассажиров-мусульман на борту пизанского корабля; они убили мужчин и обратили в рабство женщин и детей, а также украли все товары. В отместку египетское правительство заключило в тюрьму находившихся в Египте пизанских купцов. Вскоре после этого, в 1154-5 годах, пизанцы отправили посла в фатимидский Египет. Отношения были налажены, и было получено обещание безопасной перевозки купцов.38 Не только пизанцы предпочитали Египет Святой земле. Из почти 400 венецианских торговых договоров, сохранившихся до 1171 года, неудивительно, что более половины касаются торговли с Константинополем, а семьдесят один - с Египтом, что гораздо больше, чем торговля с латинским королевством Иерусалим.39 Это лишь случайные отрывки из массы документов, в основном утраченных, но они свидетельствуют о том, насколько сильной была приманка Востока.

Северо-западная Африка также привлекала итальянских купцов, когда доступ в Константинополь, Александрию, Акко или Палермо был затруднен из-за ссор с их правителями. Пизанцы и генуэзцы посещали порты Магриба, чтобы приобрести кожу, шерсть, тонкую керамику и, из Марокко, все большее количество зерна. Особенно важны были поставки золота в виде золотой пыли, которое попадало в города Магриба по караванным путям, тянувшимся через Сахару.40 В середине двенадцатого века эти земли оказались под властью бескомпромиссной секты ислама Альмохадов. Альмохады имели собственного берберского халифа и рассматривались мусульманами-суннитами (такими, как Альморавиды, которых они в основном сменили) как ересь. Его главной особенностью была попытка вернуться к тому, что считалось чистым и незамутненным исламом, основополагающим принципом которого было абсолютное единство Бога - даже называть его атрибуты, такие как милосердие, означало неправильно понимать истинную сущность Бога. Несмотря на враждебное отношение к еврейским и христианским меньшинствам, халифы Альмохадов в Испании и Северной Африке приветствовали иностранных купцов, которых они рассматривали как источник дохода. В 1161 году генуэзцы отправили посольство к халифу Альмохадов в Марокко; был заключен пятнадцатилетний мир, и генуэзцам было гарантировано, что они смогут свободно путешествовать по территории Альмохадов со своими товарами, не подвергаясь притеснениям. В 1182 году Сеута занимала 29 процентов от общего объема генуэзской торговли, немного опережая норманнскую Сицилию, но если включить Буги и Тунис, то Северная Африка доминировала в торговле Генуи, занимая почти 37 процентов.41

Генуэзцы приобрели фондук - склад и штаб-квартиру с жилыми помещениями - в Тунисе, Буги, Махдии и других городах на побережье Северной Африки. Остальные здания фондюков в Тунисе относятся к XVII веку и принадлежали итальянским, немецким, австрийским и французским купцам.42 Фондюки итальянцев и каталонцев могли превратиться в целый купеческий квартал. Акты генуэзского нотариуса Пьетро Баттифольо от 1289 года свидетельствуют о большой и оживленной генуэзской общине в Тунисе, состоявшей из купцов, солдат, священников и падших женщин, которые гордились своей таверной, наполненной бочками с вином, из которой даже правитель Альмохада с удовольствием брал налоги.

IV

По торговым контрактам можно восстановить жизнь и карьеру нескольких успешных генуэзских и венецианских купцов. На вершине социальной лестницы стояли крупные патрицианские семьи, такие как делла Вольта из Генуи, члены которых часто занимали должности консулов и руководили внешней политикой республики - заключали ли они мир или войну с норманнской Сицилией, Византией, мусульманами Испании и так далее. Поскольку они также были активными инвесторами в заморскую торговлю, они имели большое преимущество и могли заключать политические договоры, которые приносили коммерческие дивиденды, которые они стремились использовать.43 Крупные генуэзские семьи были объединены в тесные кланы, и общие интересы клана преобладали над непосредственными интересами отдельного человека.44 Ценой, которую заплатила Генуя, стали острые фракционные распри, когда соперничающие кланы пытались получить контроль над консульством и другими должностями. С другой стороны, венецианскому патрициату обычно удавалось сдерживать раздоры, признавая власть дожа как первого среди равных; и снова великие семьи, такие как Дзиани, Тьеполо и Дандоло, доминировали как на высоких должностях, так и в торговле с действительно прибыльными направлениями, такими как Константинополь и Александрия. Их успех оказал влияние на судьбы городской верхушки среднего класса, в которую входили многие очень успешные купцы. Не только происхождение отличало великие патрицианские дома от плебейских купцов; патриции также могли использовать гораздо более разнообразные активы, так что если торговля замирала во время военных действий, у них оставались доходы от городской и сельской собственности или налоговые фермы. Их положение было менее шатким, чем у обычных купцов; они обладали большей устойчивостью. Таким образом, хотя торговая революция принесла многим состояние, она также способствовала обогащению элиты и скорее укрепила, чем ослабила ее главенствующее положение в великих приморских городах Италии XII века.