Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2

Шульман Нелли

— Я твоя мать, — Мария Федоровна подошла к нему, — я имею право на все, помни это. Полюбуйся, — она вытащила из-за корсета лист бумаги, — генерал Сукин прислал с гонцом из Петропавловской крепости.

Николай пробежал записку глазами и поморщился: «Maman, что за суеверия. Подумаешь, семь раз молния виселицу разбивала. Построят еще раз, ничего страшного».

— Ты хочешь, чтобы следующая молния в кровать твоего сына ударила? — угрожающе спросила вдовствующая императрица. «Ты, Nicolas, помни, кровь наследника престола на твоих руках будет. Еще неизвестно, что с Адини случится, — женщина перекрестилась, —

нянька говорит, она того шара, светящегося, ручкой коснулась. Но, вроде, она бойкая, не заболела. А с женой твоей, сам видишь, несчастье. Не испытывай судьбу, Nicolas, — велела ему мать, — у тебя виселица на шесть человек была построена?»

Он, невольно, кивнул.

— Вели построить на пять, — приказала Мария Федоровна, — и Федосье Давыдовне Воронцовой-Вельяминовой, — она взяла его за рукав мундира и подтолкнула к столу, — на письмо ее ответь. Она о прощении для своего сына молит.

Николай, угрюмо, молчал.

— Я с ней одних лет была, как тебя родила, — внезапно сказала мать, — только ты у меня девятый был, а у нее Петр Федорович один. Отправь его в Сибирь, навечно, Nicolas, в этом я с тобой спорить не буду. Но жизни не лишай, не иди против завещания брата твоего покойного. И ей не прекословь.

— Кому — ей? — спросил император, глядя на вздувшуюся под дождем, волнующуюся Неву.

Мария Федоровна не ответила. Молнии били в крепость, яростные, белые, наплавной мост мотался под ветром, набережная была безлюдна.

— Петербургу быть пусту, — отчего-то вспомнил Николай. «Воронцовы-Вельяминовы кровные родственники наши. Боярин Петр Федорович, что Посольский Приказ возглавлял, на двоюродной сестре царя Михаила был женат. И у князя Дмитрия Донского мать Вельяминова была».

— Ей, — повторила мать. «Не зря твоя бабка ко мне во сне являлась, Nicolas. Садись, пиши решение о помиловании. Пиши генералу Сукину, Федосье Давыдовне пиши. И дай им с Петром Федоровичем встретиться, перед тем, как его на вечную каторгу отправят. Старые же люди, они больше сына не увидят».

— Только им, — предупредил мать Николай, окуная перо в чернильницу. «И так я слишком милосерден, maman».

Он писал и усмехался про себя: «Не увидят. Это совершенно точно, об этом я позабочусь. Кое-какие распоряжения пошлю в Сибирь, касательно Петра Федоровича. Евгения Петровна, наверняка, попросит разрешения вслед за мужем поехать. На коленях будет просить…, - Николай закрыл глаза. Император заставил себя успокоиться: «Кроу. С ними я тоже покончу. Никого в этом змеином гнезде не оставлю. Не сейчас, конечно, после казни. Ничего, я подожду».

Он посыпал чернила песком и вздрогнул. Молнии, казалось, били уже в самый дворец.

Степа посмотрел на медленно открывающиеся ворота крепости. Мальчик тихо спросил, держа за руку мать: «А я папу увижу?»

Юджиния только кивнула, глядя лазоревыми глазами на метавшихся в голубом, ярком, утреннем небе, чаек. Грозы прекратились, потеплело, и женщина подумала: «Ехать будет хорошо, дороги уже сухие. Да что это я, нам еще не разрешили последовать за Петей. Господи, все равно, спасибо, спасибо тебе».

Получив письмо от императора о помиловании, свекровь выстояла ночь на коленях перед иконами. Ранним утром, зайдя к Юджинии, Тео велела:

«Богородицу возьмешь туда, в Сибирь. И шпагу ему привезешь».

— Тетя Тео, — Юджиния всхлипнула, — император написал, — лишение чинов и дворянства, гражданская казнь и ссылка в Сибирь навечно. Я, может быть, и не увижу Петю больше, — женщина расплакалась, — кто знает, как там все будет.

— Господь милостив, — Тео присела рядом с невесткой и привлекла ее к себе. «Видишь, жив Петя. А что дальше случится, — она помолчала, — то в руке Божьей. Сама знаешь, мать твоя не остановится, пока мы все в безопасности не окажемся. Если не Пете, так сыну твоему — и сабля пригодится, и образ Богородицы. Они в семье с незапамятных времен были, а мы, — Тео вздохнула, — мы после тебя двинемся в Сибирь, как ты нам напишешь, где вы оказались».

Они ничего не знали. Федор, рассматривая карту, хмуро сказал: «Понятно, что их за Байкал отправят. Скорее всего, в Читу, а оттуда далее на север. Надо через Екатеринбург ехать, а потом в Иркутск. Ничего, — он погладил внука по голове, — и в Сибири люди живут».

Степа уже выбрал игрушки, что хотел взять с собой. Ему только было жалко, что бабушка Марта и дедушка Питер не едут с ним. Однако бабушка Марта, подмигнув ему, лукаво заметила: «Посмотрим, дорогой мой, посмотрим. Может быть, и встретимся».

Тогда, в спальне, Юджиния прижалась щекой к плечу свекрови, вдыхая запах роз: «Я к императору поеду, после свидания, буду молить его, пусть разрешит мне за Петей последовать. Так жаль, тетя Тео, так жаль, что только вас к Пете пустят, я бы так хотела его увидеть…»

Дверь заскрипела, мать, — в утреннем, светлом платье, села по другую сторону от нее. Марта твердо велела: «Слушай».

Свекровь и мать говорили. Юджиния, зардевшись, пробормотала: «За ними следят, как же это…, И мне никто свидания не давал, не позволят…»

— Твой свекор, — мать взяла ее руку, — к генералу Сукину ездил, они вместе сражались. Комендант сказал — закроет на это глаза. У вас полчаса будет, наедине. Только кандалы с него не снимут, — мать вздохнула, — не положено. Сначала он с родителями и сыном увидится, а потом с тобой. В глазок смотреть не будут, — мать, внезапно, улыбнулась. «Насчет Джоанны ему скажи. Может, и правда, как-то удастся связаться с полковником Пестелем. Того-то вешать будут, — Марта помрачнела. «Потом тебя проводим, и сами уедем. Думаю, Георг к тому времени как раз ноту пришлет».

— Сейчас как раз время, — Юджиния, все еще краснела. «Господи, если получится, то дитя в конце зимы родится. Дядя Теодор рассказывал — там морозы жестокие. Ничего, — ласково подумала она, — справлюсь. Нас оттуда вызволят, обязательно».

Они зашли во двор, в сопровождении жандармов. Сукин, поклонившись дамам, тихо сказал Федору: «Пусть невестка ваша пока у моего дома погуляет, потом, — генерал улыбнулся, — мы ее позовем».

— Папу с мамой сюда не пустили, конечно, — грустно подумала Юджиния, идя через вымощенную булыжником площадь. «Они ведь иностранные подданные». Она обернулась — сын шел к Алексеевскому равелину, держа за руки бабушку и дедушку. Юджиния перекрестила его рыжую голову. «Высокий он какой, — улыбнулась она. «Пять лет, а уже как восьмилетний. Тетя Тео рассказывала, Петя тоже такой был».