Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2

Шульман Нелли

— Некоторые прошения о разводе подали, — оглянувшись на дверь, шепотом, заметила Трубецкая

— Господь им судья, — отрезала Юджиния, — говорить даже не хочу об этом. А список, — она внезапно улыбнулась, — моя матушка и свекровь составляли. Они во время оно поездили немало. Тетя Тео, как из Франции бежала, и коров доила, и полы мыла. Все будет хорошо, — Юджиния обняла Трубецкую. Вдохнув запах духов, женщина почувствовала, что у нее кружится голова.

Юджиния никому не говорила о том, что случилось во дворце. Вернувшись, домой, она сразу прошла в умывальную. Сделав

то, что было надо, выбросив разорванное белье, Юджиния села в одной рубашке на кушетку.

— Нельзя, — приказала она себе. «Папе восьмой десяток и дяде Теодору тоже. Если я хоть словом обмолвлюсь, они не остановятся перед тем, чтобы его убить, я их знаю. Тогда все мы погибнем. Надо просто забыть об этом. Этого не было».

— Не было, — повторила она и стала одеваться. Потом из дворца пришло высочайшее разрешение на отъезд. Погрузившись в хлопоты, Юджиния не следила за календарем.

Сейчас она внезапно улыбнулась. Справившись с головокружением, женщина шепнула Трубецкой: «Давай чай пить. Я тебе обещаю, в Сибири мы школу устроим, я детей музыке учить начну».

— В конце концов, — Юджиния взяла чашку, — мы там ненадолго. Отправлю весточку в Кантон, мама обо всем позаботится. Доберемся до Китая, сядем на корабль…, - она напомнила себе, что в Екатеринбурге надо будет сходить к акушерке: «Маме и тете Тео ничего пока говорить не буду, срок совсем небольшой. Потом их порадую. Истинно, Господь о нас позаботился».

— Ты, Эжени, вся сияешь, — ласково сказала Трубецкая, — счастливая ты, осенью уже мужа увидишь.

— Хоть издали, — отозвалась женщина, — но да, увижу. Давай, — она велела, — поедим, и будем сундуки твои складывать.

Юджиния остановилась посреди своей спальни. Все уже было убрано, мебель затянута холстом. Вздохнув, она почувствовала у себя на плече твердую руку матери. «Не надо, — тихо сказала Марта, обнимая плачущую дочь, — не надо, милая. Ты, главное, весточку в Кантон пришли. Обо всем остальном мы позаботимся. Может, — она подмигнула Юджинии, — я и сама приеду. Тряхну стариной, так сказать».

— Вы всем привет передавайте, — попросила Юджиния, так и не поднимая лица с надежного плеча Марты. «Тедди, Элизе, Мартину, всем племянникам моим…»

— Как мы вас в Лондон привезем, — задумчиво отозвалась Марта, — они, может быть, и женятся уже. Тед и Бенедикт, большие же мальчики. Я, пока от вас письма дождусь, в Америку съезжу, посмотрю на сыночка Фрименов, с Тедди и семьей побуду…, - она обернулась и ласково позвала мужа, что стоял на пороге: «Иди сюда, Питер».

Питер смотрел на дочь и вспоминал, как четверть века назад, в Мейденхеде, он стоял на коленях у изголовья кровати, держа Марту за руку, шепча ей что-то нежное, вытирая пот с ее лба. Ребенок отчаянно, звонко закричал. Марта, приняла ее на руки: «Рыжая. А глаза твои, лазоревые». Девочка повертела головой. Питер, осторожно коснувшись ее ручки, тихо сказал жене: «Спасибо, спасибо тебе, любовь моя».

Он обнял дочь и, покачав ее, прижав к себе, улыбнулся: «Совершенно не о чем плакать, милая. Скоро мы все увидимся и будем жить спокойно. Вы со Степой езжайте, и берегите

себя, — он поцеловал ее в белый, теплый лоб.

— Значит, ты поняла, — тихо сказала Марта дочери. «Записку в Кантон шифром напишешь. Там поймут, вся торговая корреспонденция так посылается. И не одно письмо отправь, а несколько, на всякий случай. Как только оно до нас дойдет, мы в путь тронемся».

Когда они вышли в переднюю, жандармы поднялись, и Марта хмыкнула: «Следствие закончено, приговор вынесен, казнь состоялась, а их так и не убрали. Николай в своем праве, конечно. Теодор и Тео все же российские подданные».

Предыдущей ночью, в спальне, она спросила мужа: «Может быть, Юджинии мой пистолет дать, с собой? Стрелять она умеет…»

Питер положил ее голову, — с распущенными, бронзовыми волосами, — себе на плечо, и поцеловал: «Не стоит, любовь моя. Опасно это. Она все-таки теперь жена каторжника, хоть и ненадолго все это…, Наверняка ее комнаты обыскивать будут, не надо рисковать. Теодор тоже так считает. А что в каморке? — спросил Питер у жены.

— Все уже здесь, — она указала на туалетный столик, где стояла шкатулка. «Как уезжать будем, я эти паспорта и пистолет на себе спрячу. Личный досмотр они не сделают. Юджиния два паспорта берет, пустых, и Тео с Теодором я два оставляю».

— Правильно, — подумал Питер, — Майкл сюда легально приедет, с визой, ему эта каморка не нужна.

— Когда придет время, — заключила жена, — им в Сибири с места сниматься, то границу мы с ними пешком перейдем. А в Китае будем английскими документами пользоваться.

Она наклонилась над мужем. Увидев его глаза, погладив седоватые, темного каштана волосы, Марта вздохнула: «А кому еще за ними ехать? У всех дети, маленькие. Мартин наследник, у Элизы дочке пять лет…, И русского никто не знает. А я за год, в общем, уже неплохо стала разговаривать».

— Бенедикт знает, — Питер устроил ее на себе. «С ним сюда и отправитесь. Он мальчик умный, на правительство работает, умеет держать язык за зубами».

— К той поре и Джон из Австралии вернется, — Марта встряхнула головой. «Вот и славно, ему дела передам, отпуск возьму, и поедем в Сибирь. Еще хорошо, что, пока я здесь сижу, у собора Святого Павла есть, кому за работой присмотреть».

Она приникла к его губам. Питер, смешливо, шепнул: «Ничего, любовь моя. Помнишь, ты мне обещала — до ста лет. Мы с тобой еще правнуков увидим».

Жена заснула, держа его за руку. Он, глядя в потолок, белеющий в неверном свете северной ночи, вздохнул: «Хоть бы все получилось».

— Пошли, — он подтолкнул дочь, — уже и готово все.

Юджиния была в черном, простом, тонкого сукна платье, в такой же шляпе, в крепких ботинках. Тео и Теодор стояли внизу, у экипажа. Марта взглянула на жандармов, что прогуливались вдоль Фонтанки: «Даже здесь в покое нас не оставляют».

Утро было свежим, над Невой едва поднимался рассвет. Степа, — тоже в простой курточке и бриджах, — устроился под боком у деда. «Степан Петрович, — весело сказал Федор, — озеру Байкал привет передавай. И клинок береги. Это наше оружие, родовое. Помнишь, что там, на эфесе написано?»