Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2
Шрифт:
Джоанна посмотрела на покрытые холстами тела: «Почему только ты не можешь стать признанным врачом, доктором медицины?».
— Я занимаюсь, — Дебора вернулась к трупу, — частным образом, с лейденскими профессорами. Сама понимаешь, — она указала окровавленным ножом на труп, — все мои заключения подписываются мужчинами. Многие из них хуже, чем я, разбираются в судебной медицине, но что поделать, — Дебора сдула со лба прядь волос и вернулась к работе.
Джоанна, выйдя на улицу, невольно положила руку на живот, прикрытый темным, простым платьем: «Интересно,
В начале лета в Стокгольм приехал Майкл, с Бенедиктом. Он привез Джоанне письма от матери: «Милая моя доченька, — читала она, — я очень рада, что у меня будет еще один внук, или внучка. У Джона и Евы все хорошо. Года через два, они, наконец, плывут домой. Пьетро растет и радует нас. Ты, когда ребенок станет старше, непременно приезжай в Лондон, и привози месье Поля. Ему здесь понравится, я уверена».
Поль тогда покраснел и проворчал: «Неудобно как-то, твоя матушка же не знает, что…»
Джоанна поцеловала его: «Думаю, она догадалась. Будешь жить в гостинице, вот и все».
Майкл пришел морем, — на небольшой, мощной, паровой яхте с колесами.
— Это прототип, — сказал он, показывая им корабль, — парус на ней есть, конечно, но мы с Беном по дороге сюда делали десять миль в час. За ними будущее, — он ласково погладил деревянную обшивку. Бенедикт весело добавил: «Будущее за кораблями, сделанными из железа, как «Аарон Манби», тот, который сейчас по Сене ходит».
Шведский король взял обещание с Деборы, что его яхта останется в нейтральных водах. «Все равно, — пожал плечами Майкл, когда Дебора вернулась из дворца, — император Николай требует, чтобы я один забирал отца и Марту. Эта яхта как раз в расчете на одного человека строилась».
— Папа! — возмущенно сказал Бенедикт. Они сидели за кофе в гостиной у Деборы. «Мы же говорили…»
— Незачем раздражать Николая, — хмуро ответил Майкл. «Если он так хочет обставить депортацию, нам надо выполнять его волю. Ты останешься на шведской яхте и будешь присматривать за мальчишками, вместе с месье Мервелем».
— Совершенно незачем за нами присматривать, — оскорблено пробурчал Шмуэль. Дебора, подняв руку, велела: «Все, все. Дядя Майкл уже был у русского посла. Ему ясно было сказано — мы доходим на шведской яхте до границы нейтральных вод. Он отправляется в Санкт-Петербург с эскортом из двух военных кораблей, а мы его ждем. Вот и все, и не о чем спорить».
Они прочитали в газетах о казни восставших. Поль, утешая Джоанну, тихо сказал: «Полковник Пестель, наверняка, тебе написал, любовь моя. Тебе и маленькому. Он не мог просто так уйти».
— Я знаю, — Джоанна положила голову ему на плечо. «Знаю, милый. И все равно…, - она вздохнула. Поль, долго, гладил ее по голове, шепча что-то ласковое, целуя такие знакомые, мягкие губы.
Сейчас он обнял ее и улыбнулся: «Толкается». Джоанна потянулась и посмотрела за окно: «Русские корабли! Надо вставать, Майкл отправляется».
На палубе было уже солнечно, мальчишки и Дебора стояли у трапа. Джоанна отозвала Майкла в
То же самое сказала Майклу и Элиза, когда они с Беном уезжали из Лондона. Мартин, сидя в своем кабинете, в конторе «Клюге и Кроу», разглядывая карту Китая, только затянулся сигарой: «Ничего. Ты папу с мамой сюда привези, а Юджинию и ее семью я оттуда, — он ткнул сигарой куда-то за Байкал, — вызволю, не будь я Мартин Кроу».
— И что вы так все беспокоитесь, — недовольно сказал Майкл, наклонившись над плечом младшего брата. «Дойду до Санкт-Петербурга, приму на борт отца и Марту, и вернусь в Стокгольм. Все. Прогулка, не более того».
Лазоревые, отцовские глаза Мартина внезапно похолодели. Он, упрямо, повторил: «Будь осторожней».
— Буду, — недовольно заметил Майкл сейчас, глядя на живот Джоанны. «Ты, на сносях, могла бы и не ходить в море. Подождала бы нас в Стокгольме, за Мишелем бы Дебора присмотрела».
На нежном пальце Джоанны блеснул синий алмаз, и она покачала головой: «Тетя Марта и дядя Питер меня спасли. Я никуда не двинусь, пока не увижу их здесь, — она топнула изящной, в простой туфле ногой, по доскам палубы.
— Ладно, — вздохнул Майкл и стал спускаться по трапу. Из трубы яхты шел темный дым, два русских военных бота крейсировали поодаль. Бенедикт, помахав отцу, положил руку на золотой медальон. Еще в Стокгольме, отдавая его Бену, отец, смешливо, сказал: «Подержишь у себя, пока я не вернусь. Там кольцо внутри, что я для мамы твоей сделал — он поднял бровь, — может, оно тебе сейчас нужно?»
— Через три года, — твердо ответил Бен. Отец только хмыкнул: «Больше ничего не спрашиваю».
Бенедикт стоял на носу шведского корабля, глядя на отца. Майкл устроился у штурвала яхты, в простой, холщовой матросской куртке, покуривая сигару. Обернувшись, он крикнул: «Скоро вернусь!»
— Через три года, — счастливо повторил Бен, провожая глазам седоватую голову отца. «Когда Тони шестнадцать исполнится». Он посмотрел на восток — корабли уже почти пропали из виду. Над морской водой остался только легкий, темный дымок. Вскоре и он рассеялся. Бен, повернувшись к мальчишкам, велел: «Спускаем шлюпку. Нам теперь только и остается, что купаться и рыбу ловить».
— Есть спускать шлюпку! — рассмеялся Мишель. Бен еще раз взглянул на восток — горизонт был пуст. Увидев бесконечное, тихое пространство моря, он отчего-то поежился.
Летнее солнце заливало кабинет, пятна света лежали на драгоценном паркете, пахло сандалом. Николай, стоя напротив большой карты империи, что висела на стене, склонив голову, поставил карандашом едва заметную точку в белом пространстве за Байкалом. «Нерчинск, — сказал он себе под нос, — и Горный Зерентуй. Они близко друг от друга, рядом граница, вот и отлично. Обвиним Петра Федоровича в подготовке заговора с целью освобождения других бунтовщиков».