Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2

Шульман Нелли

Марта посмотрела ей вслед. Выдохнув, она стала подниматься наверх.

Булочник поднял глаза и расплылся в улыбке: «Чем могу служить, мадемуазель?». Высокая, тонкая девушка в простом платье и чепце тщательно отсчитала медь. Она тихо попросила: «Булочку, пожалуйста».

— Как я хочу, есть, — подумала Констанца, пошатываясь от запаха свежей выпечки. Она приняла булочку. Пробормотав: «Благодарю», девушка вышла.

— Красавица, только бледная очень, — одобрительно подумал булочник. «Глаза, какие, будто каштаны».

Оказавшись на улице, Констанца вцепилась зубами в мягкую булку. Девушка, урча,

проглотила ее.

— Еще хочу, — поняла девушка. «Может, не стоило сюда приезжать, опасно же. Но у меня совсем ничего не осталось в кладовой, и денег, — она грустно покачала бархатный мешочек, что висел на запястье, — совсем мало. К себе идти нельзя, там соседи, могут донести…, - Констанца поправила холщовую суму на плече, — там лежали тетради с черновиком книги. Оглянувшись, достав маленький блокнот, она быстро написала:

— Над осенним Парижем кружатся вороны. Ветер гоняет по мостовой обрывки плакатов, на стены наклеены листовки с призывами о поиске шпионов. Город пуст, он затаился, ожидая очередного приговора Революционного Трибунала. Чьи головы покатятся с эшафота на этот раз?

Констанца вспомнила вкус булочки и строго велела себе: «Нельзя! Это просто усталость, волнение. Антуана третью неделю нет, и он даже записки не прислал. Наверняка, ему дали какое-то задание в Комитете, он все время в Арсенале проводит. Так уже было. Ты его увидишь, и все начнется, — она посмотрела на вывеску мясника и почувствовала, как рот наполняется слюной.

— Просто волнение, — твердо повторила Констанца. «Мы же были осторожны, как всегда…, Вторую неделю ничего нет. И есть хочется, все время, даже ночью от голода просыпаюсь».

Она подошла к выпуску «Друга Народа», наклеенному на стену и стала читать репортаж о казни королевы. «Жаль, что меня там не было, — хмыкнула Констанца. Она стала рассеянно просматривать подвал, озаглавленный: «Смерть шпионам!».

Девушка почувствовала, как кружится у нее голова и схватилась рукой за стену. «Благодаря бдительности Комитета Общественного Спасения и лично месье Робеспьера, была раскрыта сеть заговорщиков, имевшая своей целью восстановление ненавистной монархии. Гнусные изменники, без рода и племени, возглавлялись герцогом и герцогиней Экзетер, которые были обезглавлены по приговору Трибунала на площади Революции.

Это они организовали похищение великой актрисы, символа Франции, мадемуазель Бенджаман, погибшей в их грязных лапах вместе с сыном месье Робеспьера. Однако возмездие нашло этих предателей — грязный поповский наймит, английский шпион, так называемый месье Корнель — тоже нашел свою смерть. Как стало известно Комитету Общественного Спасения, именно он получал сведения о вооружении нашей армии от недавно арестованного Антуана Лавуазье, и передавал их Экзетерам.

Как сказал месье Робеспьер, выступая в Якобинском клубе: «Память о мадемуазель Бенджаман и невинном ребенке навсегда останется в наших сердцах. Мы скорбим об утрате, которую понесла вся Франция. Поэтому, граждане, надо быть особенно бдительными, и сообщать о любом подозрительном соседе, о любом услышанном вами разговоре, ибо враги не дремлют. Гидра монархии бряцает своим ржавым оружием у границ нашей Франции. Это они снабжают деньгами и оружием дикарские орды в Вандее, разбитые и отброшенные в леса, это они сеют страх, панику и сомнения в наших рядах. Не позволим!»

Констанца перевела взгляд на старую, выцветшую листовку, что висела рядом с «Другом Народа». «По делу о подлом убийстве народного

трибуна, Жан-Поля Марата, разыскивается опасная преступница, английская шпионка, Констанца ди Амальфи. Роста высокого, телосложение стройное, глаза карие, волосы рыжие, носит мужское платье…, - девушка пошатнулась и услышала сзади добродушный, с простонародным акцентом голос: «Дай руку!».

Женщина с корзиной усадила ее на мостовую и покачала головой:

— У меня так же было, как первого носила. Бывало, иду с рынка, и в обморок хлопнусь. Вот, — она протянула Констанце горбушку от багета, — пожуй. И носи с собой что-нибудь съестное. Потом пройдет, — женщина коротко улыбнулась. Потрепав Констанцу по плечу, она ушла.

Девушка проглотила хлеб и уронила голову в ладони:

— А Элиза? Луи-Шарль опять в тюрьме, в газете написано было. Элизу, наверное, тоже в Тампле держат. Или просто застрелили при аресте. Бедная тетя Тео, дядя Теодор, Мишель…Никого, никого нет. И Антуан в тюрьме…, - Констанца вздрогнула и положила руку на живот.

— Дитя, — нежно подумала она. «Наше дитя. Он должен знать, надо добиться с ним свидания, под чужим именем, достать документы…Я никуда, никуда отсюда не уеду, пока Антуан жив».

Констанца поднялась. Помявшись, решительным движением поправив чепец, девушка пошла к Пантеону.

Она поднялась на крыльцо красивого особняка, что стоял на узкой, тихой улочке, и вздохнула: «Я знаю, она человек чести. Антуан бы не женился на другой женщине. Она не будет на меня доносить».

Девушка постучала в дверь с простой, медной табличкой: «Антуан Лавуазье, ученый». Женщина, что открыла, была много ниже Констанцы — худенькая, с просто причесанными, белокурыми волосами, в темном, шерстяном платье.

— Это она, — поняла Мари-Анн. «Какая красивая. И она молодая, совсем, не больше двадцати. Бедная девочка, ни кровинки в лице. Наверное, знает уже. Я бы поехала, разыскала ее, но ведь мне даже свидания пока не давали, я не видела Антуана…»

— Здравствуйте, мадам Лавуазье, — собрав все силы, сказала Констанца и не выдержала — расплакалась.

Она сидела за кухонным столом, грея руки о фаянсовую кружку с теплым молоком. Мари-Анн сняла с очага горшок и разлила суп:

— Третьего дня пришли, обстановку описали. Правда, я кое-что продать успела, кое-что в провинцию отправить. Сказали, чтобы меня к воскресенью уже тут не было. Антуан в тюрьме Порт-Либр. Я, конечно, никуда не поеду. Сняла комнату, неподалеку, уже и книги его туда перенесла, и бумаги. Все, что в Арсенале было, в лаборатории его — конфисковали. Но я добьюсь, чтобы вернули, — мадам Лавуазье стукнула кулачком по столу и торопливо добавила: «Вы ешьте, ешьте, милая, пожалуйста».

— Надо сказать, — велела себе Констанца. Подняв темные глаза, она проговорила: «Мадам Лавуазье, я должна вас предупредить — меня разыскивает Революционный Трибунал. И я…, я очень перед вами виновата, я пойму, если вы захотите, чтобы я ушла…»

— Да что ты, милая! — Мари-Анн положила маленькую, худенькую ручку на ее ладонь. «Справимся, ты не волнуйся. Я напишу родне в Орлеан, они пришлют какие-нибудь бумаги. Сделаем тебя моей кузиной, — она улыбнулась. Констанца, глядя в голубые, окруженные морщинками глаза, тихо сказала: «Просто мне совсем, совсем некуда идти, мадам Лавуазье. Моя семья в Англии, все мои близкие погибли…, - она сглотнула слезы и совсем уже шепотом добавила: «Я не могу, не могу никуда уезжать, пока Антуан…, месье Лавуазье в опасности».