Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2

Шульман Нелли

Мертвые, светло-голубые глаза подернулись пеленой дождя. Уборщик, подняв голову, швырнул ее вниз, на телегу, где лежали тела казненных людей.

— Вставай, — услышала Марта голос сверху. Вцепившись руками в борта телеги, извиваясь в окровавленном сене, она подумала: «Вот и все. И маленький не выживет, четвертый день схватки. Когда меня та акушерка осматривала, я почти без памяти была…Больно, как больно…, Джон, Господи, упокой душу его. Пусть Элиза спасется, пожалуйста, пусть доберется до семьи».

Она попыталась подняться. Стоя на четвереньках, крича,

кусая губы, Марта услышала ропот толпы.

– Звери! — завизжала какая-то торговка. «Да что же вы делаете, мерзавцы, она же родит сейчас! Господь вас накажет!»

— Отпустите бедную женщину, — поддержал ее кто-то из ремесленников, — она же на ногах стоять не может!

— Звери! Ублюдки! — кричала толпа, камень ударился в эшафот, откуда-то сзади в солдат полетели комки грязи. Фукье-Тенвиль, злобно кусая губы, прошипел: «Я тебе говорил, Максимилиан, сейчас начнется бунт. Нельзя недооценивать женщин. Или прикажешь стрелять по безоружной толпе? Вряд ли это произведет хорошее впечатление».

— Звери! — надрывалась толпа, окружившая телегу. «Пощады, пощады!». Марта рухнула в сено и зарычала — все тело, будто выворачивалось наизнанку. Голова была горячей, тяжелая боль билась в висках. Она, обессилено закрыв глаза, попросила: «Позаботься о Элизе, Господи».

Худой мальчишка, пробравшись через толпу, нырнул под телегу и ловко ощупал окровавленный подол платья. Мать лежала без памяти, с раздвинутыми ногами. Элиза приказала себе: «Не смей, не смей плакать». Темная, почти черная кровь лилась на влажное от дождя сено.

Она вырвала кольцо из подола. Подергав за рукав одного из солдат, девочка разжала худую ладошку. «Это алмаз, — свистящим шепотом сказала Элиза, вспомнив, что ей говорила мать. «Индийский, из Голконды, он такой один на всей земле. Дайте нам уйти».

Эшафот содрогался под градом камней, толпа выла. Солдат, переглянувшись с другими, показав им кольцо, кивнул. Элиза с трудом стащила мать с телеги, — та даже не открыла глаз. Поддерживая ее, девочка пропала за спинами людей.

— Максимилиан! — прокурор вцепился в перила балкона. «Мы сейчас доведем дело до смуты, ты этого хочешь? Чтобы пролилась кровь рабочих?».

Робеспьер выругался и крикнул: «Остановить казнь!»

Толпа выдохнула и расступилась. Робеспьер, увидев пустую, со скомканным холстом телегу, повернувшись к Фукье-Тенвилю, процедил сквозь зубы:

— А теперь ищи эту волчицу по всей Франции, мой дорогой прокурор революционного Трибунала! Надеюсь, ты рад — осужденная на казнь английская шпионка сбежала с эшафота!

— Максимилиан, она все равно умрет…, - растерянно ответил Фукье-Тенвиль.

— О нет, — сказал Робеспьер, вынув из кармана плаща белый платок, замахав им. Опять зазвучала барабанная дробь. Робеспьер холодно добавил:

— Такие люди, как она — никогда не умирают, поверь моему слову. Только все равно, — добавил он, подумав, — пусть ее оставят в списке тех, кого сегодня гильотинировали. Незачем поддерживать слухи о том, что она жива.

Чья-то голова покатилась с эшафота, толпа забурлила, крича:

«Смерть шпионам!». Робеспьер, усмехнулся: «Как видишь, мой друг — их милосердие недолговечно».

В низкой, темной каморке горела свеча, удушливо пахло кровью, какими-то травами — горький, отчаянный запах смерти. Элиза сидела, подобрав под себя ноги, держа холодную, влажную руку матери.

Дверь стукнула. Старая женщина, войдя в комнату, устало вздохнула: «Отнесла, куда ты просила. В те рвы, на кладбище Мадлен, куда трупы казненных сбрасывают. Пусть Господь его призрит. Мы же крестили его, пусть и мертвый был».

— Маленький, какой он был маленький, — вспомнила Элиза. «Мадам Ришар сказала — он давно умер, несколько дней назад, поэтому мама сейчас тоже умирает. Мама, мамочка….- она потянулась и сняла тусклый, маленький крестик с ледяной шеи матери.

— Вот, — сказала девочка, поднимаясь. «Возьмите, мадам Ришар, за труды. У меня больше нет ничего. Он золотой, — добавила Элиза.

— Еще чего придумала, — проворчала старуха. Забрав крестик, акушерка застегнула цепочку на шее Элизы.

— Туда, на кладбище Мадлен, по ночам кюре приходят, е, кто не боится — помолятся за души твоего отца и брата. И мать твою туда же отнесем, как…, - мадам Ришар не закончила. Элиза, вытерев слезы, всхлипнула: «Я с ней буду, пока…, - он присела обратно и ласково погладила короткие, бронзовые волосы, все в холодном поту.

— Вандея, — вспомнилал Элиза, нащупав пистолет в кармане своей блузы. «Так будет правильно. Вандея». Она прилегла рядом с матерью, — та даже не застонала, только прерывисто, слабо дыша. Закрыв глаза, девочка попросила: «Господи, пусть мамочка не страдает. И упокой души папы и братика, дай им приют в сени присутствия твоего».

Элиза приникла щекой к худому плечу матери. Девочка застыла, так и держа ее за руку.

Марта плыла. Там, наверху, была буря, хлестал ливень, огромные валы разбивались о камни, ветер разметал обломки корабля. Под водой, было тихо. Она, набрав воздуха, погружалась все дальше. «Холодно, как холодно, — подумала женщина, стуча зубами, глядя на темную пропасть перед ней.

— С ума сошла, — раздался в ее голове чей-то бесцеремонный голос. Она была похожа на русалку, — подумала Марта, — с мокрыми, распущенными по спине волосами. «Вон отсюда, — женщина сильными руками толкнула ее наверх.

— Так зачем? — вздохнула Марта. «Джона нет больше…, Зачем все это?»

— А дети? — изумилась женщина. У нее были чистые, большие, цвета травы глаза. «У тебя двое, дорогая моя, тебе их вырастить надо. Так что поднимайся наверх, не придумывай».

Марта увидела у себя над головой неверный, слабый свет солнца. «А вы? — она протянула руку.

Женщина чуть улыбнулась. «Там мой муж, — сказала она, показывая вниз. «На него мачта сломанная упала, он ранен, плыть не может. Он в каюте, там воздух есть, попытаюсь его вытащить. Чтобы я тебя тут больше не видела, — женщина, нырнув, пропала в толще воды.