Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972
Шрифт:
Некоторые подробности поездки выясняются из травелога Б. Полевого, написанного сразу по возвращении в Москву:
Поезд из Австрии подходил к городу по неширокой дамбе, и издали показалось, что тут случилось невиданной силы половодье: закопченные здания окраин поднимались прямо из воды, и вода плескалась у самых стен. Потом мы вышли из большого красивого вокзала и тут же убедились, что никакого половодья нет. Широкая лестница спускалась к воде, волны омывали нижние ее ступени. Как троллейбусы, деловито и буднично двигались по каналу маршрутные катера. Точно такси, толпились у причалов на специальных стоянках черные гондолы, красиво выгибая тонкие лебединые шеи. <…>
Расторопные продавцы бойко продавали туристам открытки с видами, пестрые бусы, изготовлением которых славятся местные мастера-кустари, пакетики с кукурузой, которые тут приобретают для кормления голубей. Загорелые женщины из пригородов с грубыми, обветренными лицами выгружали из гондолы на берег большие корзины с букетиками белых и синих подснежников [524] .
524
Полевой Б. Венеция – город тружеников // Огонек. 1956. № 26.
Следуя классическому канону, Полевой особенное внимание уделяет непарадной Венеции, скрытой от менее проницательного туриста за глянцевым фасадом. Отдельно его сочувствием пользовались рыбаки, описание безрадостной жизни которых занимает добрую половину очерка:
Вообще венецианскому рыбаку не до красивых парусов. Все его имущество – это лодка, которую он унаследовал иногда даже не от отца, а от деда. В ней он и живет вместе с женой и старшими детьми, оставив младших на попечении стариков где-нибудь в хижине на отдаленном острове. Здесь же, вернувшись с лова, заведя лодку в один из окраинных каналов, причалив где-нибудь под мостом, рыбак готовит себе пищу. Это густо сваренная кукурузная каша, кусок хлеба, иногда бутылка вина да две-три рыбки похуже, отобранные из улова. Даже в самые удачные годы рыбаку едва хватает денег, чтобы расплатиться с долгами, починить суденышко, подлатать парус, пополнить снасть. Но венецианский рыбак не унывает [525] .
525
Полевой Б. Венеция – город тружеников // Огонек. 1956. № 26. С. 23.
Далее следует опущенная нами (по недостатку места) сцена совместного возлияния советского писателя-орденоносца и неунывающего рыбака – вино из «заветной бутылочки, оплетенной соломкой», алюминиевые кружки.
За полгода до этого поблизости от того же причала дегустировала блюда местной кухни писательница З. А. Гусева, работающая в смежном жанре советской агиографии («Светлый путь работницы», «Партизан Владимир» etc):
Цены на продовольствие в Венеции значительно выше, чем в других городах. На рынке возле Большого канала мы видели, как, отсчитав лиры, женщины бережно клали в корзины каких-то покрытых зеленоватой слизью каракатиц, водянистых скользких осьминогов, что-то вроде задних лап лягушек, рогатых, хвостатых моллюсков – все, что здесь красиво именуется «фрутти ди маре» – плоды моря. Когда их подавали в ресторане красиво подготовленными, они не показались нам вкусными. Итальянцы же ели их с аппетитом и несколько разочарованно смотрели на наши сомневающиеся лица [526] .
526
Гусева З. Венеция (из записной книжки туриста) // Вокруг света. 1958. № 8. С. 35–36.
Описание ее венецианских дней, в общем вполне традиционное (если вычесть экзальтированную реакцию на внутреннее убранство отеля: «Глянешь на стены – и оторопь берет. В приемной, залах, коридорах, на лестничных клетках и в комнатах – всюду развешены картины современных художников-абстракционистов» [527] ), заканчивается довольно необычной, но весьма художественной кодой:
У причала нас ждала группа портовых грузчиков. Они подбежали к нам и, протягивая руки, помогли вылезти из гондол, потом окружили нас, стали показывать свежие номера газет.
Один, вероятно, не зная, как лучше выразить свои чувства, хлопал меня по плечу, а потом поднимал руку и показывал на небо, где несся наш первый спутник. Другой держал развернутую газету «Унита» и, улыбаясь, кивая головой в знак согласия, показывал пальцем то место, где было написано: «Мы испытываем великую, чистую и полную радость оттого, что к этому историческому этапу человечества страна социализма подошла первой…» [528]
527
Там же. С. 33.
528
Там же. С. 37. Впечатления от ее довольно продолжительного путешествия были собраны в книге: Гусева З. Итальянский дневник. М., 1958.
39
Три значительные по объему советские делегации побывали в Венеции в 1960 году. Первая из них традиционно посещала биеннале, где был открыт советский павильон с выставкой двадцати двух художников. У карикатуриста Б. Ефимова, подробно описывавшего итальянский маршрут своей группы, не нашлось добрых слов ни для мероприятия, ни для города в целом: «<…> выставка, с которой наши художники и искусствоведы расстались без всякого нажима и, более того, весьма охотно, была венецианская „Биеннале“, где в светлых, с большим вкусом оформленных павильонах кривлялись и выворачивались наизнанку бессмысленные абстракционистские экспонаты-уроды» [529] . Единственным светлым пятном этой части поездки оказалась всеобщая забастовка венецианцев, оставившая группу советских искусствоведов и художников запертыми на Лидо:
529
Ефимов Бор. Мне хочется рассказать. М., 1970. С. 140. Мы не приводим однотипные сочинения советских искусствоведов, появлявшиеся после каждой следующей выставки и выделанные по одному образцу: «Агония абстракционизма развертывается со всей неотвратимой очевидностью» etc (Кузьмина М. Агонизирующее безумие // Художник. 1964. № 12. С. 58).
…Огромные афиши на стенах венецианских домов и старинных палаццо призывают к всеобщей десятичасовой забастовке солидарности. Они расклеены в утро последнего дня нашего пребывания в изумительном городе и лишают нас возможности посетить ряд исторических памятников и галерей, так как весь персонал прибрежных пароходств, команды катеров и даже живописные гондольеры прекратили работу.
Мы отрезаны от города, но нам и в голову не приходит огорчиться – настолько волнует и трогает до глубины души зрелище могучей и дисциплинированной солидарности трудящихся перед лицом наступающей реакции [530] .
530
Ефимов
Сходными интонациями окрашены дневниковые записи Э. Казакевича, побывавшего в Италии весной этого же года (у нас нет сведений ни о его попутчиках, ни об организаторах экскурсии):
Палаццо Дожей. Львиный зев для доносов.
Город Венеция ночью. Не город, а очень большой дом с узкими коридорами.
Гондолы. Гондольеры.
Засратое Мурано. После Гуся-Хрустального это просто дерьмо. Зато венецианское.
Русская хозяйка стекольной фабрики. Глупая и ничтожная. Муж – прелесть, участник Сопротивления. Его женитьба на русской идейное действие, а она оказалась столь ординарной мелкой хищницей-хозяйкой [531] .
531
Казакевич Э. Слушая время. М., 1990. С. 176.
Не в пример лучше документировано самое многолюдное из советско-венецианских мероприятий 1960 года – Толстовский конгресс. Бумаги о подготовке к нему (естественно, с советской стороны) сохранились в составе архива Союза писателей, что позволяет проследить некоторые тайные пружины отечественной литературной дипломатии.
Архивная тетрадь открывается кратким резюме о предстоящем событии:
Встреча устраивается в Венеции, на острове Сан-Джорджо Маджоре, с 29 июня по 3 июля 1960 года. В качестве ее устроителя, финансирующего встречу, выступает итальянская организация «Фонд Чини», существующая преимущественно на средства графа Чини, одного из крупнейших итальянских монополистов, председателя акционерного совета компании САДЕ («Сочьета адриатика ди элеттричита» – Адриатическая компания по производству электроэнергии) [532] .
532
РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 26. Ед. хр. 1804. Л. 1.
Здесь же приводится список организаторов (У. Оден, И. Берлин, Дос Пассос и др.), причем две из фамилий вызывают особенное смятение: «Особо необходимо отметить, что в состав комитета входит известный организатор антисоветской пропаганды в Италии ренегат Иньяцио Силоне <…> и такой известный своими антисоветскими выступлениями журналист и критик, как И. Берлин, проживающий в Оксфорде, но сотрудничающий в изданиях ряда европейских стран» [533] .
Итальянская сторона приложила список лиц, которых было бы желательно видеть среди гостей: К. А. Федин, М. П. Алексеев, проф. Эйхенбаум (против этой фамилии сделана пометка «скончался»), А. Б. Гольденвейзер, Н. К. Гудзий, В. Ф. Булгаков, Н. Н. Гусев, К. Н. Ломунов (заместитель директора Дома-музея Толстого в Москве), Д. В. Никитин (бывший врач Толстого, помечено «недавно умер»), П. С. Попов (профессор философии МГУ), Н. О. Пузин (научный сотрудник дома-усадьбы «Ясная Поляна»), А. И. Поповкин (директор дома-усадьбы «Ясная Поляна»), Н. С. Родионов (редактор нескольких томов юбилейного собрания), И. И. Толстой, В. И. Толстой, Б. Л. Пастернак.
533
Там же. Л. 3.
Из приглашенных лиц, не считая потомков Толстого, в окончательный состав советской делегации попал один-единственный человек – Н. К. Гудзий. Это обстоятельство вызвало известное волнение принимающей стороны, ловко потушенное остальными членами делегации:
Еще до открытия встречи нашей делегации, в которую входили секретарь правления Союза писателей СССР Г. М. Марков (руководитель делегации), профессора В. В. Ермилов и Н. К. Гудзий и консультант Инокомиссии СП СССР Г. С. Брейтбурд (секретарь-переводчик делегации) пришлось столкнуться с попыткой дискредитации ее состава. На состоявшейся за день до открытия встречи пресс-конференции Сергей Толстой зачитал список из 16-ти человек приглашенных участвовать во встрече из Советского Союза и заявил, что лишь один из приглашенных, а именно проф. Гудзий приехал в Венецию. Что же касается отсутствия остальных приглашенных, то причины его ему, якобы, неизвестны. Наш ответ на это заявление Сергея Толстого, содержавший ссылку на официальные переговоры по поводу состава нашей делегации с послом Италии в Москве Пьетромарки, прозвучал вполне убедительно для прессы и для участников встречи, поскольку мы отметили, что большинство приглашенных из Советского Союза лиц находится в возрасте от 70 до 90 лет и не могли принять участие в поездке заграницу [534] .
534
Отчет Г. М. Маркова об участии советской делегации в чествовании памяти Л. Н. Толстого в Венеции // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 26. Ед. хр. 1793. Л. 2. Ср. цитату из речи С. М. Толстого, зафиксированную в печатном отчете: «Было приглашено 16 человек; все они дали принципиальное согласие. С тех пор трое из них написали мне лично, чтобы поблагодарить еще раз за наше приглашение и выразить сожаление по случаю невозможности приезда по причинам возраста и здоровья. Это были 85-летний А. Гольденвейзер, профессор музыки и друг Толстого; Николай Родионов, один из главных редакторов юбилейного издания, и Н. Н. Гусев, секретарь Толстого, замечательный доклад которого я имел честь прочесть на открытии нашего конгресса» (Раевский Н. Впечатления от Венецианского конгресса // Грани. 1960. № 47. С. 148).