Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Антология

Яков Бергер

Венеция, 1966

создали когда-то город подобный сказке? нет, опустилась на белых крылах Лебедь на поверхность зеркальных вод – Венеция Венеция на закате солнца вдыхающая как амфибия тревоги Северной Адриатики… и галеры у галерей и нерукотворных – в порту – кораблей желто-голубые ромбы и

дожди, о Каналетто, времен дожей изумрудами рассыпанные над каналами… и кажется, что не только Лагуна но и вся ширь успокоенного уже сегодня Средиземноморского мира плещется о площадь Святого Марка

«Св. Марк – гондольеры тут грезили…»

Св. Марк – гондольеры тут грезили провозившие по Лагуне гортензии здесь загорелые видны хребты матросов, торсы микеланджеловских мук – торосов но этому городу нечем вздохнуть жабрами выпученными судорожно глотать жабами хоть желтым вздохнуть бы асфальтом с хлором хоть с Томасом Манном рыдать по холере хором бесспорно хочется быть даже спорам строительным сором по порам гниющим в лагуне опорам безбожно и в воздухе даже Меркуриевом накурили уже хмурым куревом так и в нашем ряду мы колышемся от якобинцев до мелких кубистов и до совсем уж тут лишних помнящих все об убийствах

Николай Бернер

«Затихающий голос кварталов…»

Затихающий голос кварталов, Полузнойный вечерний туман, Зеркала неподвижных каналов, Легкий ветер серебряных стран, И Твое легендарное имя И звучащие глухо шаги. Так недавно мы были чужими И встречались, как будто враги. Ни за что не нарушу истому Отзвучавшего знойного дня… Если смеешь, отдайся другому, Все равно не покинешь меня. Венеция, 1913 г.

Сонет

Я нежности не ведал без шипов, И терниями лёт мечты овеян. Еще я помню: перегар кофеен, Мадонны уличной пропевший зов. О, ветер феерических голгоф, — Где под аркадой древнего палаццо Подруга лет не устает смеяться Над огненными россыпями строф. Как Ариосто, я страданье пел. (Канцона лени – лишь слепых удел.) Мне в пламени благоухала роза. И вот поник от осмоленных стрел… А все-таки еще бы я хотел Адриатической звезды наркоза.

Венеция

Закат веницейской судьбы вспоминать не забуду. По-прежнему строен прибой католических месс, Размеренный голос кварталов, – и верится чуду, Свидетелем коего был и певцом Веронез. Свисают ночных площадей колонадные своды, — Я чувствую долгую жизнь величавых святынь, Где Гоци <sic> на старости зрит неподвижные воды, Где падает медью на камень святая латынь. 1923 г.

Колдунья в Венеции

Я запомнил тонкий рот колдуньи, Выраженье

льстивое лица. В первый день морского новолунья Легкий челн с чугунного кольца Я спустил на глубину канала, И адриатическая ночь Образ твой тогда нарисовала, Но не мог я ревности помочь. Голая и пышная, и злая И любимая до немоты — Ничего уж больше не желаю В звездных коридорах темноты. Кто же ты, – Мадонна, Догаресса, Дароносица глухих веков Или дочь Гоморры!? Твой повеса Рядом – на подушках облаков!

Александр Блок

«Сплетались времена, сплетались страны…»

Сплетались времена, сплетались страны. Мы из Венеции на север шли, Мы видели дождливые туманы. Оторвались, – и к Лидо подошли. Но берег пуст, и даль оделась в сети И долгого и тонкого дождя. Мы подождем. Мы будем только дети, В живой игре на север уходя. Так началось времен изображенье. Игра веков! О, как ты дорога! Бесчисленные развернулись звенья, Летели брызги, искры, жемчуга. Но кто прошел? кто заглянул в туманы? Игру, мечту – кто видел издали?.. Сплетались времена, сплетались страны, Мы, не свершив, на север отошли. 2 июня 1902 г.

«Мы шли на Лидо в час рассвета…»

Мы шли на Лидо в час рассвета Под сетью тонкого дождя. Ты отошла, не дав ответа, А я уснул, к волнам сойдя. Я чутко спал, раскинув руки, И слышал мерный плеск волны. Манили страстной дрожью звуки, В колдунью-птицу влюблены. И чайка – птица, чайка – дева Всё опускалась и плыла В волнах влюбленного напева, Которым ты во мне жила. С.-Петербург, 11 декабря 1903 г.

Венеция

1. С ней уходил я в море, С ней покидал я берег, С нею я был далёко, С нею забыл я близких… О, красный парус В зеленой дали! Черный стеклярус На темной шали! Идет от сумрачной обедни, Нет в сердце крови… Христос, уставший крест нести… Адриатической любови — Моей последней — Прости, прости! 9 мая 1909 г. (16 января 1914 г.) 2. Евг. Иванову Холодный ветер от лагуны. Гондол безмолвные гроба. Я в эту ночь – больной и юный — Простерт у львиного столба. На башне, с песнию чугунной, Гиганты бьют полночный час. Марк утопил в лагуне лунной Узорный свой иконостас. В тени дворцовой галлереи, Чуть озаренная луной, Таясь, проходит Саломея С моей кровавой головой. Всё спит – дворцы, каналы, люди, Лишь призрака скользящий шаг, Лишь голова на черном блюде Глядит с тоской в окрестный мрак. Август – октябрь 1909 г.