Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"
Шрифт:
— Нет! — со страхом крикнула она, но террорист приблизил губы к уху любимой и прорычал что-то вроде:
— Без страха… Страха нет…
Кира глубоко вдохнула и закрыла глаза. Он снял с нее одежду, почувствовал мягкое тепло женского тела, на котором он оставил свой запах, а запах женщины остался на его теле. Такой обмен запахами на бессознательном уровне давал установку: «Мой партнер. Мой друг». И Кира, похоже, тоже поняла это. В этот раз ей не было больно. Она чувствовала, как он боится причинить ей страдания. Кэно держал ее, как самое ценное сокровище во Вселенной. Кира грезила, что летит над землей в золотистых лучах заката, над облаками, наполненными золотом света заходящего солнца, в объятьях черного дракона, и это момент был одним из самых счастливых в ее жизни.
В
— Изучаешь свою волосатую лапу… Ты можешь поверить в это? — спросил тихо вошедший Генрих Вайнер, увидев, как Кэно обследует свою руку.
— Нет, — хотел ответить Кэно, но почувствовал дикую боль в горле.
— Не пытайся говорить, — предупредил врач. — Тебе исправляли хрящи гортани — боль пройдет не скоро. Но это не страшно. Шрамов у тебя не останется, обещаю. Скоро у тебя все будет по-старому.
Кэно улыбнулся, обнажив белые зубы, которые снова стали ровными, а не острыми.
Оправившись после всего пережитого, Кэно сразу предложил Кире отправиться с ним в Детройт и зайти в бар «Valhalla».
— О-о, салют выжившим анархистам! — торжественно прокричал Горец, потрясенный их возвращением. — Все думали, что вы дружно сыграли в ящик. Ладно. Что будут пить «Черные драконы»?
— Пиво, — ответил Кэно с улыбкой. — Теперь снова могу себе позволить.
В этот раз он был почти что в «классике»: налакированные туфли, строгие кожаные брюки и пиджак, красно-черный свитер и теплый черный шарф.
— Странно, впервые вижу тебя в шарфе. Не по погоде — осень-то нынче небывало теплая, — бармен усмехнулся.
— Заткнись, Горец. У него горло болит, — Кира сердечно обняла Кэно, погладив его плечи.
— От тебя до сих пор пахнет госпиталем, — грустно отметила она. — Медицинским спиртом, йодом, еще какой-то дрянью…
— Ничего, — усмехнулся Кэно. — Пройдет неделька — и от меня снова будет пахнуть, как раньше: портвейном, сигарами и бензином. Закурим? — предложил он Кире, вытащив старый золотой портсигар с выгравированным гербом
— Похоже, теперь все будет по-старому, — улыбнулась женщина, взяв сигару.
Горец принес две кружки пива с пышной пеной, плеснувшей на стол через край. На сцене снова были «Iron Certain» и играли песню «Пепел на ветру», под которую Кэно и Кира когда-то танцевали в этом баре. Он помнил, как рыжеволосая голова лежала на его плече, они вместе закрыли глаза, он вспоминал Афганистан, вспомнил его и сейчас. Кира тоже припоминала танец под унылую песню. В баре было темно, мрак был засыпан огоньками поднятых в воздух зажигалок. Рядом танцевали Тремор с Тасией, Джарек с безумной золотоволосой воительницей Валькирией, и еще несколько пар. Кира заворожено следила за танцем огней зажигалок в руках анархистов. Кэно целовал ее, долго, пылко, страстно. Сейчас они оба хотели, чтобы все это повторилось, но… нет ребят с зажигалками, нет старых друзей, танцевавших рядом. Есть только Горец и рок-коллектив с не очень хорошо настроенными инструментами.
— Не будет, — резко возразил анархист Кире на слова: «Все будет по-старому».
— Но ведь можно забыть все это, как страшный сон? — сказала женщина, намекая на минувшие мучительные для них события.
— Нельзя, — отрицал Кэно и задумчива пояснил: — Когда все это произошло — превращение и все такое, — я взглянул в собственную душу. И я был в шоке — какой бардак там творится! Я увидел собственную тревогу, собственную манию… Манию преследования, что-то еще… Я столкнулся лицом к лицу с собственными страхами. Я могу их признать — я боюсь лишения свободы, боюсь одиночества, предательства…
— А враждебности мира? — спросила Кира.
— Я давно знаю, что мир небезопасен. Это гложет меня. Не то, чтобы я боялся смерти… Как тявкнул один умник в древности: «Не стоит бояться смерти. Когда мы есть — ее еще нет, а когда она есть — нас уже нет». Я не боюсь смерти. Вот только жить хочется. Одно скажу: это событие изменило меня навсегда.
20. Из праха в прах
Вам не приходилось слышать про Фредерика Тернера? <…>Он был историком.
Лет сто назад он придумал теорию о Границе. Граница — это нечто вроде предохранительного клапана цивилизации, чтобы мы совсем не сошли с ума.
Когда появляются люди, не способные жить как все
— безумцы, недовольные, экстремисты -
они устремляются на Границу.
<…>
Тернер умер в 32-ом, так что не увидел, что стало с миром,
в котором кончились Границы.
Осень 2007 года принесла некоторые надежды: анархистам удалось связаться с АЧК и найти Джеффа Картера. Несколько постаревший за это время, Картер мало изменился: на нем была старая рваная майка сеткой и потертый кожаный плащ, он говорил с теми же интонациями, что и много лет назад. Все это навеяло «Драконам» неприятные и болезненные воспоминания о прошлом.
— Мне казалось, что я насовсем потерял надежду, — рассказывал Джефф, — когда весь мир облетело это известие об уничтожении базы «Черных драконов». Потом просто сказал себе: «Нет. Тот, кто знает Кэно достаточно хорошо, может держать пари, что он все равно вышел бы живым». И я вижу, что я был прав! Хоть бы дал о себе знать, сукин ты сын!
— Я, конечно, понимаю, что ты рад меня видеть, кретин, — ответил тем же Кэно, — но у нас были проблемы. Хотя, они есть и сейчас.
— Я всегда рад помочь родному клану, — гордо ответил Картер.
— «Клану»? Ты видишь здесь какой-то «клан»? Нас всего четверо! Понимаешь, что это значит?
— Что значит? А то и значит, что придется тебе, большой папочка, как феникс из пепла…
— Заткнись, а! — недовольно перебил его Кэно. — Давай здраво смотреть на вещи. Возродить клан невозможно. Денег и оружия у нас больше нет. Нас всего четыре человека. Более никого. Способный боец остался один: Кира, прекрасно владеющая любым оружием, мастер восточных единоборств. Есть еще, конечно, Джарек — великолепный стратег и тактик с идеальным глазомером, но он уже не молод. Кобра, конечно, перспективный боец, парень подает большие надежды, но все же он салага, не знающий и десятой части того, что должен знать. У меня здоровье уже не то, чтобы драться. Если только с кем-то в паре, чтобы спину прикрыли. Это все. И волонтеров что-то я не вижу.