Верен до конца
Шрифт:
Справа и слева от нас стремительно перебегали бойцы последней заставы. Они с разгона падали на землю — в борозду или в густую зелень неполотых огородов — и, передохнув минуту, бежали к реке.
— Танки фашистские, — сказал стрелок, прилегший рядом с нами. — Надо скорей переправиться.
Его слова почему-то не вызвали страха ни у меня, ни у моего соседа. Только сознание суровой необходимости заставило нас покинуть свои места. Оставалась, возможно, последняя минута, и надо было спешить.
— Все силы народа — на разгром врага! —
Вслед за стрелком мы добежали до прибрежного лозняка.
Стрелок уже собирался броситься вплавь, как человек, который вместе со мной слушал радио, раздвинул молодую поросль и тоже ступил на песок.
— Пойдемте со мной! — тоном приказания проговорил он и посмотрел сначала на бойца, потом на меня. — Нечего лезть в воду с винтовкой и патронами, тут у меня где-то должна быть лодчонка… Правда, она на одного человека рассчитана, но то в мирное время, а теперь переедете и вдвоем, река наша добрая и ласковая для своих людей.
— А вы разве не с нами? — удивленно спросил боец.
— Я-то, известно, с вами, — усмехнувшись, ответил человек, — но пока что останусь здесь. Останусь, погляжу на него, проклятого, посмотрю, насколько он изменился с восемнадцатого года и какой величины дубина нужна, чтобы бить его.
Я крепко пожал руку моему случайному соседу и на прощание сказал:
— Поверьте моему слову: мы тоже далеко отсюда не уйдем, мы будем с вами!
В первой половине июля 1941 года в области оставались частично не оккупированными лишь Старобинский, Любанский и Стародорожский районы.
Через несколько дней по решению ЦК мы переехали сперва в Мозырь, а потом — в полесскую часть своей области, откуда должны были осуществлять руководство районами.
Из Мозыря я связался по телефону с секретарями ЦК КП(б)Б. Они подробно расспрашивали, как мы подготовлены для работы в подполье, как чувствуем себя, и подтвердили данные ранее указания.
— Желаем вам счастья и успехов, — сказали на прощание товарищи. — Центральный Комитет Коммунистической партии поручает вам выполнение очень ответственной задачи. Помните, что каждый ваш шаг должен быть всесторонне и глубоко продуман.
Мы выехали в районы. Кроме секретарей обкома с нами поехали Роман Наумович Мачульский, Алексей Георгиевич Бондарь и секретарь Слуцкого райкома партии Александра Игнатьевна Степанова. Мы пока что передвигались на машинах, а потом, когда это стало невозможным, пошли пешком. Все стремились скорее прибыть на место. Обстановка менялась ежеминутно. Там, где сегодня не было врага, завтра он мог быть. Мы не имели права медлить: чем быстрее начнем подпольную работу, тем больше шансов на успех.
Взяли направление на Калинковичи. Дальше через Азаричи предполагали пробраться глухими, не занятыми врагом проселками в Октябрьский и Любанский районы.
Навстречу нам двигались войска и техника — проехать было нелегко. Но шофер Войтик проявлял чудеса мастерства. Он петлял между встречными машинами и подводами
— Ты, я вижу, хочешь переломать нам кости! — пошутил я.
Другая машина не отставала от нас. В ней были Варвашеня, Брагин, Бельский, Свинцов и Бастун.
На окраине Калинковичей остановились, чтобы разузнать дорогу. Машины загнали в вишняк, а сами вышли, прилегли на траве и закурили. Я рассчитывал найти кого-нибудь из районных работников, посоветоваться и, может быть, взять проводника.
На низком пеньке недавно спиленной вишни сидел старик и хмуро поглядывал на большак. Ему было лет под семьдесят. Из-под рыжей, выгоревшей на солнце кепки на тонкую жилистую шею свисали пряди седых волос.
Почуяв дымок от наших папирос, старик подсел ближе к нам, вынул трубку, а потом уж поздоровался. Вид у него был спокойный, даже как будто ко всему безразличный. Можно было подумать, что его не интересовало, кто мы, откуда и куда едем. Вишняк был во многих местах поломан, трава примята — видно, не проходило и часу без того, чтобы здесь не останавливались машины.
— Нет ли у вас огонька, товарищи начальники? — ровным, независимым голосом спросил старик.
На слове «начальники» он намеренно сделал ударение.
Бондарь вынул спички, придвинулся ближе к старику, чтобы дать прикурить, и увидел, что в трубке нет табака. Это его рассмешило. Забавно было, что старик так по-ребячьи схитрил.
— Что ж ты, отец, пустую трубку подсовываешь? — сквозь смех спросил Алексей Георгиевич.
— А я табак не ношу с собой! — беззаботно ответил старик. — Все ваш брат угощает, идет тут и идет, днем и ночью… Мой вишняк, а ваша махорка…
Бондарь насыпал ему в трубку табаку и дал прикурить. Старик с нескрываемым удовольствием затянулся, а потом закашлялся.
— Ничего себе, крепкая! — похвалил он. — Эта, пожалуй, будет крепче той, что я давеча курил.
Старик помолчал, еще раз затянулся и, пуская из-под усов дым, промолвил:
— Едете, значит. Подаетесь…
— Да, едем, — в тон старику ответил я.
— И значки уж, выходит, повыковыривали…
— У нас не было значков, мы не военные.
— Не военные? А какие же вы?
— Мы люди здешние, — сказал я.
— Здешние?.. — как бы про себя повторил он. Через некоторое время произнес еще раз: — Здешние… — И вдруг, волнуясь, с обидой в голосе сказал: — А подаетесь небось туда, — он показал рукой на восток.
— Нет, мы едем туда, — возразил я и показал на запад.
Старик был озадачен.
— Куда это «туда», к фашистам?! Там же фашисты!
— Мы знаем, что там фашисты, — сказал Мачульский. — Вот и будем бить врага в спину.
Старик улыбнулся, удовлетворенный нашим ответом. Я подумал, что такое известие вызовет у него уважение к незнакомым собеседникам. Однако вскоре дед снова начал не без ехидства посмеиваться и подтрунивать над нами.