Верховная жрица
Шрифт:
Охраняя Кассию, я узнал о ней несколько вещей. Она чертовски храбро ведет себя и производит впечатление невозмутимого босса мафии, но на самом деле она до смерти напугана и молча страдает, потому что не хочет, чтобы кто-то видел ее уязвимую сторону.
Когда она вытолкала меня из палаты Элени и закрыла дверь, я все равно услышал, как она сломалась.
Она может одурачить всех остальных, но не меня.
Кассия нажимает кнопку вызова лифта, но, когда двери открываются, ее покачивает в сторону. Инстинктивно я хватаю ее за бицепс, чтобы удержать
Она резко втягивает воздух, а затем огрызается:
— Ты делаешь мне больно.
Мои пальцы соскальзывают с ее руки, и только тогда я понимаю, что схватил ее прямо там, где ее ранили.
Блять.
— Прости, — извиняюсь я, бросая взгляд на ее лицо, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. У нее сероватый цвет лица, и я почти кладу руку ей на поясницу, но вспоминаю, что она была ранена и там.
Мы заходим в лифт, и когда Кассия снова покачивается, ей удается ухватиться рукой за боковую панель, чтобы не упасть.
К черту все это. Я полностью за то, чтобы женщина сама принимала решения, но это становится нелепым.
Повернувшись, я подхватываю ее на руки. Я ожидаю услышать выговор, но вместо этого ее голова падает мне на плечо, и я понимаю, что она потеряла сознание.
Двери открываются на первом этаже, и, вздохнув, я иду к выходу. Подойдя к гольф-кару, я смотрю на открытые борта машины.
Да, это будет проблемой. Кассия легко выпадет.
Расправив плечи, я сажусь за руль и сажаю Кассию к себе на колени, а затем прислоняю ее к своей груди. Я держу ее левой рукой, а правой управляю машиной.
Я наслаждаюсь звуками природы, пока мы медленно движемся к другой стороне острова, но уже через две минуты после начала нашей десятиминутной поездки Кассия начинает шевелиться.
Я сбавляю газ, и кар замедляет ход. А после осматриваю ее лицо.
Ее ресницы чуть приподнимаются, и на долю секунды она выглядит сонной, но затем печаль и боль возвращаются к ней, и черты ее лица становятся жестче, а глаза темнеют.
Ее взгляд скользит по нам, прежде чем она понимает, что сидит у меня на коленях. Когда она спрыгивает с меня, я качаю головой, потому что ей не следует двигаться так быстро. Швы могут разойтись.
Ей не удается даже минуту простоять на ногах, прежде чем она кладет руку на кар для опоры.
— Залезай, — бормочу я. — Пока ты снова не потеряла сознание.
К счастью, она не спорит, и я наблюдаю, как она медленно забирается на пассажирское сиденье. Она садится рядом со мной и хватается за боковую панель.
Видя, что ей тяжело, я поднимаю руку и обнимаю ее за плечи.
— Просто обопрись на меня, чтобы не выпасть из машины.
Ее рука прижимается к моим ребрам, но она не отталкивает меня. Вместо этого она спрашивает:
— Почему ты так настойчиво предлагаешь свою помощь?
— Потому что мне бы не хотелось видеть, как ты умираешь, после того как я дважды спас тебя.
Это
Как мне объяснить, что я не могу покинуть ее? Я боюсь, что стоит мне оставить ее одну, как кто-нибудь убьет ее.
Мне не следовало оставлять Ронни одну. Они бы не схватили ее, если бы я был рядом и защищал ее.
В голове мелькают образы, и я стискиваю челюсти, крепче сжимая руль.
Вышибив ему мозги, я отпихиваю этого ублюдка от своей сестры. Она чертовски худая, и мне кажется, что они морили ее голодом.
Мои глаза встречаются с ее, и, не видя жизни в ее небесно-голубых радужках, я, пошатываясь, делаю шаг назад.
— Вероника, — стону я, прежде чем броситься вперед. Я прижимаю ладонь к ее щеке и склоняюсь над ней. — Ронни?
Я понимаю, что она уже ушла и что я опоздал, но не могу удержаться и не позвать ее.
Движение привлекает мое внимание, и, когда я выпрямляюсь, ублюдок, только что вошедший в комнату, тянется за своим пистолетом. Не задумываясь, я открываю по нему огонь, а когда они продолжают наступать, я продолжаю убивать.
Когда последний ублюдок падает, я пробираюсь сквозь кровь и тела, чтобы добраться до Ронни, лежащей на грязной односпальной кровати.
Перекинув автомат через плечо, я достаю рваную простыню и оборачиваю ее вокруг ее тела. Подняв безжизненное тело своей сестренки на руки, я поворачиваюсь, чтобы уйти, когда в комнату врывается еще больше мужчин.
С Ронни на руках я не смогу быстро добраться до пистолета. Они убьют меня прежде, чем я успею положить ее на землю.
Один из них присвистывает, глядя на трупы, а затем спрашивает:
— Ты сделал это в одиночку?
Когда я просто смотрю на него, он медленно поднимает руки в знак мира.
— Мы пришли за одной из наших женщин, которую похитили. — Его взгляд останавливается на Ронни. — Твоя?
Я киваю.
Черты его лица напрягаются, а на глаза наворачиваются слезы.
— Я сожалею о твоей потере. — Он качает головой. — Это жестоко, чувак.
Знаю.
Он пристально смотрит на меня какое-то время, а потом спрашивает:
— Что ты собираешься делать?
Я качаю головой, не в силах выдавить ни слова из-за боли, которая пожирает меня заживо.