Veritas
Шрифт:
Она не только его «контролирует» (весьма сомнительно), но и всех обитателей замка да важных чиновников стремиться загнать под ноготь.
Ей нравится, когда все идет по плану.
Неизвестность пугает.
Страх — это слабость. А Люция ненавидит быть слабой.
Она потушила свет, сунула под подушку мизерикорд (только с ним теперь и засыпает) и забралась под пуховое одеяло.
Было тихо. Впервые за долгое время слух не улавливал визгливого хохота развратных девиц, что вечно снуют по коридору, как крысы, пытаясь пробраться в
Не доносилось и стонов исступленного и, по мнению Люции, слишком уж наигранного сладострастия.
«Он там конкурсы что ли устраивает? “Кто громче заорет”?».
Так она, конечно, отшучивалась, а на деле давилась комом непонятным и мерзких эмоций. Стоило вообразить, как Далеон радостно проводит ночь с очередной зазнобой… и Люции хотелось вернуться в кабинет, заняться делами или завалиться на кушетку да уснуть мёртвым сном.
Лишь бы не слышать, не думать, не представлять.
Как он пыхтит на какой-нибудь блондинке. Идеальной, с шелковистыми локонами и сладеньким — до сводящих зубов — личиком, филигранно выточенным из иллюзий и гламора, как у бывшей королевы.
С тонким и гладким телом без единого изъяна, ранки или шрама. С нежным голоском соловушки и манерами кокетки, где каждый взмах ресниц заточен соблазнять власть имущих мужиков.
У чаровницы этой сноровки больше, чем у последней трухвы квартала Красных фонарей, и в то же время она невинна (была до короля) и всю свою вечную жизнь ждала лишь его!
— М-да…
А король только рад обмануться и разомлеть в объятьях «мухоловки», как обычный слюнявый кобель.
От всех этих картин Люцию выворачивало наизнанку, до трясучки в кулаках. Она задыхалась, ворочалась на кровати, изнывала от злобы, воспламеняющей кровь, и навязчивых идей. Безумных и спасительных.
Пойти и перерезать их всех.
Что б не мешали спать.
Не теребили душу.
Сначала этих развратных баб. Искупаться в их горячей и вонючей крови. Затем Далеона. Этого красивого никчемного развратника. Прямо в постели.
Как распахнутся от ужаса его синие очи? Как он будет дрожать от осознания своей скорой кончины и полного бессилия перед ней.
Она бы навалилась сверху, схватила его за горло, замахнулась кинжалом и!..
— Нет-нет, — помотала головой Люция, лёжа в кровати.
Он её последний бесценный сородич; король, которого она сама выбрала и посадила на трон. Бежать от ответственности не в её натуре.
Люция покрутилась на мягких подушках, но так и не нашла удобного положения для сна. Проколы в мочках горели, лежать с ними — отдельная пытка, левая рука слегка ныла, хотя она смазала её обезболивающей мазью, а в мыслях снова и снова варилась каша сегодняшних событий.
«Ты же обещала».
«Я надеялся на твою честность».
Слова Далеона вонзались в неё, как каленые иглы и застревали внутри. Но даже обратись время вспять, она бы не поступила по-другому.
Куда он уйдёт из замка? Это небезопасно! Глупо! Да, других кандидатов-Ванитасов
Так что лучше
Далеон
зло изведанное на троне, чем неизведанное. Оно как-то попонятней.
Да и не впервой Люции нарушать обещания. Она клялась отомстить Магнусу — магически клялась! — и не смогла исполнить долга.
Магнус умер раньше. И… оказался невиновен.
Клятву на груди запекло, жарко, дико до рези в глазах. Люция раскрыла рот в беззвучном крике и приложила дрожащую ладонь к обжигающему кресту, что источал бледно-голубой свет.
Ногти впились в кожу, но боль не уменьшилась, не перекрылась. Люц стиснула зубы и выгнулась дугой.
Теперь эта пытка всегда будет с ней?! При каждом случайном воспоминании? И ведь не убивает. Мучает и мучает, бесконечно, по нарастающей.
«Я отомщу Магнусу Ванитасу, я отомщу Ванитасу, я отомщу…» — звучало в голове набатом, по кругу, снова и снова, пока слова не утратили смысл, не стали внешним шумом.
— Мне некому мстить! — прорычала Люция идиотской метке, магии, Духам. Кто там ответственный за клятвопреступников?! — Уйди, уйди! Магнус мёртв! Мёртв, слышишь?.. Он не убивал их. Он не виноват. Тырф хэк!
Боль лавовой волной прокатилась по телу. Люция сжалась в комок и уткнулась носом в подушку. В глазах защипало против воли.
Как ей избавиться от клятвы? Кому ей теперь мстить?
От новой вспышки она потеряла сознание.
…А очнулась на боку, связанная лоскутами собственной ночнушки, как олениха на охоте. С мокрыми щеками, пеной у рта, в подозрительно знакомой темной спальне и с ужасно ноющими шрамами на левой руке.
— Пришла в себя? — спросил над ухом Далеон, и она ощутила, как конечности, что лианами оплетали её, ослабляют хватку, а вот нечто твёрдое продолжает прижиматься пониже спины.
— Какого?..
Замок окутывала тишина.
Абсолютная, невозможная, мертвая. Она давила на уши, проникала под кожу, тревожила душу.
Король шёл по пустынному коридору и осматривался. На первый взгляд всё было в порядке, вазоны педантично расставлены по правой стене, розы в них свежие, красные, как кровь. Ни пылинки, ни соринки, только тяжелые головки цветов беззвучно покачиваются на сквозняке и роняют росу, будто слезы.
Но Далеон помнил, что центральная дверь была распахнута, ветер свистел в петлях и задувал в холл снег. Король собирался отыскать слуг ответственных за уборку и сделать им выговор (нельзя же так халатно относиться к обязанностям! кто-то же может простыть или поскользнуться да разбиться), но сколько бы не звал — никто не явился.
Замок словно вымер. Только эхо его голоса и шагов разбивалось о высокие своды.
Он заметил на полу мокрые следы от ботинок и решил пойти по ним. Кто-то же их оставил?