Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
– Я же не знала, что Мышильда...
– почти плачу я, впервые осознав глубину своей ответственности за то, как сохранить все это в тайне. Теперь меня терзали другие сомнения: а надо ли скрывать? Не хватит ли на нашу семью тайн?
– Когда мы с тобой... поссорились, я просил ее, их...
– начинает объяснять Максим.
– Я знаю, - перебиваю я.
– Валентина Георгиевна мне рассказала.
– Валентина Георгиевна?
– мягко, понимающе переспрашивает муж.
– Прости, что тебе пришлось это пережить.
– Твоей
– Конечно, есть, - не соглашается он и устало прикрывает глаза.
– Вместо того, чтобы защитить, я тебя спровоцировал.
– Глупости!
– тут же начинаю спорить я.
– Я пытала отца, и он сдался.
– Я хотел тебя как-то подготовить, - снова начинает объяснять Максим.
– Тебе теперь трудно будет. Машке тоже.
– Машке не будет!
– даю я клятву.
– Она не узнает.
Максим делает мне навстречу стремительный шаг и хватает за плечи:
– Не узнает?! А кто так решил? За тебя решать никому нельзя, а тебе за сестру можно? И еще, Варежка, прости, но сколько настоящих тайн ты смогла удержать? Скажи.
Смотрю на него мокрыми глазами и краснею от стыда, потому что он прав. То, что Наталья Сергеевна - мама Максима, проболталась я. Меня и пытать не пришлось. Вовка столько лет молчал, а я всего пару месяцев знала. Но все узнали от меня. А если еще пару случаев вспомнить... Я не хранитель тайн, я - мешок дырявый.
Адвокаты быстро выхватывают суть сказанного. Действительно, за меня и Машку всё когда-то решили взрослые. А теперь я всё пытаюсь решить за Мышильду, за отца, даже за Риту. Имею ли право?
– Я жалею о многом, Варя, - прижимая меня к себе больно, крепко, говорит Максим сквозь зубы, словно сдерживает сильную боль.
– Но я, хоть и юрист, не знаю, как правильно. По закону как надо - понимаю, но как надо правильно... Ума не приложу.
– Правильно не врать, - говорю я его рубашке, которую уже испортила - намочила слезами.
– Не врать?
– целуя меня в макушку, спрашивает Максим.
– И поэтому ты всю оставшуюся жизнь собираешься врать Машке. Еще и Риту с отцом в сообщники берешь?
– А как же быть?!
– издаю я стон отчаяния.
– Как?!
– У меня есть несколько вариантов, - Максим начинает осторожно поднимать к себе мое лицо, взяв его в ладони.
– Но это просто варианты, каждый из которых кого-то не устроит, а кого-то просто уничтожит. Ни один из них не идеален.
От шеренги митингующих отделяется парочка крупных тараканов и начинает азартно кричать:
– Мак-сим! Мак-сим!
– Ва-ря! Ва-ря!
– перекрикивают их остальные.
– Мак-сим! Мак-сим!
– Я скучаю, - шепчет, муж целуя мои глаза.
– Я так скучаю.
– Я тоже скучаю, - сознаюсь я против воли, ощущая себя подследственным, дающим показания под тяжестью неопровержимых улик.
– Мак-сим! Мак-сим!
– Ва-ря! Ва-ря!
Мы начинаем лихорадочно целоваться, гладя друг
В этот момент из толпы тараканов-демонстрантов отделяется маленький такой, я бы даже сказала, плюгавенький таракашка. Он усмехается и протягивает мне билеты в Париж. Air France. Шарль-де-Голь - Шереметьево. "Это вы Анастасия?" - с французским акцентом спрашивает он.
– Тогда это для вас!"
Начинаю вырываться бешено, агрессивно. Сначала Максим отчаянно пытается меня удержать, и тогда я даю ему пощечину, сильную, со всего размаха.
– К вопросу о вранье, Максим, - я тяжело дышу, левая рука болит, ладонь горит. Как и правая щека мужа.
– Где ты был вчера и сегодня?
Протянутые ко мне руки мужа безвольно опускаются вдоль тела.
– Просто скажи. Где ты был?
– настаиваю я.
Тараканы замирают, ожидая его ответа. "Пожалуйста, скажи правду!"- умоляет мое сердце. "Не говори, соври, сопротивляйся!" - убеждает разум.
– Ты столько раз спрашивал, готова ли я к разговору, - говорю я.
– Я готова. Вопрос, готов ли ты?
"Терпи! Жди! Не отвечай за него!" - приказываю себе и совершенно обалдевшим от моей энергичной наглости тараканам.
Плюгавенький таракашка, взобравшись на один из табуретов, начинает проникновенно читать стихи Цветаевой:
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде все пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
...
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.
Максим ничего не успевает ответить. Я кидаюсь к пиджаку, выхватываю из внутреннего кармана билеты и бросаю их ему в лицо.
– Erreur fatale! (Фатальная ошибка!) Ты прав!
Глава 40. Настоящее. Пятница (утро). План.
Говорите, когда вы сердитесь, -
и вы произнесете самую лучшую речь,
о которой будете жалеть всю жизнь.
Генри Бичер
План, что и говорить, был превосходный:
простой и ясный, лучше не придумать.