Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

Володина Жанна

– Ты назвал мою ревность глупой, а твою как назвать?
– не свожу глаз с его жесткого любимого лица.

– Мою?
– горько усмехается муж.
– Выбирай: безрассудная, острая, тягостная, подозрительная, жгучая, давящая... А главное - бессильная и мучительная.

– Ты так хотел рассказать о себе и о ней, что спрашивал только обо мне и о нем, - констатирую я.

Распугав толпу острыми наконечниками шпаг, дезертиры выбираются из угла и встают спиной друг к другу, защищая тыл.

– Не сдержался, извини, - Максим делает шаг навстречу мне.

– Нет уж!
– отскакиваю я.
–

С меня достаточно! Ты пришел рассказать правду, принеся с собой еще одну ложь! Если бы я случайно не увидела эти билеты, ты бы уже утащил меня в постель. (А я бы... Я бы не сопротивлялась!)

Максим болезненно морщится:

– Варя, тебе не идет хамство.

– А тебе очень идет... благородство.

Максим смотрит на меня как-то отрешенно.

– Уходи!
– гоню я его.

– Нет, - Максим садится на стул.
– Хватит бегать, Варя! На этот раз мы поговорим, и ты меня выслушаешь.

– Иди к черту, Быстров!
– злюсь я.
– Тебе не придумать ничего романтичнее Парижа. Мне плевать на твои дела, на твоих клиентов!

Раздавшийся неожиданно внутридомовой звонок заставляет меня подпрыгнуть на месте.

– Варенька!
– восторженно обращается ко мне Ольга Викторовна и осторожно добавляет.
– Тебе доставка. Пускать?

– Доставка?
– теряюсь я, лихорадочно оглядываясь на Максима.

Если это Ермак, я его убью! Хотя... Просто отлично! Вовремя! Ревность желчью поднимается со дна желудка и тут же вызывает тошноту.

Тараканы, махнув рукой на окруженных предателей, оставляют их в покое. Им гораздо интереснее, кто пришел и что принес.

– Конечно, пускать!
– неартистично оживляюсь я.
– А что это? Снова цветы?

Максим реагирует на "снова" поднятой правой бровью. Прекрасно! Не одному тебе мучиться!

– Пропускаю курьера!
– подобострастно докладывает консьержка.

Растерянно смотрю на "доставленное". Я и ожидала цветы. Но чтобы такие... Это потрясающей красоты свежая лаванда, упакованная в коробку тоже лавандового цвета. И что-то завернутое в мягкую бумагу фисташкового цвета. Судя по прямоугольной форме, это картина или фотография. Картина. Чудесная зарисовка в стиле Прованс. На старомодном комоде выбеленного дерева стоит старый глиняный кувшин с букетом лаванды. Цветов так много, что несколько цветков выпали из букета и лежат прямо на страницах раскрытой книги.

– Po'esie lavande. Лавандовая поэзия, - перевожу я название картины и резко спрашиваю.
– Я разве просила подарков из Франции?

Тараканы, встав полукругом и обнявшись, поют "Марсельезу".

– Из Франции?
– отреагировала только бровь Максима.

Он встает со стула и берет из моих рук коробку с цветами.

– Во-первых, кроме французского, есть надписи на русском и на коробке, и на картине. "Отборная французская лаванда". Вряд ли французы так сделали бы. Во-вторых, по закону о карантине растений, при международном перелете перевозить их и даже семена запрещено без специального разрешения. И цветы, и картина из России.

– Да?
– теряюсь я на пару секунд, потом спохватываюсь, забираю у Максима коробку и прижимаю к себе, очень стараюсь разбавить радостный тон полувлюбленными интонациями - О! Наверное, это Кирилл!

Я тоже могу быть

убедительна и умею считать. Во-первых, кроме Кирилла или Вовки некому, но Вовка не должен, после нашего последнего разговора он не стал бы (надеюсь!), и я ни за что не буду использовать его для задуманной провокации. Во-вторых, надо держать марку, и пусть это будет Ермак. Хоть на что-то сгодился. Нет, вру. Еще он спас Коко (мне стыдно!). В-третьих, гипотетически это может быть Игорь. Но после "разоблачения банды заговорщиков" он вряд ли стал бы снова так "шутить".

Максим слегка хмурится.

– Очень приятный молодой человек!
– доверительно сообщаю я мужу, словно он моя лучшая подружка, которой можно передать на хранение самый страшный секрет.

– Разве он не поклонник Мышильды?
– спрашивает Максим голосом снеговика. Я, конечно, со снеговиками еще на разговаривала, но именно такой тембр голоса и представляю, зимний, холодный, даже ледяной.

– Ну, пока никак на нее не переключается, - еле сдерживая внутреннюю дрожь, беспечно говорю я, будто для меня это не проблема.

– Переключить?
– жестко спрашивает муж, снова забирая из моих рук коробку и бросая ее на стол.

– Иди к черту, Быстров!
– повторяюсь я от бессильной тоски и злобы. Очень хочется сделать ему больно, задеть так, чтобы его вышколенные многолетними тренировками и военными сборами собственные тараканы дрогнули.
– У меня свой Париж. И он лавандовый.

– Варежка, - Максим пытается взять меня за руку.
– Пока не принесли еще что-нибудь или кого нелегкая не принесла...

Мое любимое прозвище звучит теперь как чужое, непривычное, словно украденное. Прячу руки за спину.

– Нелегкая принесла тебя!
– рычу я, демонстративно наклоняясь за билетами и не удержавшись от сарказма.
– Сохранил на память?

– У меня есть вполне разумный ответ, но сомневаюсь, что поверишь, - отвечает Максим спокойно, но я вижу, что эмоции он сдерживает с трудом.

– Правильно сомневаешься, - подтверждаю я и, чтобы занять руки, достаю вазу, начинаю распаковывать лаванду.

– Если бы не билеты?
– вдруг отрывисто спрашивает муж.

– Что если бы?
– стою к нему спиной и не поворачиваюсь. Некстати вспомнилось, как ма.. Валентина Георгиевна и Мышильда умеют спиной выражать глубокую печать. Мне сейчас позарез нужно спиной выразить равнодушие и легкое презрение. Правильно говорит Сашка: всё, даже эмоции, надо перед важными встречами репетировать.

– У нас был шанс поговорить, если бы ты их не увидела?

Не выдержав, быстро, резко разворачиваюсь к нему лицом (планировала плавно и с достоинством):

– Серьезно?! Ты пришел разговаривать со мной, но не собирался рассказать о вашем вояже?

Тараканы складывают бумажные самолетики и устраивают соревнования "чей улетит дальше".

– Это не вояж. Она не моя клиентка. Теперь уже не клиентка, - так же резко швыряет слова Максим.
– Я обещал, что не расскажу тебе как можно дольше. Я проклял себя за это обещание. И дело не в том, что я нарушу данное слово. Что оно теперь стоит, когда я тебя почти теряю? Ты вообще не должна была узнать. По крайней мере пока. Но ты узнала, а я не вырулил ситуацию. Я подвел вас обеих. Она не поймет.