Верные друзья
Шрифт:
– Можешь мне говорить теперь все, что угодно. Можешь мне даже говорить "ты". Я проникся к тебе глубоким уважением!
– То-то, - наставительно говорит Чижов.
– Ну а теперь - бежим!
– Как - бежим?
– удивленно смотрит на него Нестратов.
– Бежим, бежим, Василий! А то сейчас спохватятся, начнут меня искать, благодарить, то-се, пятое-десятое, а по мне, - он воровато оглядывается, нет ничего хуже жалких слов. Боюсь до смерти! Бежим! Только вот туфли Александра сниму - жмут невозможно.
Он снимает
И в то же мгновение распахиваются двери и на пороге больницы появляются девушка-врач в расстегнутом халате, две сестры, какая-то старушка с градусником в руке.
– Где же он?
– растерянно бормочет девушка-врач.
– Просто чудеса! Борис Петрович!
– кричит она во весь голос.
– Борис Петрович, где вы, отзовитесь!
И все принимаются кричать:
– Борис Петрович! Борис Петрович!
Взметнулось облако пыли.
Вынырнув из-за угла, у больницы останавливается запыленная таратайка. Из нее выпрыгивает Наталья Сергеевна.
– Ну что?
– хрипло спрашивает она.
– Как Катюша? Почему вы все стоите? Что случилось?
– Все хорошо, Наталья Сергеевна, не волнуйтесь, - врач все еще растерянно озирается, - Катюше сделана операция. На наше великое счастье, здесь каким-то чудом оказался Чижов!
– Чижов?
– машинально повторяет Наталья Сергеевна.
– Какой Чижов?
– Батюшки!
– всплескивает руками врач.
– Борис Петрович Чижов! Хирург, который заслуживает, чтобы с его рук сняли золотой слепок. Неужели вы никогда о нем не слышали? Профессор Чижов!
– Профессор Чижов!
– снова повторяет Наталья Сергеевна.
– Нет, о нем я слышала.
– Голос ее звучит все тише, она проводит рукой по лбу, с трудом улыбается.
– Когда же он приехал? Где он?
– Не знаю, - в отчаянии говорит врач.
– Ничего не знаю! Когда он приехал, зачем и куда он сейчас вместе со своим другом девался, ничего не знаю...
– Вместе со своим другом, - еле слышно произносит Наталья Сергеевна.
– Ой, Мария Николаевна!
– вскрикивает неожиданно медицинская сестра. А я знаю, где он. Честное слово!.. Он же сам сказал... Ну только мы тогда не в себе были и запамятовали... А профессор сказал, что они по реке приехали на плоту!
– На плоту?..
Поднимается луна.
Кама плавно катит свои воды, величественная и широкая. От берега до берега вытянулась серебряная лунная дорожка. Далеко видна пустынная гладь реки.
Ни плота, ни людей.
Наталья Сергеевна стоит на берегу, вглядывается в даль и вдруг медленным, бесшумным жестом заламывает руки.
Сгущаются сумерки.
Одинокая женская фигура стоит на берегу широкой реки.
Рассвет.
По искрящейся, радужной воде плывет плот. Вокруг - степь, пустынные берега.
Нестратов, поджав под себя ноги, угрюмо сидит на краю плота - идет разговор,
– Как ты мог оттуда уехать?
– почти кричит он.
– Как тебя ноги унесли после того, что ты там выслушал?
– "Выслушал", "выслушал"... Сказать все можно, - хмуро ворчит Нестратов.
– А вообще-то я решил так: с первой же оказией вернусь в Тугурбай и займусь проектом.
Лапин обрадованно сжимает руку Нестратова у локтя.
– Я верил, Василий, хотел верить, что, по существу, с тобой все в порядке. Но, не скрою, в Москве испугался. Ты забыл что-то очень важное, важнее чего и быть не может: ты забыл, что работаешь для людей...
– Ну, это уж неправда!
– сердито качает головой Нестратов.
– Вы не хотите, друзья мои, понять, что когда человек завален работой сверх головы, то ему бывает некогда оглянуться...
– Чепуха!
– перебивает Чижов.
– Вранье! Каждый из нас, в чем-нибудь провинившись, подбирает себе этакие утешеньица.
– Это я знаю, - бормочет Нестратов.
– Все ты знаешь, - маленький Лапин, присев, обнимает длинного Нестратова за талию, - все ты знаешь, все помнишь, а вот про людей ты все-таки забыл. Аплодисменты. Почет. Фимиам. "Пожалуйте в президиум, дорогой Василий Васильевич!", "Возьмите еще одну мастерскую, уважаемый Василий Васильевич!", "Не примете ли участие в работе журнала, Василий Васильевич?!"... И пошло, и пошло! И день уже начинается с приглашения на совещание: одно в три часа, другое - в пять, третье - в девять... И на жизнь, с горестями ее и радостями, приходится смотреть только уже из окна кабинета, машины, международного вагона. И постепенно забываются те самые простые люди, ради которых работаешь...
– А ведь мы не имеем права забывать!
– с силой произносит Чижов. Мы-то ведь слесарята с Лефортовской окраины: Деды наши кто? Молотобойцы, железных дел мастера. Рядом трубили на одних и тех же завалящих станках. Отцы с дробовичками ходили на Красную Пресню...
И, увлеченные этим разговором, друзья не замечают, как плот медленно подходит к острову, втягивается в узкую протоку между островком и берегом и со страшным треском садится на мель.
Нестратов и Чижов удерживаются на ногах, но Лапин падает в воду.
Отплевываясь и отфыркиваясь, он весело рявкает:
– Кораблекрушение! Наконец-то дождались! Наконец-то сбылись мечты сумасшедшие! Стойте, не шевелитесь, тут какие-то коряги, сейчас я вас спихну.
Нестратов, с плота глядя на бесплодные усилия Лапина, задумчиво говорит:
– Нет, Саша, бурлак из тебя не выйдет!
И он, не сгибаясь, бултыхается в воду. Следом за ним спрыгивает Чижов. Они толкают плот объединенными усилиями, но безуспешно.
Плот засел прочно.
Не помогают даже старинные выкрики: