Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
— ЧТО? — потребовал голос из-за двери.
Дортмундер наклонился.
— Это я, — сказал он, не слишком громко. — Джон Дортмундер.
— ДОРТМУНДЕР?
— Ты кому пытаешься об этом сообщить? Населению Аргентины? — зло прошипел Дортмундер.
Зазвенели многочисленные замки и дверь распахнулась. Арни Олбрайт стоял, к сожалению, все такой же как и раньше.
— Дортмундер, — вскричал он. — Ты чего это не позвонил как обычный человек?
— Потому что ты орал бы в домофон, мне пришлось бы орать тебе в ответ, и все на улице услышали бы в чем дело.
—
Он неопределенно махнул себе за спину, как будто не помнил, что это за ценности и где они лежат.
— Ты собираешься меня впустить? — поинтересовался Дортмундер.
— Ну, ты уже здесь, так ведь?
Арни был тощий мужчина, какой-то весь угловатый, совсем седой и с очень морщинистым лицом на котором сидел нос картошкой. Лет ему на вид можно было дать как четыреста, так и тысячу. Он отстранился и жестом пропустил Дортмундера внутрь, говоря при этом:
— Так что, Стуна снова закрыли, да?
Удивленный, так как это были совсем свежие новости, Дортмундер спросил:
— Ты когда узнал об этом?
Арни захлопнул дверь.
— Я и не знал. Просто когда я вижу тебя на пороге у Арни, это значит что Стун не в деле.
— Да, не… — попытался поспорить Дортмундер.
— Не рассказывай мне сказки, Дортмундер! — Отрезал Арни, проводя Джона в гостиную, если это можно так назвать. — Если Стун в деле, то именно к нему ты скачешь в первую очередь, даже с учетом того что я плачу больше.
— Да, не, Арни! — Пытался отрицать Дортмундер, проходя за ним в комнату. Хотел бы он поменьше врать Арни.
Комнаты в квартире Олбрайта были маленькими, с большими окнами смотрящими на железную пожарную лестницу, и на кирпичную стену гаража в футах четырех. Для украшения интерьера он использовал многочисленные календари и все эти январи на стенах начинались с разных дней недели, и почти все числа были выделены, черным, красным и иногда, синим цветом. А чтобы разнообразить монотонность здесь были также календари начинавшиеся с марта или августа, их Арни называл «недокомплект». Будучи настоящим коллекционером он и жаргоном пользовался вполне настоящим. Верхняя часть этих календарей была отведена под картинки, чаще всего фотографии — осенний листопад, котята в корзинках, Эйфелева башня. Кроме тех рисунков, где были изображены девушки обнимающие бензоколонки. Очень яркие и великолепные картинки. Еще там были картинки на религиозную тематику, в основном Нагорная проповедь в перспективе. Тоже рисунки, но не такие интересные с точки зрения искусства как девушки.
Арни прошел мимо всех этих декад к столу стоящему как раз напротив прекрасного вида на стену гаража.
— Ну так что у тебя для меня есть, ха? Бьюсь об заклад не пианино. Нет? Ха?
Удивительно как Арни умел быстро надоедать.
— Монеты, Арни.
— Черт, вот видишь. Не сработало.
— Не сработало?
— Однажды, — сказал обиженным голосом Арни, — я прочел эту чушь по самоусовершенствованию, в одном чертовом макулатурном журнале. Что-то типа «Просветись, мудила». Так вот там говорилось: «Улыбнись и мир улыбнется тебе,
— Слыхал про такое что-то, кажется, — осторожно согласился Дортмундер.
— Так вот, это все брехня! Я тут пробовал пошутить…
— Да ты что! — вежливо удивился Джон. — Жаль я не слышал.
— Вот такая я неправильная личность. Я такой какой есть! Кто-то расскажет анекдот и ты будешь валятся по полу и едва не умрешь от смеха. Но я не такой. Я заноза в заднице, Дортмундер, и не спорь со мной!
— Я никогда с тобой не спорю, Арни! — заверил его Джон.
— Я действую людям на нервы, — продолжал настаивать Арни, тыкая костлявым пальцем в лицо Дортмундеру. — Люди жалеют что со мной повстречались, — он сморкнулся. — И не важно, что я делаю. Я даже надухарился, представляешь такое?
— Ну, — осторожно протянул Дортмундер, — ты и правда пахнешь как-то по-другому, Арни.
— По-другому, ага, — рыкнул Арни. — Не лучше, а по-другому…Я вылил на себя этот «мужской запах», понял о чем я? Выдрал из мусорника журнал, и вылил из него все эти штуки на себя. Теперь люди должны быть ближе, а они ищут такси чтобы удрать от меня.
Дортмундер тихонько хмыкнул.
— Не все так плохо, Арни, — снова солгал он.
— Ты по крайней мере врешь мне. Для большинства я такой неудобоваримый, что они ждут не дождутся сообщить мне какой я мудак. Так, садись у окна, так будет лучше.
Дортмундер устроился на стуле у открытого окна и так действительно было лучше. Застарелый запах гаража перебивал жуткий насыщенный аромат исходящий от Арни. А пах он как огромный флакон дезодоранта.
На этом старинном письменном столе Арни когда-то выложил некоторые из своих не самых ценных «некомплектов» и придавил их толстым куском оргстекла. Дортмундер достал свой мешочек и высыпал его содержимое прямо на июнь, где два босоногих парня в соломенных шляпах и с веснушчатыми лицами рыбачили.
— Вот что у меня есть, — прокомментировал Дормундер.
Пальцы Арни, короткие и грязные, вертели монеты и так и этак.
— Ты путешествовал, Дортмундер? — поинтересовался Арни. — Мир смотрел?
— Это одна из твоих шуток, Арни?
— Просто спрашиваю.
— Арни, — вздохнул Джон, — Римской Империи больше нет. Туда уже не съездишь. Ее уже нет, не знаю, лет сто, наверное. Или больше.
— Ладно, давай поглядим, — буркнул Арни.
Откуда-то из недр своей измятой одежды он выудил старый сухарь и ювелирную лупу. Сунув сухарик туда же откуда взял, он пристроил лупу в левый глаз и принялся изучать монеты по одной.
— Хороши, — уверенно сказал Дортмундер. — В центре города, в отеле торгуют этим всем.
— Ммм, — промычал Арни и попробовал одну монету на зуб.
— Это не печенька, Арни.
— Ммм, — сказал Арни и в этот момент в дверь позвонили.
Арни поднял голову и целую жуткую минуту его лупа была наставлена на Дортмундера. Это словно кто-то смотрит на тебя в дверной глазок, но без двери. Потом он положил раскрытую перед собой ладонь на стол, поднял левую бровь и лупа упала в руку.