Ветер и мошки
Шрифт:
— Нет, спасибо.
Таня отошла, побродила еще, как-то оказалась на воздухе, двинулась куда глаза глядят. Мой щавель, шипело внутри. Мой щавель! Как же так? Лидка, значит, специально на Северный поехала. То есть, показала, что поехала, а сама, наверное, на следующей остановке вышла. А меня, значит, в край, на сельхозбазу направила, чтобы времени побольше прошло. Пока туда, пока обратно… Ох, черно, черно!
Таню стошнило салатом. Нагнувшись, она долго цеплялась за какую-то шершавую стену. Кошка прошмыгнула мимо.
Таня сплюнула. Такой перевод продуктов! Только вот растянуться на травке не хватало еще. Хотя, наверное, было бы неплохо. Постояв, переждав, пока боль утихнет, Таня шагнула прочь. Небо закружилось, дома принялись перекидываться балконами, асфальт тут же заплясал, не попадая в туфли. Таня, как пьяная, добрела до лавочки под деревом и села. Как еще не промахнулась? Так, подумала, не пора ли кричать: «Спасите?». Она закрыла глаза. Тихо-тихо. Все болячки от нервов. Ни щавель, ни Лидка того не стоят.
Сколько без нее протянет Олежка?
Ответ был: нисколько. Хотя, может, куда-нибудь и определят. За два-то года хоть одно место освободилось.
Шумела листва. Ветерок холодил виски и шею. Где-то в темноте, справа, тявкала собака. Дальше слышался автомобильный шум, там была улица. За спиной скрипнула оконная рама. Плеснула вода. «Я на секундочку!» — взвился мальчишеский голос. Знаем мы эти секундочки!
Таня чуть растянула губы в улыбке. Звуки были обыденные, приятные, умиротворяющие. Она, честно, сидела бы и сидела. Кто-то неторопливо прошел мимо, и запах сигаретного дыма коснулся ноздрей.
— Девушка?
— Да?
Таня с усилием открыла глаза. Какой-то пузатый, одышливый, лысеющий мужчина в пиджаке, наклонившись, тряс ее за плечо. Брюки у него были мятые. Из заднего кармана торчал хвостик целлофанового пакета.
— Все в порядке с вами?
— Да.
С лавочки пришлось встать, показывая, что она просто присела на секунду.
— Просто у вас лицо… — сказал мужчина.
— Что — лицо?
— Бледное.
Мужчина протянул ладонь. На ладони, запертая между линиями головы и жизни, желтела таблетка.
— Что это? — спросила Таня.
— Дротаверин. Но-шпа. Мне помогает.
— Спасибо.
Таня взяла таблетку.
— Только надо запить водой, — посоветовал мужчина.
— Хорошо, я запью.
— Это поможет.
— Спасибо.
Таня пошла наискосок, чтобы сердобольный мужчина не увязался следом. Ноги понесли ее не к рынку. Ноги понесли ее к Лидке домой. Она бы не смогла сказать, который сейчас час, какими буераками и как пробиралась к чужому дому, но обнаружила себя на лестничной площадке прямо перед знакомой дверью. Второй этаж, квартира третья. Руки протяни — и вжимай кнопку звонка, пока мир не треснет.
Ведь если Лидка дома…
Думать об этом, наливаясь отчаянием и болью, можно было до морковкина
— Я мигом, солныш…
Дверь перед Таней распахнулась, и Лидкин сожитель шагнул за порог, грозя с ней столкнуться. Было забавно наблюдать, как мелкая улыбка пропадает с мордатого лица, а в маленьких глазах искорками рассыпается испуг.
— …ко.
— Здрасьте, — сказала Таня.
Несмотря на то, что Коля весил, наверное, под сотню кило, она легко, тычками, загнала его обратно в прихожую.
— Лидочка! — издал вопль сожитель, которому, видимо, показалось, что сейчас его будут убивать.
— Ну что там?
Лидка в халате, с руками, белыми от муки, появилась из кухни. Почему-то не само наличие подруги дома, когда она должна бегать по городу в поисках украденного щавеля, не домашний вид, а именно эти руки, легкомысленно обвалянные в муке, произвели на Таню самое черное впечатление.
— Вот как? — каркнула она во все горло. — Блины печем?
— Таня!
Ох, черно, черно. Воздуха! Ее словно ветром выдуло из квартиры, и крик догнал ее уже на ступеньках. Таня обернулась, чтобы поймать в поле зрения всплывшее над перилами Лидкино лицо.
Что там было в этом лице? Досада?
— Танька!
— А я-то думала…
Горечь не дала договорить. Слезы в глазах размыли и белый потолок, и стену, и Лидку, которая и шага не сделала на пролет. Могла, но не сделала. Могла.
— Тань, я потом… Послушай! Тут ситуация, Коля задолжал… Я бы тебе со временем… Пойми же, пойми, нам сейчас больше нужно!
— А мне? — вскинулась Таня. — Мне не нужно? Зачем цирк этот? Чтобы я, как дурочка, повелась?
— Ну…
— Зачем? — спросила Таня, чувствуя, как слезы жгут щеки.
Лидка выпрямилась и отряхнула руки.
— Да иди ты в задницу, подруга! — неожиданно сказала она и скрылась в квартире.
Хлопнула дверь. Крупинки муки еще сыпались как мелкий-мелкий снег.
— Это мой… — просипела Таня перехваченным горлом. — Мой щавель.
Только увещевать пустоту лестничной площадки было бессмысленно.
Разевая рот, Таня вывалилась из подъезда. Казалось бы, открытое пространство должно помочь. Помогает же рыбе большая вода? Но по факту сделалось только хуже.
Тварь! Тварь! За что? Со школы ведь дружили! Таня не понимала перемены. Только что щавель в четыре руки… Ну, объяснила бы, все мы бывали в разных ситуациях, жизнь у нас как дорога с ямами, то яма, то канава, черт с ней, потерпела бы жареная курица в изгнании, но вот так, надеясь выручить пятьсот рублей втихую? Пятьсот рублей! Не бог весть какое богатство. Ой-ой, Коля задолжал!