Вихрь Бездны
Шрифт:
— В горло или в голову, — прошелестела девушка.
Октавиан мог и не заметить лишь на миг блеснувшую в надорванном вороте истукана кирасу. Кто это тебя так, палач безоружных, а?
Ничего, в лицо — тоже удобно. На них ведь нет даже масок. Палачи в масках — только на площади. Зачем? Ведь весь квартал знает, в каком доме живет мастер топора и петли. И в его детей часто летят камни и грязь. Глупая месть слабых слабым.
В детей Кармэн тоже швырялись бы — дай черни и не черни волю. Дети палачей, дети герцогов — какая разница, что за титул носят отверженные?
Четыре шага. И четверо чернорясников дружно выступили вперед. А пол вздрогнул от ощутимого удара — едва не сбил врагам строй.
Увы, слишком далеко для удачного прыжка. Свой предел после замка Адор Элгэ знает. Да и лестницы здесь нет. А метательных ножей не осталось.
Черные сократили расстояние еще на шаг. А от нового удара содрогнулись древние стены. По двум уже поползли трещины — узкими змеями! Опять — змеи…
Даже если кинуться бежать — можно уже не успеть. Но здесь Диего — и поэтому Элгэ никуда не побежит. И не предложит спастись Октавиану — потому что ей не справиться с семью врагами одной. Впрочем, он не оставит здесь своего брата. За кем и пришел.
Жаль, в этом подземелье нет Валериана Мальзери! Будет так несправедливо, если их здесь сожрут или раздавят, а он останется жить. Мальзери-старший — не из тех, кто долго горюет по сыновьям. Новых наплодит!
В прежние времена прабабки Элгэ по обеим линиям танцевали среди змей и обнаженных мечей. Разве что под падающими каменными глыбами никто не пробовал. Но и это тоже — танец со смертью. Так танцуй, илладийка!
3
— Мама, мамочка! Мама!!!..
… — Твоя дочь родилась мертвой! И это хорошо. Лучше умереть, чем жить ублюдком дуры и шлюхи!
Ледяное лицо Карлотты всё ближе. Заслоняет зарешеченное окно, серые стены, сводчатый потолок… Лишает последней искры света. Последней надежды…
— Ты лжешь! Я слышала ее крик…
— В таком случае, — глаза в глаза шипит Карлотта, — она умрет, если ты хоть кому-нибудь скажешь, что рожала! Откроешь свой грязный рот — и считай, она мертва!
«Сестра Валентина» расхохоталась — диким, полубезумным смехом. Он бьет в уши, в виски, в лоб, в затылок!..
«Я сдержала слово, Мирабелла! Я молчала ради тебя. И не наложила на себя руки лишь потому, что надеялась хоть когда-нибудь тебя увидеть! Доченька!..»
— Мама!..
Карлотты здесь нет. А перед глазами вьется по потолку огромная трещина. Та самая или нет? Нет, та былауже и с меньшим количеством притоков. Вдвое или втрое…
«Сестра Валентина» и ее голос исчезли, а вот чудовищный грохот — нет. Кто-то огромный и взбесившийся колотит из-под земли в каменный пол. Ногами, гигантской головой или что там у него еще?
Эйду подбросило в путах. Она сама — на алтаре, а где Мирабелла?!
Голова раскалывается меньше — может, надоело? Во всяком случае — поворачивается
Сердце обожгло дикой болью — дочка бессильной куклой скорчилась на алтаре у ног бестолковой матери! А собственный сумасшедший крик опередил все связные мысли. И девочка шевельнулась — заставила глупое материнское сердце подскочить к горлу.
Черная тень огромной хищной вороной метнулась мимо. Жрец! Обернувшись за ним, Эйда успела краем глаза разглядеть прочих палачей. Зачем-то столпились в полумраке — на другом конце капища. Шагах в тридцати от пленников. Что они там делают — тварь из глубин приветствуют?
Диего! Девушка только сейчас заметила: он каким-то непостижимым чудом освободился! Хотя что тут странного — их ведь не приковали. А веревки в этом подлунном мире умеют рвать все, кроме Эйды.
Еще бы миг — сорвать с глаз и повязку! Но его-то у Диего и не оказалось.
Короткий замах кривого ножа — прямо над головой отчаянного мальчишки!
— Диего, берегись — сверху!
Если бы у нее были свободны руки! Если бы…
Кривая серо-черная молния рванулась вниз… и замерла дюймах в десяти от Диего. Вслепую перехваченная крепкой мальчишеской рукой.
Ему не справиться! Подростку с онемевшими от веревок руками не удержать здоровенного взрослого мужика!
И что там, во имя Творца милосердного, за шум и лязг — на том конце логова?!
Два гибких силуэта мечутся в полукруге черных сутан. Пленников все-таки пришли спасти! Но почему избавителей всего двое? Или они — легендарные, непревзойденные бойцы?
Первый враг рухнул навзничь. И Эйда в рваном пламени очумевших факелов успела разглядеть спасителей.
Девушка вряд ли старше ее самой. И юноша — тех же лет. Постарше напарника для героини не нашлось. Все они переросли рыцарский возраст и никаких дам и детей спасать не собираются. Особенно — в ущерб собственной драгоценной шкурке. Убивать и насиловать, без сомнения, гораздо более подобает настоящим мужчинам! А главное — безопаснее.
Незнакомка что-то гортанно выкрикнула на неизвестном языке. К счастью — не том, на коем недавно пели жрецы. А судя по ответной скороговорке Диего — это илладийский. Девушка — илладийка. Та самая героическая сестра Диего?
Пляска двух разящих молний в полукольце неторопливых черных статуй… А нож всё больше клонится к груди мальчишки! Диего — бел как сама смерть, лишь по подбородку течет алая струйка. Из прокушенной губы.
— Здесь нельзя кровь!..
Это — вслух?
Вслух!
Эйда дико мотнула головой. Та взорвалась безумной болью… но это уже неважно!
— Здесь нельзя… кровь… — Личико Мирабеллы — бледнее лиарских снегов. И профиля Диего. — Здесь — Зло… Оно…
Девочка четко проговаривает слова. Так четко для ее полутора лет! Года и семи месяцев…
Дикий удар из подземелья сотряс капище. Алтарный камень холодным тупым гвоздем вонзился в затылок. Что-то тяжелое обрушилось на Эйду, режущая боль просадила правое плечо! Огненной волной растекается по руке…