Вильсон Мякинная голова
Шрифт:
Въ нихъ слышались скоре жалобы, чмъ гнвъ и негодованіе.
— Продать родную мать внизъ по теченію рки, на хлопковыя плантаціи! Для ея же блага! Я не ршилась бы поступить такъ даже и съ собакой. Я теперь до того измучена и утомлена, что не могу, кажется, даже и буянить, какъ длала прежде, когда пыталисъ меня обидть и оскорбить. Надюсь, что это у меня пройдетъ, но можетъ быть также, что я и навкъ останусь такой несчастной мокрой курицей. Во всякомъ случа за послднее время я такъ много выстрадала, что грустить и стовать стало для меня теперь сподручне, чмъ бушевать и браниться.
Слова эти должны бы были растрогать Тома Дрисколля до глубины души, но если они и произвели на него такое дйствіе, то оно было существенно измнено другимъ, боле могущественнымъ впечатлніемъ. Угнетавшее Тома тяжкое бремя страха внезапно испарилось, подавленный его духъ радостно воспрянулъ, а мелкая душонка возликовала въ сознаніи, что избавилась отъ грозной опасности. Томъ, однако, благоразумно молчалъ, воздерживаясь отъ всякихъ комментарій. Въ теченіе нсколькихъ минутъ его мать тоже молчала, такъ что тишина оживлялась только стукомъ дождя, бившаго наискось въ стекла, — жалобнымъ завываніемъ втра и подавленными восхлипываніями, вырывавшимися отъ времени до времени у Роксаны. Всхлипыванія эти становились все рже и подъ конецъ совсмъ прекратились. Тогда бдняжка принялась опять говорить:
— Убавь-ка свту еще, еще немножко! Особ, за которой
Я разскажу теб насколько коротко, насколько окажется возможнымъ, что именно со мною случилось, а потомъ объясню теб, какъ ты долженъ будешь поступить. Человкъ, который меня купилъ, самъ по себ еще былъ не дурнымъ человкомъ. Для плантатора его можно было бы назвать даже довольно добродушнымъ. Еслибъ ему удалось поставить на своемъ, я служила бы горничной въ его семь и могла бы жить сравнительно недурно, но жена у него была настоящая янки, и нельзя сказать, чтобы изъ красивыхъ. Увидвъ меня, она сейчасъ же поднялась на дыбы и заставила мужа отправить меня въ казармы, къ простымъ полевымъ работницамъ. Она не удовлетворилась еще и этимъ, а напустила на меня надсмотрщика. Дло въ томъ, что эта несчастная приревновала меня къ мужу и возненавидла не на животъ, а на смерть. Надсмотрщику было велно высылать меня на работу утромъ еще до разсвта. Мн приходилось работать цлый день до тхъ поръ, пока совсмъ не стемнетъ, причемъ меня зачастую стегали кнутомъ, если оказывалось, что я сработала меньше, чмъ самыя здоровыя и сильныя негритянки. Этотъ надсмотрщикъ былъ тоже янки изъ Новой Англіи, а на юг всмъ и каждому извстно, что это за люди. Они знаютъ какъ истомить негра работою до смерти, въ буквальномъ смысл этого слова. Они умютъ также пускать въ дло кнутъ и такъ исполосовать имъ спину, что на ней не останется живого мста. Въ первое время хозяину случалось замолвить за меня доброе словечко надсмотрщику, но это не приводило ни къ чему путному. Барыня всегда узнавала объ этомъ и посл того моя судьба становилась еще во сто разъ хуже. Никакой пощады для меня тогда уже не было.
Сердце Тома пламенло гнвомъ и негодованіемъ противъ жены плантатора. Онъ говорилъ себ самому: «Еслибъ эта проклятая дура не вмшалась въ дло, все бы у насъ шло какъ по маслу»! Чтобъ облегчить душу, Томъ разразился трехэтажнымъ проклятіемъ по адресу плантаторши.
Гнвъ и негодованіе, явственно выражавшіяся на его лиц, дошли до свднія Роксаны, благодаря молніи, которая, сверкнувъ какъ разъ кстати, превратила на мигъ тусклый полумракъ комнаты въ ослпительно яркое освщеніе. Роксана почувствовала себя довольной и обрадованной. Подмченное ею у Тома выраженіе лица доказывало вдь, что ея сынъ способенъ питать сочувствіе къ страданіямъ своей матери и негодовать на людей, позволившихъ себ ее преслдовать. Одно время бдняжка сомнвалась даже и въ этомъ. Впрочемъ, радостное чувство промелькнуло въ ея сердц тоже, какъ молнія, оставивъ посл себя прежнее мрачное настроеніе духа. Роксана вынуждена была сказать себ самой: «Вдь онъ же и продалъ меня на плантацію въ низовья Миссисипи! Если онъ и сочувствуетъ мн теперь, то на прочность его сочувствія всетаки нельзя положиться. Оно пройдетъ у него безслдно». Затмъ она продолжала свой разсказъ:
— Назадъ тому десять дней я сказала себ самой, что не протяну больше такого же числа недль, до того я была измучена непосильной тяжелой работой и безпощадными ударами кнута. Сердце у меня замирало и я чувствовала себя совсмъ несчастной. Мн сдлалось совершенно безразлично жить или умереть. Пожалуй, даже, что такая жизнь, которую я должна была вести, представлялась мн хуже смерти. Понятное, — когда человкъ придетъ въ такое расположеніе духа, въ какомъ я находилась, тогда ему все равно, что пьяному: море по колно. Вмст со мною работала на плантаціи маленькая двчонка-негритянка, примрно, такъ лтъ десяти. Она, бдняжка, все льнула ко мн, потому, значитъ, что у нея не была матери. Я полюбила ее и она полюбила меня. Ей какъ-то случилось принести съ собой на работу ломоть поджаренаго хлба. Вотъ она и вздумала передать хлбъ потихоньку мн, обкрадывая такимъ образомъ себя самое. Ей было извстно, что надсмотрщикъ держитъ меня впроголодь. Онъ изловилъ ее, однако, съ поличнымъ и ударилъ прямо по спин бамбуковой тростью, которая будетъ такой же толщины, какъ палка у половой щетки. Бдняжка взвизгнула, упала на земь и начала кататься и биться въ пыли, словно зашибленный паукъ. Я этого не могла вынести. Адскій огонь, которымъ горло мое сердце, вспыхнулъ сразу яркимъ пламенемъ. Я выхватила палку изъ рукъ надзирателя и създила его этой палкой такъ, что онъ сейчасъ же растянулся и самъ на земл. Ударъ пришелся ему по голов, а потому онъ сразу не могъ очухаться, а только стоналъ и ругался. Вс наши негры перепугались до смерти и собрались вокругъ него, чтобы ему помочь, а я сейчасъ же вскочила на лошадь надзирателя, бросилась въ кусты и помчалась къ рк такъ шибко, какъ только могли нести меня конскія ноги. Я знала, что со мной сдлаютъ, если удастся меня изловить. Какъ только надсмотрщикъ поправится, онъ сейчасъ же начнетъ мучить меня на работ такъ, чтобы я непремнно умерла отъ изнуренія силъ. Если хозяинъ пожалетъ затраченныхъ на меня денегъ и не позволитъ меня уморить, то меня продадутъ еще дальше внизъ по теченію рки, что окажется еще того не легче. Вотъ я и ршилась утопиться, чтобы избавиться такимъ образомъ отъ всхъ дальнйшихъ непріятностей. Минутки черезъ дв я добжала до рки. Начинало уже смеркаться, но я всетаки увидла привязанный къ берегу челнокъ и разсудила, что мн нтъ надобности топиться, если удастся въ немъ уплыть. Привязавъ лошадь къ одному изъ бревенъ, лежавшихъ на берегу, я услась въ челнокъ и поплыла внизъ по теченію, стараясь держаться какъ можно ближе къ береговой круч и моля Бога о томъ, чтобы какъ можно скоре стемнло совсмъ. У меня имлось большое разстояніе впередъ, сравнительно съ людьми, которыхъ отправятъ за мной въ погоню, потому что хозяйскій домъ находился верстахъ въ пяти отъ рки и туда можно было послать съ извстіемъ о моемъ побг только какого-нибудь негра на одномъ изъ рабочихъ муловъ, ну, а негры, понятное дло, торопиться не станутъ и сдлаютъ все, что отъ нихъ зависитъ, для того, чтобы я могла убжать подальше. Прежде чмъ кому-нибудь удастся побывать въ господскомъ дом и вернуться оттуда обратно, наступитъ уже темная ночь, когда нельзя будетъ идти по конскому слду. До самаго утра не удастся въ точности узнать, куда именно я двалась, да и потомъ негры постараются отвести блыхъ отъ настоящаго слда и наврутъ имъ предварительно съ три короба. Наконецъ настала ночь. Я все еще продолжала грести внизъ по теченію и подвигалась довольно проворно, стараясь держаться вдоль берега. Потрудившись такимъ образомъ часа два, я ршила, что мн не зачмъ себя больше мучить, а потому перестала грести и, выплывъ немножко ближе къ середин, гд теченіе было всего сильне, предоставила ему самому вести меня дальше внизъ. Тмъ временемъ я старалась придумать, какъ именно надо поступить въ случа, если окажется возможнымъ обойтись безъ того, чтобъ броситься въ воду. По моему разсчету, было уже больше полуночи и я находилась верстахъ въ двадцати или двадцати пяти отъ своей плантаціи, когда я увидла огни парохода, причалившаго къ отмели, такъ какъ поблизости не имлось ни городской,
«Примрно черезъ часъ раздался изъ машиннаго отдленія звонокъ, сообщавшій, что все готово. Вслдъ за тмъ поднялась обычная суматоха при отчаливаніи и вскор раздался ударъ въ гонгъ». Понимаю, что значитъ эта музыка! — сказала я себ самой. — Это значитъ: «отчаливай внизъ по теченію». Потомъ раздался другой ударъ, означавшій, какъ мн извстно: «поворачивай носомъ впередъ». Слдующій затмъ ударъ означалъ: «довольно поворачивать». Новый и послдній ударъ въ гонгъ отдалъ приказаніе идти полнымъ ходомъ вверхъ противъ теченія. Очевидно, что пароходъ идетъ въ Сенъ-Луи, гд я выберусь на немъ изъ лсовъ и мн незачмъ будетъ топиться. Мн было извстно, что «Великій Моголъ» плаваетъ теперь между Сенъ-Луи и Орлеаномъ. Какъ разъ совсмъ уже разсвло, когда пароходъ проплылъ мимо нашей плантаціи. Я видла цлую толпу блыхъ и негровъ, сновавшихъ взадъ и впередъ по берегу и очень безпокоившихся изъ-за меня. Я же смотрла на нихъ сквозь окошечко въ кают совершенно равнодушно и ни мало не тревожилась. Около этого времени пришла на дежурство въ каюту горничныхъ Салли Джексонъ, которая состояла при мн помощницей, а посл меня назначена была въ старшія горничныя. Она несказанно обрадовалась нашей неожиданной встрч, да и все пароходное начальство тоже обрадовалось. Я разсказала имъ, что меня насильно захватили и продали на плантацію въ низовьяхъ Миссисипи и что я постаралась оттуда сбжать. Сейчасъ же собрали для меня въ складчину двадцать долларовъ и дали ихъ мн, а Салли снабдила меня приличнымъ платьемъ. Прибывъ въ Сенъ-Луи, я прямо зашла сюда, такъ какъ знала, что вы здсь останавливаетесь. Мн сказали, что васъ здсь нтъ, но что со дня на день ждутъ вашего прізда. Я не ршилась поэтому отправиться опять внизъ по теченію на Даусонову пристань, опасаясь, что мы такимъ образомъ разъдемся другъ съ другомъ.
«Въ прошлый понедльникъ, проходя по Четвертой улиц, мимо одного изъ тхъ мстъ, гд вывшиваютъ объявленія о бглыхъ неграхъ, съ общаніемъ награды тому, кто ихъ изловитъ, я вдругъ увидла какъ разъ моего хозяина и такъ испугалась, что чуть не упала на мст отъ страха.
„Онъ стоялъ ко мн спиной, бесдуя съ конторщикомъ, которому передалъ для расклейки нсколько объявленій о сбжавшей негритянк, то есть именно обо мн. Понятное дло, что онъ предлагаетъ за мою поимку денежную награду. Какъ ты думаешь, правильно я разсудила?
Томъ постепенно дошелъ опять до состоянія величайшаго ужаса. Онъ разсуждалъ съ самимъ собою:
„Что бы теперь ни случилось, я все равно пропащій человкъ! Плантаторъ объявилъ, что у него возникли кое-какія подозрнія насчетъ законности, учиненной мною сдлки. Онъ получилъ письмо отъ одного изъ пассажировъ «Великаго Могола», гд сообщалось, что Роксана пріхала на этомъ пароход въ Сенъ-Луи. Всмъ и каждому на «Великомъ Могол» извстна ея исторія. Плантаторъ сказалъ на прямикъ, что если она вернулась сюда не длая даже и попытки бжать въ свободные штаты, то этотъ фактъ уже самъ по себ бросаетъ на меня сильное подозрніе. Онъ требуетъ, чтобы я безотлагательно разыскалъ Рокси, угрожая въ противномъ случа подать на меня жалобу въ судъ. Все это казалось мн невроятнымъ. Я не могъ вообразить себ, чтобъ материнскія чувства у нея совсмъ уже утратились и чтобъ она ршилась явиться сюда, зная, въ какое безвыходное положеніе этимъ меня поставитъ. Между тмъ она всетаки это сдлала. Кстати же, я имлъ глупость клятвенно общать плантатору, что помогу ему ее розыскать. Не подозрвая, что она сюда явится, я былъ увренъ, что такое общаніе ровнехонько ни къ чему меня не обяжетъ. Еслибъ я попытался теперь ее выдать, она… она… Но вдь для меня нтъ никакого другого выхода! И обязался вернуть плантатору или ее самое, или же полученныя за нее деньги. Откуда же я ихъ возьму, чортъ возьми? Все это, разумется, очень непріятно, но между тмъ, если онъ поклянется, что будетъ съ ней хорошо обращаться, а вдь по собственнымъ ея словамъ, онъ человкъ хорошій, и если онъ обязается кром того, что никогда впредь не позволитъ слишкомъ обременять ее работой, плохо кормить и…
Сверкнувшая вновь молнія освтила опять на мгновеніе блдное лицо Тома, котораго обуревали эти мучительныя думы. Лицо это произвело на Роксану такое впечатлніе, что она рзкимъ повелительнымъ топомъ, въ которомъ чувствовалось недовріе, вскричала:
— Сдлай-ка освщеніе поярче, мн надо хорошенько всматриваться въ твое лицо. Вотъ такъ, ладно! Теперь я на тебя погляжу. — Чемберсъ, ты побллъ, какъ твоя рубашка! Ты значитъ видлся уже съ плантаторомъ? Заходилъ онъ къ теб?
— Да… д… да!
— Когда?
— Въ понедльникъ пополудни!
— Въ понедльникъ пополудни! Разв онъ напалъ уже на мой слдъ?
— Онъ… Да онъ думаетъ, что напалъ… то есть ему, по крайней мр такъ показалось. Вотъ то самое объявленіе, которое вы видли.
Съ этими словами онъ вынулъ объявленіе изъ кармана.
— Прочти его мн, - сказала Роксана.
Она была до такой степени возбуждена, что грудь ея тяжело дышала, а въ глазахъ горлъ мрачный огонь. Томъ не зналъ, какимъ именно образомъ слдуетъ въ точности истолковывать подобный огонекъ, но ему казалось, что это во всякомъ случа угроза чего-то недобраго. Объявленіе было украшено обычнымъ, вырзаннымъ на дерев, грубымъ изображеніемъ негритянки, съ головою, повязанной тюрбаномъ. Негритянка эта какъ всегда, улепетывала съ узелкомъ на палк, перекинутой черезъ плечо. Въ заголовк объявленія красовалось крупнымъ шрифтомъ: «сто долларовъ награды». Томъ прочелъ вслухъ это объявленіе, по крайней мр, ту его часть, въ которой описывались примты Роксаны, а также фамилію ея хозяина, мсто жительства его въ Сенъ-Луи и адресъ конторы, но умышленно пропустилъ строки, гд сообщалось, что, по задержаніи бглянки, лица, желающія получить награду, должны предъявить бглянку г-ну Томасу Дрисколлю, для удостовренія ея личности.