Вишнёвый луч
Шрифт:
– Представляешь, - шепнула мне бабушка, - теперь его патриотизмом легко управлять с помощью салатов. Куснёт капустки, хрумкнет морковкой - готов: льются воспоминания о деревенских просторах. Рождается призыв поддержать сельское хозяйство. Вчера ночью звал меня на митинг.
– Он же урождённый горожанин!
– сглупила я.
– Конечно, дурочка, он горожанин. Ему вкололи историческую память, выбранные места. У кого-то из упокоившихся академиков-историков-культурологов забрали пару клеток, вырастили под фольклорную музыку в овощной культуре с эссенцией репы - и готово. Свеженький, как огурчик, патриот.
–
– Никак. Врачи сказали мне, что в результате демократических преобразований в нашей стране у людей тотально снесло крышу, и теперь можно получить нормальных патриотов только из пробирки. Ну, как младенцев делают для бесплодных супругов. В некоторых случаях понадобятся даже специальные суррогатные матери, потому что в обычных матерях теперь не вырастишь даже клонированного патриота. Очень сильное внутриутробное отторжение, вроде резус-конфликта. Эпидемия безродности. Корневой текст утрачен. Культурную кодировку нечаянно снесли напрочь.
– Ага. Ужас. А космополитов тоже выращивают?
– я перешла на шёпот.
– Любых. Это гораздо легче, нежели патриотов. Космополиты млеют от глобализации, верят в прогресс, мыслят прагматично, и всё это модно. А эгрегор моды всегда очень силён. Некоторое время, конечно. И теперь достаточно врачу пройти хорошие курсы повышения историко-культурного образования, и он может подобрать клетки, растворы, активные среды, и всё выращивается по заказу. В наступившем веке без заказа будут рождаться только православные дети в обычных православных семьях у воцерковлённых родителей.
– Почему это?
– А они к таким врачам не ходили и не ходят, телевизор не смотрят, радио не слушают. Зато остальные верят в самих себя и в некие демократические ценности. Медицинский бизнес вышел на новейший уровень развития. Медики-демократы! Самые управляемые люди на свете! Давида мне в рекламных целях бесплатно сделали! Помнишь, как по-учёному зовутся историки Средневековья? Медиевисты. А знаешь, кого народил ваш народ, ну, как называются спецы, которые тут средний класс выращивают на свою голову? Медиетологи. Смешно, правда?
– Бабуль, а бабуль! Ты поэтому хочешь поскорее мотануть отсюда, а? Признавайся!
Но тут вернулся Давид, и мы сменили тему, чтобы не пугать новорождённого патриота известием о том, что у него никогда не было деревенского детства, и что его воспоминания о парном молоке и капусте есть в некотором смысле фантомные клеточные боли покойного академика, всю земную жизнь изучавшего русский фольклор, историю и культуру.
– И когда я это увидела, то испытала чувство восторга, - громко сказал бабушка.
– Португалия!.. Фатима!
– Что ты увидела? Что испытала? Кто такая Фатима?
– застрочил Давид.
– Говори! Хочу знать!
Бабушка подмигнула мне и как бы продолжила:
– Фатима - это селение. Туда Богородица приходила. А мы с Петром позже... Пришли мы на Воса do Inferno. Вода вымыла из огромной скалы объем, в который страшно заглянуть, и получилось ущелье дьявола. Однако на его каскадных парапетиках шириной сантиметров эдак в сорок лежат и целуются любовные парочки. Слава Богу, в стране нет преступности.
– Почему нет?
– удивился Давид.
– И, кстати, почему они
Не подумав, бабушка ляпнула, что в Португалии демократия, и вот поэтому.
Давид взвился:
– Демократия порочна! И главный изъян её, - тут он сардонически ухмыльнулся, - в том, что только партия, лишённая власти, знает, как управлять страной. Демшиза.
Желая смягчить образованного собеседника, бабушка перевела, как ей показалось, тему:
– Я тут же вспомнила большой мост в Люксембурге, по аналогии. Представьте, дорогие мои, ущелье - широкое и глубокое, метров сто в глубину. На дне - река, по берегам дома, люди живут обычной городской жизнью. Местные самоубийцы очень полюбили это место. Вскоре жители ущелья стали жаловаться властям, что к ним на крышу, а то и прямо на стол, частенько падают свежие самоубийцы - или уже покойные или вот-вот... Всё-таки сто метров. Пришлось властям города построить забор трехметровой высоты вдоль моста. Помогло. Самоубийцам лень преодолевать такие заборы, им бы побыстрей, пока не раздумали.
Давиду это показалось чрезвычайно смешным, он расхохотался, представив себе торопливость прыгунов с большого моста в Люксембурге, но потом сказал:
– Самоубиваться - непатриотично. Убил бы гадов. На площади.
– О да, - примирительно сказал бабушка.
– Публичная казнь - лучшее средство от суицида. Но вернемся в Португалию. Уверена, что это не место для самоубийц: слишком атлантичен океан, слишком португален порвейн. Лежат они парочками на узеньких бордюрчиках над кипящими волнами океана и кротко целуются, будто бы гравитация всем им выдала по гарантийному талону на бессмертие в рамках их персональных любовных программ. И ангелов на подстраховку.
– Великолепные идиоты!
– расхохотался Давид.
– Любить родину гораздо выгоднее, чем целоваться над пропастью. Абсолютно убеждён.
– А ты попробуй, - задиристо сказала я под благосклонным взглядом бабушки.
– Целоваться?
– ещё пуще развеселился Давид.
– Да я вообще девственник! Секс уносит энергию народа в чёрную дыру. Секс опасен.
Мы с бабушкой промолчали. Биофирма медиетологов славно поработала. Патриот, считающий себя девственником, полный воспоминаний о деревенском детстве, весь в парном молоке и капусте, - славный парень получился наш новый Давид. Я, грешная, подумала: вот и Петра бы перековать в натуральные принципиальные девственники. И никаких тебе оксан-ирин ни под манишкой, ни в Эстонии.
Расслышав мои грешные мысли, бабушка больно двинула мне ногой под столом. Я сразу же залопотала в тон:
– Национальная кухня Португалии: мои мечты на моей тарелке. Никогда не забуду. Мы с Петром смотрели в окно ресторана. Океан ледяной. Серфинг и лавсторщики. Пара с голой грудью и пара с прощальным поцелуем...
– О чём ты?
– не понял Давид.
– Как это пара с голой грудью? Одна грудь на пару?
– Ой, прости, увлеклась. Повторяю: в окно виден пляж. Холодная вода Атлантики не пугает лишь серфингистов. Они приезжают на берег, мужчины идут в воду, а женщин, поцеловав, оставляют на песке. Женщины раздеваются до трусов, а грудь голая и загорает. Серфингисты, как по команде, целуют девушкам соски, гладят по умащённым спинам и уходят прыгать на досках по волнам. Очень романтично.