Вкус жизни
Шрифт:
– Милосердие выше справедливости.
– Тебя бы с твоим благонравием в мой котел. Посмотрела бы я, как ты запела бы… Наверное, сразу бы вспомнила все подводные чисто русские изречения – маты. Тебе легко говорить, выглядывая из-за пазухи заботливого мужа. Не по плечу тебе задача такой тяжести… – резко вспылила Эмма и добавила:
– Я могла бы смириться с ее агрессией, но только не с ложью и подлостью.
«Только ее страдания подлинны, а страдание других не в счет. Вот оно, высокомерие несчастливых, обиженных мужьями. Ненависть обычно небескорыстна. Может, и у них там было сомнительное, даже грязное дело? Что-нибудь с наследством… С чего бы ей пытаться умасливать свекровь?» –
– Девочки, девочки, хватит бодаться. Мы же договаривались с вами убирать, вымарывать из речи грубые выражения, – обеспокоилась Аня.
Но ее слова потонули в общем гуле разговоров, их просто не заметили. Не до церемониальных взаимных поклонов было в пылу вспоминания обид.
– …Многое я прощала Федору, но вот чего я никогда не забуду и не прощу, так это один случай с дочерью. Замуж Лиза выходила. Ее будущий муж внимательно приглядывался к взаимоотношениям в нашей семье (мой муж тогда по просьбе Лизоньки играл роль примерного папочки), будто учился или примеривался, что можно позволять с женой, а чего нельзя. И вдруг слышу из кухни, как Федор говорит снисходительно-пренебрежительно про нашу дочь зятю: «Что с нее взять? Одно слово – женщина!»
Я взбеленилась, чуть по физиономии мужу не съездила. Хотелось всю дурь из него вытрясти… Но взяла себя в руки и потребовала выслушать меня. «Ты хоть иногда задумывайся над тем, что говоришь! – прошипела я. – Этой фразой ты сегодня дал зятю разрешение неуважать твою дочь, делать с ней все что угодно. Ты испортил дочери жизнь. Я с тобой радости не видела, и ее ты обрек на такое же «счастье». Гордись своей глупостью!» А с него как с гуся вода. И ухом не повел! Не дошло… Он не умел слушать других, потому что был слишком уверен в своем мнении. Он во всем самый-самый… даже когда нос сует в приготовление еды.
– И что дальше? – спросила Аня.
– Развелась дочь через три года. Очень страдала, первое время чувствовала себя неполноценной, неудачницей. Потом поняла, что бывший муж ее недостоин. Он не мог, как и ее отец, оценить ни добра, ни заботы. И у младшей дочки есть трудности.
«Свои дети всегда правы», – подумала Инна.
– Иногда проблемы не стоит решать, если их можно обойти, – сказала Лера. – А у сына как дела?
– Нормально. Он руководитель небольшой фирмы. Пока процветает, а дальше что Бог даст. Мы любим друг друга, но часто спорим. Иногда приходится объяснять ему самые простые вещи. Только в отличие от отца, он задумывается над моими словами. Как-то ругаться в доме при мне начал. Я ему говорю, мол, когда произносишь матерные слова, ты выказываешь неуважение не только ко мне, но прежде всего к себе. Ты даешь понять самому себе, что слаб, не можешь сдержаться. А если просто не хочешь держать себя в руках, это еще хуже. Значит, ты жестокосерден, не жалеешь моих чувств.
А раз даже поссорились. Помирились, конечно, но осадок остался… Уехал Федор без нас с друзьями. Погода как назло была чудная. Он на природе, а я с внуками в городе, в жарище-пылище. Конечно, обиделась. Я без него с учетом любых обстоятельств одна никогда никуда надолго не отлучалась… А сынок тут как тут со своим советом: мол, если не можешь изменить ситуацию, меняй отношение к ней. Ну, я и завелась. Говорю ему: «Нет чтобы сказать отцу – задумайся над своим поведением, а ты… Он гадко ведет себя в семье, а я должна что-то в себе менять, чтобы спокойно смотреть на подобные факты? А почему бы ему не измениться, не стать добрее, порядочнее?
Тут он занервничал, голос повысил. Я вздохнула и говорю: «Тебя убило, что мать из кожи лезла, чтобы накормить семью, а твой папочка в трудные годы начала перестройки оплачивал обучение дочери своей любовницы, этой хитрой шлюшки. Тебя до крови в сердце задело, что он променял тебя на чужого ребенка…»
– Так она не шлюха, а проститутка! – непререкаемо заявила Инна.
– Зря, конечно, напомнила. Не сдержалась. Закричала: «А ты, я знаю, простил его!..» А в семьи своих детей я не лезу. Мне же не нравилось, как перекраивали и коверкали мою собственную. Дети сами выбрали себе дорогу, спутника жизни. Если просили совета – советовала, просили помощи – помогала.
Эмма устало откинулась на спинку дивана.
– …Подруга говорила: «Если тебя муж не любит, люби себя». Не получалось. Не приучена о себе думать. Я даже когда разлюбила Федора, продолжала с ним нянчиться. Сходила с ума от раздвоения, от эмоционального опустошения и обиды, а все равно не могла, чтобы не накормить, не погладить ему костюм. Правда, без прежнего энтузиазма… Была головокружительная любовь, теперь осталась болезненная привязанность. Я так и не сумела разорвать порочный круг…
Просто я постепенно стала отвоевывать себе право иметь свободное время и возможность распоряжаться им по своему усмотрению. Мне не надо было задумываться, чем бы я хотела заняться на досуге. Я всегда мечтала научиться профессионально шить самые современные, красивые вещи, но не могла себе этого позволить и тем обворовывала себя. Я даже не осмеливалась на это претендовать, меня терзало угрызение совести, мол, я могла бы потратить это время на мужа. Он меня в чувствах обворовывал, даря себя другим, я себя – еще и в хобби. Одни минусы… Но позволила я себе осуществить это увлечение много лет спустя, уже после болезни.
И в словах я стала более жесткой, не щажу, как раньше, его самолюбия. Как-то он, собственно, как всегда и везде, разошелся в излишнем внимании к одной женщине. А я ему говорю: «Обрати внимание, как ведут себя другие мужчины: степенно, с чувством собственного достоинства или скромно, сдержанно. А ты напоминаешь мне кобелька в поисках очередной сучки. Обнюхиваешь всех женщин подряд, под хвосты… то бишь в глаза заглядываешь, заигрываешь, вьюном крутишься, чтобы привлечь к себе внимание... И вроде бы умным считаешься. Да, видно, ум и воспитанность у тебя в разных файлах лежат. Представь себе, что я так же стала вести себя с мужчинами. Наверное, сказал бы, что я чокнулась от переизбытка гормонов».
Разговаривая с Жанной, Эмма перешла на тихий шепот:
– …Еще обидно… получалось, в начале перестройки, когда у нас были большие материальные трудности, Федор, как говорится, пас чужую корову в нашем огороде… Муж этой проститутки зарабатывал большие деньги, но ей всё было мало. Ей надо было еще ощипывать таких «умников», как мой Федор. Один звоночек сделает – она была из тех, кто в то время начальствовал – и половину заработанного Федором себе забирает. Наверняка не одного его грабила. Видно, чувствовала глубочайшее удовольствие от своей власти над мужчинами. А внешне ни кожи, ни рожи. И чем только брала? Хитростью, наглостью, лестью? Наверное, всем сразу. На лицо я была не из последних, и фигура как у артистки Гурченко. Талия сорок пять. Ноги, правда, могли быть и длиннее, но каблуки делали свое дело. В сорок лет, как девчонка, стройна. Больше двадцати пяти не давали. Косметики ни грамма, свои краски не поблекли. Я на юбилей себе впервые помаду купила.