Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
Шрифт:
Эти требования к газете, высказанные за два года до революции, — блюсти чистоту своих знамен — значительно возросли в период 1905–1907 годов. Собственно, речь шла уже не о либеральной репутации, а о выборе идеологии в условиях ужесточающегося противостояния общества и власти. В первую революцию немалой части деятелей российской интеллигенции, в том числе писателям, художникам, артистам, по сделанному Дорошевичем в 1917 году признанию, «революционное вино бросилось в голову». Они не были радикалами, но была мода на левизну, на революционность, как, впрочем, и вполне понятное недовольство политикой царя и правительства. Вот и Василий Иванович Немирович-Данченко, вполне благопристойный писатель и русский патриот, пишет Дорошевич Благову, «таким тут себя революционером выдает, каких еще никогда и на свете не было» [1070] . Заметался в эту пору и без того склонный к панике Сытин. Летом 1906 года напуганный реакционной волной, накрывшей и редактировавшуюся Петровым «Правду Божию» (была закрыта 6 июня) и «Думу» (ее издание стало бессмысленным после роспуска Государственной Думы), он буквально умоляет Благова: «Измени газету. Беда на носу. Ради Христа, спаси дело, вали все на меня». И тут же целиком полагается на зятя: «Если тебе удастся удержать газету и вместе с тем известный такт и движение, то делай, как знаешь. Я решительно навсегда свое участие, а тем паче руководительство устраняю и даю тебе по гроб жизни моей клятву не вмешиваться в это проклятое дело» [1071] .
1070
ОР
1071
Цит: Динерштейн Е.А. И. Д. Сытин. С. 102.
В это сложнейшее время усилия Дорошевича как руководителя газеты направлены на проводку редакционного корабля по фарватеру, буквально запруженному левыми и правыми минами. Растерявшемуся Благову он сообщает добытые по личным каналам сведения об отношении к газете в «верхах»: «Недовольство передовыми. Ехидный тон, злорадство, издевательство». Власти «серьезно видят призрак 1905 года». И всюду мерещатся «те же безобразия». Конечно, «некоторые небольшие редакционные меры надо принять», но, в общем, «страхов и опасностей никаких». Поэтому — «ведите себя и газету спокойно». Он советует, «чтобы не рисковать», отказаться «совсем от политических карикатур» в «Искрах» — «тем более, что они у нас очень неважны и всегда очень однообразны» [1072] . Необходимо тщательно отработать и традиционное объявление о составе сотрудников, из которого половину имен «надо уже выбросить». В 1906 году газета числит своими авторами Будищева, Боборыкина, Измайлова, Вейнберга, Кругликова, Сергея и Александра Яблоновских, Григория Петрова, Розанова, Осипа Дымова, Ивана Жилкина. Несомненна рука Дорошевича в тексте программного заявления газеты, которое было опубликовано 26 ноября 1906 года: «Наш идеал: единая, нераздельная, обновленная и возрожденная России, где под сенью закона и справедливости все составляющие государство разноплеменные народы чувствуют себя родными, любящими и любимыми детьми великой матери — России. Первой задачей мы ставим умиротворение родины при помощи быстрого осуществления полностью всех коренных реформ и затем дальнейшего развития их <…> „Русское слово“ — газета беспартийная, независимая. Эта независимость дает газете возможность освещать факты, руководясь не партийными соображениями, не „горячностью чувств“, не пылкостью, не задором партийной борьбы, а спокойным, деловым, всесторонним обсуждением. Но, не принадлежа ни к одной из политических партий, не заискивая ни перед одной из них, газета „Русское слово“ готова от всего сердца помогать всякой прогрессивной партии, которая борется за лучшее будущее родины просвещенными и гуманными средствами».
1072
ОР РГБ, ф.259, ед. хр.10, л.18.
Очевидно, что учтен отрезвляющий опыт событий 1905 года. Поэтому взят совершенно определенный курс на эволюционное преобразование страны, на мирное разрешение социальных проблем. Хотя слова выбираются тщательно, нет ожиданий от трона, акцент делается на торжестве закона и справедливости. Ну и, конечно, святое для Дорошевича: беспартийность и независимость газеты. Но стало очевидным и другое: либеральный лагерь в прессе приобретает большую разнооттеночность, появляются новые издания, и «Русскому слову» придется побороться за читателя в новых и политических, и экономических условиях. Поэтому, хотя «умиротворение родины» видится прежде всего «гуманными средствами», газета дает понять, что не намерена снижать общую критическую тональность. Об этом свидетельствовало и объявление о подписке на 1907 год, в котором были обещаны «политические памфлеты В. М. Дорошевича», а также «сатирические очерки по поводу текущих событий политической жизни» [1073] . Речь идет не о привычных фельетонах, читателю предлагается продукция более высокого гражданского звучания — памфлеты и сатирические очерки.
1073
Русское слово, 1907, № 1.
Не дремали и конкуренты. Промышленник и банкир П. П. Рябушинский с декабря 1906 года приступает к изданию в Москве большой ежедневной газеты «Утро». По сути в старой столице наряду с «Русским словом» возникает второе крупное, претендовавшее на выражение либерально-национальной позиции издание. Сытин занервничал и решил поднять подписную цену. «Я решительно против увеличения цены, — писал ему Дорошевич. — Коммерческие соображения на это следующие. 7-рублевая цена — наш крупный козырь в конкуренции с другими газетами. И именно теперь нам не следует лишаться этого козыря. Всевозможные „Утра“ нам не страшны, сколько бы их сейчас не появлялось. Они обречены на кратковременное существование. Желая завоевать успех, они будут стараться „выкрикнуть погромче“, а это ведет к их закрытию. Временно они отнимают у нас немного розницы. Но появление их нам даже полезно. Видя их быструю гибель, публика теряет веру в эти „скоропостижные“, вновь возникающие газеты и верит только в „старые прежние фирмы“. Но все это — только сейчас. Закон для печати не за горами. И тогда, когда существование газеты будет более гарантировано, за газетное дело возьмутся солидные руки. Тогда неизбежно появится несколько новых и прочных газет. Явится серьезная конкуренция для нас. И вот тогда-то наш козырь — дешевая подписная плата — сыграет. Увеличив подписную плату теперь, уменьшить ее тогда для конкуренции уже нельзя будет: неловко, это значит уронить газету» [1074] .
1074
ОР РГБ, ф.259, ед. хр.10, л.9.
Конфликт в связи с подпиской получил острое развитие. По свидетельству Розанова, Дорошевич пригрозил издателю, что откажется «от редактирования», если на рубль будет повышена годовая стоимость. «Рубль для простого бедного человека много значит. Газета не будет народным училищем, а „чистую публику“ я не хочу учить», — говорил он [1075] . Сытин уступил. Семирублевая подписная цена сохранялась вплоть до 1913 года, благодаря чему «Русское слово» оставалось доступной для широкого читателя крупной газетой. А вот относительно газеты Рябушинского Дорошевич оказался прямо-таки пророком. «Утро» именно за «громкие выкрики» было закрыто через четыре месяца после начала выхода. Возобновленная в сентябре 1907 года под названием «Утро России», газета просуществовала всего месяц и только спустя два года стала выходить снова. За это время относительной стабильности тираж «Русского слова» снова поднялся до 150 тысяч экземпляров и продолжал расти.
1075
Розанов В. В. В чаду войны. Статьи и очерки 1916–1918 гг. М. — СПб., 2008. С.84.
Весной 1905 года Сытин принимает решение о выпуске собрания сочинений Дорошевича. К середине июля из печати вышли три тома — «Семья и школа», «Безвременье», «Крымские рассказы». Были анонсированы еще десять томов [1076] , но в 1907 году издание закончилось на девятом томе. Как и в случае с «Сахалином», постоянно находившийся в разъездах и занятый злободневным писанием, Дорошевич устранился от черновой работы, составление собрания сочинений было доверено Н. В. Тулупову, хотя структура издания, несомненно, была согласована с автором. Запланированные первоначально тринадцать томов должны были отражать очевидные тематические разделы в его творчестве. Но если такие названия, как «Семья и школа», «Литераторы и общественные деятели», «Судебные очерки», «Сцена», «Свобода слова», «По Европе», «Юмористические рассказы», «Легенды» говорили о вполне определенном «профиле» тома, то другие — «Рассказы», «Крымские рассказы», «Фельетоны» и «По белу свету» — скорее, свидетельствовали о расплывчатости общего плана издания и определенном раздувании его объема. О том,
1076
Русское слово, 1905, № 188.
Получая от Тулупова корректурные листы, Дорошевич видел, что с формированием собрания сочинений дело обстоит не лучшим образом, но и предъявить серьезных претензий не мог. 4 апреля 1905 года он писал редактору из Ниццы в связи с томом «Безвременье», в который вошли фельетоны конца 90-х годов: «Посылаю 2 полученных мною листа. Откровенно говоря, мне в них не нравятся: „Сон бессарабского помещика“ и „Купе для плачущих“ (это особенно, скучно, устарела вся 2-я половина). Если бы без этого! Но раз сверстано, могут произойти задержки и т. д., тогда пусть идет. Давайте вперед делать так. Вы будете присылать мне в оригинале материал для книжки. Обязуюсь выбрать, разметить, сделать поправки в тексте обязательно в течение одного дня» [1077] . Могла ли эта работа по почте, через «всю Европу», быть успешной? Главной проблемой оставался отбор произведений. Вряд ли Тулупов, занятый в книжной редакции сытинского издательства, располагал временем для детального просмотра подшивок «Московского листка», «Одесского листка», «Петербургской газеты», «России», «Русского слова», комплектов юмористических журналов. Когда Чехов готовил свое собрание сочинений у Маркса, он не только принимал сам деятельное участие в этой работе, но и привлек к отысканию своих произведений в разных изданиях сестру, братьев, знакомых. Дорошевич подошел к этому делу более чем легковесно. Сказались не в первый раз его устойчивые журналистские, газетные предпочтения, как, впрочем, и некое сибаритство, нежелание заниматься тягомотной, кропотливой библиографической работой. «Большое спасибо за труды над моими книгами», — писал он Тулупову. Да, оставалось только благодарить редактора, хотя и видел, что тома получаются неважные.
1077
ОР РГБ, ф.218, к.375, ед. хр.10.
Он считал себя и журналистом, и писателем, знал, что его творчество пользуется громадным успехом у читателя и потому не без оснований полагал, что в написанном им есть немало заслуживающего книжного издания. Но именно потому, что он был газетным писателем, отбор вещей был особенно важен. Он понимал это и тем не менее серьезно этим делом не занялся. А тут еще сказалось время, горячая революционная пора, когда большие события сменяли друг друга ежедневно. Конечно же, собрание сочинений знаменитого публициста в это время должно было быть иным — компактным, с очень строгим отбором. Не десять с лишним томов можно было запланировать, а, скажем, пятитомник, в котором к вполне «согласующимся с текущим моментом» очеркам о школе и семье могли быть добавлены вполне прозрачные, «говорящие» о современности восточные сказки и легенды, лучшие театральные портреты, фельетоны на темы печати. Особенно жаль, что не вышел последний том «Свобода слова». Это было бы не только попаданием в девятку в смысле злободневности. Книга была бы одновременно важна и для истории русской журналистики. Впрочем, пропустила бы цензура? Так или иначе, но в 1907 году последним, девятым, томом единственного собрания сочинений Дорошевича стали «Судебные очерки». Скажем Сытину спасибо и за это…
Авторы критических отзывов на первые тома, отдавая дань таланту «известного фельетониста», склонялись к мысли о том, что у фельетонной прозы есть свои временные пределы, ограниченные «газетой, век которой „не долее дня“». Известный педагог А. Я. Острогорский писал в журнале «Образование», что «увековечения заслуживает все то, что затрагивает вечные, а не мимолетные вопросы, и при том в форме, которая вечно будет будить мысль читателя, возбуждать его „добрые чувства“». И вместе с тем рецензент тома «Семья и школа» признавал: «Из того, что писал Дорошевич, особенно в газете „Россия“ — эпоха, по нашему мнению, наибольшего расцвета его таланта — многое заслуживает сохранения если не для потомства, то для нашего поколения. Не говоря уже о стиле, кратком, чрезвычайно выразительном, часто блестящем, которым написаны многие произведения Дорошевича, они заслуживают внимания и памяти, потому что автор их умеет вложить в них свою чуткую и страдающую душу. В его писаниях нередко чувствуется, как сквозь их легкую „фельетонную“ форму на вас надвигается что-то страшное, вас наполняет скорбь оттого, что так легко у нас надругаться над человеческой душой и нет управы на многочисленных властных насильников. Сочинения, заставляющие читателя так чувствовать, конечно, заслуживают иной участи, чем обычно постигающая все то, что пишется в наших газетах». Острогорский особо выделяет такие «талантливые и неувядаемые очерки» как «Горе и радости маленького человека», «Русский язык», «Конкурс», в которых «отмечены язвы нашей школы» [1078] .
1078
Остр-ский А. В.М.Дорошевич. Собрание сочинений. T. 1. Семья и школа. Изд. И. Д. Сытина//Образование, 1905, № 8. Отд. II. С.104–105.
Критик журнала «Мир Божий» А. И. Богданович, откликаясь на второй том «Безвременье», также отметил, что к «петербургскому периоду» творчества Дорошевича «принадлежат его лучшие фельетоны, упрочившие его известность как одного из самых блестящих газетных писателей». «Самый талантливый из русских фельетонистов, блестящий и умный сатирик В. М. Дорошевич, — писал он, — создал особый стиль, которому безуспешно подражают разные маленькие „Дорошевичи“, не обладая ни его остроумием, ни умом, ни силою языка, колючего и жалящего, как хорошо заостренная стрела. Его остроты, легкие, изящные, всегда неожиданные, нередко убивающие наповал, облетали подчас всю прессу и надолго становились ходячим словечком». Но «самая блестящая газетная статья, яркий фельетон быстро блекнут и теряют свою остроту и силу, им не суждено „пройти веков завистливую даль“ <…> Остроумие выдохлось на протяжении нескольких лет». В качестве примера критик привел «Татьянин день», «весь из отрывочных фраз и словечек, долженствующих изображать постепенное опьянение старого московского студента» [1079] . На самом деле, это один из лучших рассказов Дорошевича, в остроумной монологической форме запечатлевший характерный тип времени, недаром он входит во все однотомники писателя, его до сих пор используют для театральных инсценировок, читают по радио [1080] . Судьба этого, как и многих других произведений Дорошевича, опровергает слова критика журнала «Русское богатство» А. Г. Горнфельда, писавшего, что «талантливому фельетонисту остается помнить, что его искусство — как искусство актера — сильно в минуту творчества и умирает вместе с нею. Закрепить его в книге, значит посадить бабочку на булавку» [1081] .
1079
А.Б. В. Дорошевич. Собрание сочинений. Т. II. «Безвременье»//Мир Божий, 1905, № 8. Отд. II. С. 119–120.
1080
С 2004 г. в Томском театре юного зрителя идет спектакль «В Татьянин день» (режиссер Александр Постников), в основу которого положены четыре рассказа Дорошевича. Сергей Юрский на российском «Радио Культура» записал моноспектакль «В Татьянин день» (2005).
1081
<Горнфельд А. Г.>. В. М. Дорошевич. Собрание сочинений. Тт. I–II. М., 1905//Русское богатство, 1905, № 9. Отд. II. С. 82–83.