Вмешательство извне
Шрифт:
«Внимание!» – прозвучал по общему каналу голос Дарака, прерывая столь личную беседу. «Враг только что вышел из гиперпространства у границы системы. Фиксирую появление тяжёлых артиллерийских кораблей, линкоров и крейсеров», – слова эти, будто холодный отрезвляющий душ, вернули Нитару и Дервиша к тому, что происходило здесь и сейчас.
– Да, похоже возможность уже не представится, – констатировала женщина.
– Верно, – согласился Дервиш. – Но даже если бы она и была… Я… Я не смог бы ничего тебе объяснить. Потому, что теперь и сам не понимаю, зачем я сделал это… Могу сказать одно – если бы у меня был ещё один шанс, я бы поступил по-другому. Я бы остался с тобой, Нитара.
– Внимание! Фиксирую ещё один гипертуннель за обратной стороной солнца! – прилетело тревожное сообщение от одного из разведчиков. – Это истребители и перехватчики! Тысячи!
– Нас берут в клещи, –
– Поговорим потом, – уловил Дервиш ответ Нитары.
– Внимание всем! – командовал Дарак. – Малый прыжок по координатам первого гиперперехода ящеров! Смешаемся с их флотом и атакуем! – распорядился он, первый ушёл в гиперпространство… и менее чем через мгновение оказался в самой гуще вражеского флота, только что выпавшего в реальный мир на окраине системы Меридиана! Вслед за ним из гипера выпрыгивали другие города, и тотчас сотни тысяч ярких жёлтых огоньков, подобно мощному приливу, обрушились на армаду противника, буквально выгрызая место для всё прибывающих древних крепостей. Этот дерзкий и неожиданный манёвр внёс сумятицу в ряды ящеров – многие корабли заметались, некоторые шарахнулись в стороны, спасаясь от смертоносных огоньков точно стаи напуганных рыб от акул, но ещё больше было застигнутых врасплох. И сейчас они брызгали фонтанами жёлтых огоньков, раскалываясь на части и беззвучно взрываясь, заполняя космос мириадами обломков… а огоньки уже искали новых жертв…
Сотни кораблей, тысячи покидали этот мир в ярких вспышках взрывов. Некоторые сопротивлялись, ведя огонь по ближайшим крепостям из всех орудий – им даже удалось пробить щиты у двух летающих городов, нанеся незначительные повреждения, но такие огрызающиеся корабли уничтожались огоньками в первую очередь…
За считанные минуты более половины флота Шао’ссоров, появившегося в системе, обратилось в поле искорёженных, разорванных и безполезных обломков, которое с каждым мигом становилось лишь ещё больше…
Казалось, что это планомерное и методичное уничтожение будет продолжаться и дальше, но тут, наконец, к месту сражение подоспели истребители ящеров, преодолевшие более половины планетарной системы всего за несколько минут! Эти юркие машины, очертаниями напоминавшие земных летающих ящеров прошлого, буквально врубились в строй Предтеч, постоянно маневрируя и уклоняясь от их главного оружия – безчисленных самонаводящихся снарядов-огоньков. Они кружились в смертельных космических дуэлях, выписывая умопомрачительные фигуры высшего пилотажа, постоянно работая на высоких ускорениях и уходя от огоньков едва ли не в последний момент. И при этом они успевали наносить удары по древним городам, которые перегруппировывались в построение-сферу, и продолжали наводнять космос вокруг себя всё новыми снарядами. И хотя мощи истребительных орудий было явно не достаточно, чтобы пробить щиты городов, не обращавших особого внимания на эту «мошкару», численность и манёвренность позволили истребителям оттянуть на себя большую часть снарядов-огоньков, дав возможность крупным кораблям уйти из опасной зоны.
Но, всё же, снаряды-огоньки рано или поздно настигали истребители ящеров… Космос пестрел от взрывов и вспышек, прорезали тьму слепящие лучи орудий. Всё шло так, как и задумывал Дарак. Пока.
– Ещё немного, и мы их разобьём! – разнеслось в эфире его восклицание. Но как раз в этот самый момент произошло нечто непредвиденное – прямо в гуще сражения из гиперпространства вынырнули несколько сотен кораблей ящеров неизвестной ранее конструкции – продолговатые, чёрные, похожие на мурен. Они тотчас просто с чудовищной скоростью ринулись к городам! Но занятые боем, а вернее – добиванием, древние далеко не сразу их заметили. Всего несколько секунд, но этого уже было достаточно, чтобы огоньки-снаряды, ринувшиеся в погоню уничтожили лишь большую часть странных кораблей. Этого было достаточно, чтобы на стремительно сформировавшемся вокруг городов минном поле из снарядов подорвались, не успев совершить манёвр, почти все остальные. Этого было достаточно, чтобы через все заслоны сумел прорваться лишь один корабль… И ярчайшая ослепительная вспышка, затмившая тысячу солнц сразу, поглотила всё…
Крутов был в своём кабинете. Один. В полной тишине. Здесь не было слышно, как в коридоре ходят люди, не было слышно разговоров и шума работающих механизмов. Ибо здесь и сейчас была важна тишина….
У кабинета не было окон – он ведь располагался на подземной базе – их заменяли репродукции картин Репина, Левитана и Шишкина. Те, кто были знакомы с Сергеем Ивановичем лишь
– Хорошо, что этого больше не будет, – тихо вымолвил глава ФСБ. И сказанное не показалось ему странным или неправильным. Да, за последние несколько дней погибло более половины населения Земли. Он это знал. И понимал, что это – большое горе и трагедия. Но сейчас, когда эмоции постепенно утихали, переставая кружить голову гневом, у Крутова появилась возможность вновь посмотреть на совершённое Странником. Посмотреть не предвзято настолько, насколько это возможно. И сейчас, анализируя произошедшее, Сергей Иванович приходил к неприятному для себя выводу – несмотря на чудовищность методов, содеянное Странником в глобальной временной перспективе принесёт человечеству огромную пользу… Ящеры первыми ударами уничтожили тайное правительство, и теперь никто не будет тайно прибирать к рукам власть над миром, никто не будет стремиться руководить действиями каждого человека на планете. Не будет рабства, которого никто не осознавал. Не будет медленного, но верного промывания мозгов и зомбирования с помощью СМИ, «псевдоискусства» и прочих хитрых методов. Не будет всего того, что с каждым годом подталкивало человечество всё ближе и ближе к бездне…
Не будет и много другого. Человечество никогда не умело учиться на чужих, и уж тем более – на своих собственных ошибках. Лишь страдания и смерть, муки и боль позволяли людям прозреть хоть на время. Позволяли хоть на время забыть о разногласиях, спорах, распрях, помогали сплотиться и вспомнить, что такое доброта, альтруизм, безкорыстие… Страдания давали людям возможность вспомнить – что значит быть Человеком. Именно так – с большой буквы, когда «человек» и вправду звучит гордо, а не как злая насмешка над всем миром и самим собой. – Сделай добро из зла… Потому, что его больше не из чего делать, – вздохнул Крутов, произнеся вдруг вспомнившееся высказывание какого-то фантаста. – Неужели всё и вправду так плохо? – продолжал размышлять он.
Возможно ли, что на этот раз человечество всё-таки образумиться? Да. Такой шанс есть. Но как и всякий шанс – он трудноуловим. И если неправильно выбрать момент – для человечества всё будет кончено, и оно погрузиться в пучину анархии, безпредела и кровавой борьбы за власть над тем, что осталось от цивилизации… Ибо к власти во все времена рвались подлецы и негодяи, желающие лишь собственного возвышения. Паразиты, которых нужно уничтожить для благополучия человечества. Естественно, нельзя допустить, чтобы такие люди правили. Человечество должно жить в другом, лучшем мире, чем тот, на который его обрекают подонки, приходящие к власти… Человечество должно выжить, чтобы раскрыть свой истинный потенциал. Слово «человек» должно звучать гордо. И не только для нас самих, но по всей галактике, по всей вселенной! И, похоже, что сейчас на всей планете есть лишь два человека, способных предотвратить постапокалиптическую социальную катастрофу. Один из них – Джейкоб Симмонс, а второй…
Крутов отвлёкся от своих размышлений и вновь внимательно посмотрел на картину, перед которой сейчас стоял и которая побудила его ко всем этим размышлениям. «Над вечным покоем» Исаака Левитана. Величие и спокойствие этой картины, тревожные нотки в небе, затянутом облаками и отражённым водами широкой реки, храм почти на самом краю земли, где сходятся небо, земля и вода… Невозможно было описать ту гамму чувств, которую испытывал Сергей Иванович всякий раз, когда видел этот шедевр. Сказать, что это было восхищение, в котором смешались безмятежность, чувство близости к чему-то возвышенному или даже божественному мог лишь человек, в совершенстве владеющий даром приуменьшения. Эта картина завораживала Сергея. С того самого дня, как он впервые увидел её ещё в детстве, на школьной экскурсии в Третьяковской галерее. Она потрясла его – ещё мальчишку – до глубины души… И навсегда стала его любимой картиной.