Вне пределов
Шрифт:
ЖУРЧАНИЕ фонтанчика в углу кабинета доктора Грейсона заглушает приглушенные голоса в приемной. Кому-то нужно полить грустный, увядающий папоротник на подоконнике. Аромат кофе наполняет воздух, но я знаю, что к тому времени, как я уйду, он сменится ароматом мяты.
Пять.
За сеанс доктор Грейсон съедает в среднем пять мятных конфет — которые продаются в маленькой баночке с белыми бумажными вкладышами.
— Может, сегодня обсудим что-то новое? — спрашиваю я, обнимая
Может, он любит плавать, а может, это символ того, что он помогает пациентам найти направление.
— Мы можем обсудить все, что хочешь.
Доктор Грейсон принимает три позы за сеанс: руки сложены на коленях, руки сложены на столе и руки сложены на груди, подбородок покоится на переплетенных пальцах.
Сейчас его руки сложены на коленях, — именно с этого мы обычно начинаем каждый сеанс. Ещё через двадцать минут они окажутся на его столе, а к концу — в самой созерцательной позе.
Я обращаю внимание на случайные вещи.
— В последнее время у меня было несколько моментов дежавю, но не из тех, которые кажутся странными на несколько секунд, а затем проходят. Это не просто мимолётные воспоминания, которые быстро забываются. Это яркие воспоминания, такие же яркие, как воспоминания о весёлой вечеринке в честь моего шестнадцатилетия или выражение лица моей мамы, когда доктор сообщил нам о смерти отца.
Доктор Грейсон меняет положение рук и теперь его пальцы сложены в форме домика.
— Расскажи об этих воспоминаниях.
Я провожу ногтем по компасу на подушке, которую прижимаю к груди.
— Недавно я встретила парня, и я его знаю, но не в том смысле, что он кажется мне знакомым. Я имею в виду, что я знаю его не в настоящем времени, а в прошлом.
— В прошлом?
— Да.
— Значит, ты знала его, когда была ребёнком?
Вопрос на миллион долларов
— Нет.
Его губы сжимаются, а брови хмурятся.
— Мне известно кое-что о нём с тех пор, как он был ребёнком. Не о нас, когда мы были детьми.
Я смеюсь. Произносить это вслух кажется ещё более странным, чем в мыслях.
— Он тебя знает?
— Нет.
— Ты часто меняла школу. Уверена, что когда-то вы не были одноклассниками?
Я медленно качаю головой. Это вызывает у меня смешанные чувства: удивление, смятение, безумие и… душевную боль, потому что я помню его прикосновения — биение его сердца.
— У тебя есть старые ежегодные альбомы, которые ты могла бы просмотреть?
Я продолжаю отрицательно качать головой.
— Его не будет ни в одном из них.
— Почему ты так уверена?
— Потому что он на пятнадцать лет старше меня.
Крышка баночки с мятными конфетами открывается, и слышится шуршание фантика. Он достаёт конфету и кладёт её в рот. Мне кажется, он использует это время,
— Не могла бы ты рассказать о своих воспоминаниях подробнее?
— Что вы хотите знать? Его любимый цвет? Планировка дома, в котором он вырос? Его причуды и манеры поведения? Как сильно его отец ненавидел то, как он шаркал ногами по полу, словно ему было лень поднимать их и ходить, как «нормальному человеку»? Я знаю о нем все, по крайней мере, мне так кажется.
— Однако ты не можешь объяснить, откуда знаешь это?
— Да.
Я морщусь.
— Ты подтвердила, что твои знания о нем, соответствует действительности?
— Да. Ну, не все. Я не хочу его окончательно выводить из себя. Он теперь мой босс.
— У тебя новая работа?
— Да. Я работаю няней у девочки, которой всего месяц. Её мама умерла при родах. Отец — профессор и он много работает.
Я жду, когда на его лице отразится узнавание. Он должен понять, что я говорю о Нейте-Натаниэле Ханте.
Несколько секунд он часто моргает. Он улавливает связь.
— Он ваш пациент. Натаниэль Хант.
Доктор Грейсон медленно облизывает губы.
— Я понимаю, что вы не можете обсуждать это со мной. Это вполне естественно. Я видела его в вашей приемной после нашего первого сеанса. Вот откуда мне это известно. Вам не нужно ничего говорить, просто слушайте. — Я улыбаюсь. — Ничего нового, не так ли?
На его лице появляется едва заметная улыбка, сопровождаемая поднятием одной брови.
— Я думаю, у Нейта… под таким именем я его помню… какая-то эмоциональная травма из-за смерти жены. Не обычное горе, а нечто более глубокое, что повлияло на его способность помнить такие вещи, как … как то, что мы знаем друг друга.
— Я не могу обсужд…
— Знаю. На самом деле, я не жду, что вы будете со мной чем-то делиться. Я просто рассказываю об этом. Пища для размышлений. Что угодно. Думаю… — Я медленно, протяжно выдыхаю: —… больше всего меня беспокоит то, что я не могу понять, откуда его знаю. Как…
Маленькие комочки тревоги скручиваются у меня в животе, вызывая знакомую тошноту. Это то же самое чувство, которое я испытывала каждый раз, когда мои родители брали меня с собой на обследование. Я не могу вспомнить ни одного случая в своей жизни, когда чувствовала себя нормально. Эксперты целую вечность пытались «понять меня».
— Это сложно описать, но это то, что нас объединяет. Я помню своё прошлое и его прошлое, но не «нас». И мне кажется странным и даже невероятным, что я так много знаю о нём, если не было «нас».