Внешние дифференциальные системы и вариационное-исчисление

Гриффитс Филлип А.

— А теперь ты мне тюрьмой угрожаешь.

— Я вам не угрожаю. Это Олевская хочет возбудить уголовное дело. Не я. Я лишь могу попробовать уговорить ее не делать этого.

Две слезинки побежали по щекам тети Гали.

— Да, я тогда пошла против закона, — выпаливает. — Я сделала это ради Иры.

Ира — это моя мама. Тетя Галя смахивает с лица слезы, шмыгает носом. Берет из салфетницы салфетку и шумно высмаркивается. Я терпеливо жду ее честного рассказа. Ваня тоже затаил дыхание. Мы оба не можем поверить, что все это правда.

— Ира была бесплодна. Она двадцать лет не могла забеременеть. После очередной неудачной попытки ЭКО они с твоим папой, Сергеем, стали думать об усыновлении ребенка.

Но это тоже не так-то просто. Если брать из детского дома взрослого ребенка, то с ним, как правило, не оберешься потом проблем. У них ужасное поведение, они выказывают протест приемным родителям, подсознательно они боятся, что их снова бросят. Плюс вопрос генетики. Нормальные матери не бросают своих детей. Обычно это или алкашки, или наркоманки, или проститутки, или все вместе. У нас в городе тюрьма, так что в нашем детском доме не мало детей заключенных. А эти женщины и за убийства могут сидеть. Какая у такого ребенка генетика и наследственность? Никому не хочется усыновить ребенка, а потом умереть от его же руки, когда он потребует денег на дозу, а ты ему не дашь.

От такого примера меня передергивает. Неужели все настолько ужасно или тетя Галя утрирует? Хочется верить, что утрирует. Есть же люди, которые усыновляют детей и счастливо с ними живут.

— Еще у Иры был вариант усыновить совсем младенца из моего дома малютки. Но, во-первых, за младенцами огромная очередь из бездетных пар. А во-вторых, все тот же вопрос наследственности и генетики. Ну страшно усыновлять ребенка, у которого наркоманка-мать сидит за то, что задушила колготками собственную бабушку, чтобы украсть у нее пенсию и купить на эти деньги дозу!

Меня пробирает дрожь, и я в страхе хватаюсь за руку Вани.

— Чего испугалась? Я тебе сейчас реальный случай привела. Был у меня отказник, у которого наркоманка-мать сидела за то, что задушила колготками свою бабушку. Она пришла просить денег на дозу, бабушка не дала, и тогда та ее задушила колготками. Как ты думаешь, какая у такого ребенка генетика? А абсолютное большинство отказников именно от таких мамаш, потому что нормальные матери своих детей не бросают.

— Неужели не бывает случаев, когда родители нормальные, но просто погибли? — изумленно спрашивает Иван. — Или когда ребенка родила несовершеннолетняя девушка? Ну или просто малоимущая девушка, у которой нет финансовой возможности растить ребенка?

— Бывает, но очень-очень мало. Потому что у детей с нормальными родителями обычно еще есть другие нормальные родственники: бабушки, тети, которые этих детей забирают. На моей памяти был только один младенец, у которого погибли нормальные родители, а других родственников не оказалось. Но это было, когда Ира еще пыталась забеременеть сама и об усыновлении не думала. Больше детей от нормальных родителей в моем доме малютки не было. То же самое с несовершеннолетними и малоимущими матерями. Если девушка нормальная, то она не бросит своего ребенка, даже если родила его в пятнадцать лет.

Мне сложно поверить, что все настолько плохо. Мне кажется, тетя Галя слишком утрирует. Но я решаю не спорить с ней, а дождаться, когда она расскажет главное.

Глава 32

Конверты с долларами

— А потом в моем доме малютки появилась ты, — тетя Галя глядит на меня с грустной улыбкой, а у меня по позвоночнику пробегает озноб. Я догадываюсь: теперь тетя приступила к самой интересной части рассказа — про меня. — Ты была отказной, а родила тебя зэчка из нашей тюрьмы. Поначалу я не придала тебе значения, думала, ну, очередной отказник, у которого наркоманка-мать сидит или за кражу, или за убийство, или за все вместе. Но ты разительно отличалась от множества других отказных детей, которых я повидала.

Несмотря на то, что ты родилась слабенькой, ты стала очень быстро набирать вес. В три недели ты уже держала головку и следила за игрушкой. Это норма для обычных детей. Но в моем доме малютки почти никто из детей не соответствовал нормам. Были такие, кто и в три месяца голову не держал. А ты развивалась очень быстро и как надо.

Тетя Галя берет кружку чая и делает глоток. Ваня под столом сжимает мою руку. Только после прикосновения его мягкой теплой ладони я понимаю, что мои руки ледяные.

— По тебе было видно: ты умненькая девочка. Бывает, смотришь на двухмесячного младенца и понимаешь: умственно отсталый. Ну а каким он будет, если у него мать всю беременность героином ширялась? А ты была не такой. Ты очень быстро всему училась: ты улыбалась, тянулась к игрушкам. Было очевидно, что ты здоровый, умный ребенок. Я рассказала про тебя Ире. Мол, так и так, есть сейчас девочка-отказница, очень хорошенькая, умненькая. Ира приехала ко мне в дом малютки, посмотрела на тебя, взяла в руки и больше не захотела тебя отпускать, — у тети Гали на глазах выступают слезы. Шмыгнув носом, она быстро вытирает глаза. — Видела бы ты в тот момент Иру! — голос тети надламывается. — Как она тебя обнимала, целовала. Она рыдала от счастья. Смущало, конечно, что мать сидит в тюрьме, мы не знали, за что посадили Олевскую. И, конечно, были опасения по поводу генетики. Но все равно Ира полюбила тебя всей душой. Она каждый день приезжала в дом малютки, чтобы побыть с тобой. А на выходные я разрешала Ире забрать тебя домой. У нас была отказная от Олевской, и мы стали ждать суда. Параллельно Ира стала подключать связи, чтобы удочерить тебя вне очереди.

— Какого суда? — не понимаю. Из-за кома в горле мой голос звучит сипло. — И что за очередь?

— Когда роженица отказывается от ребенка, ей дают полгода на то, чтобы передумала. Через полгода назначается суд, на котором роженица должна подтвердить отказ от ребенка. Тогда ее лишают родительских прав, и ребенка она больше никогда не увидит. Его забирают в дом малютки, а оттуда сразу усыновляют, так как желающих взять себе младенца очень много, и очереди за новорожденными большие. Ира нашла каналы, чтобы удочерить тебя вне очереди. Осталось только дождаться суда, на котором Олевская бы подтвердила свой отказ от тебя.

Тетя Галя берет салфетку и промокает ею глаза. Ваня под столом сильнее сжимает мою руку.

— Ну а потом раздался телефонный звонок, — тетя продолжает рассказ. — Позвонила начальница тюрьмы, в которой сидела Олевская. Сказала, твоя биологическая мать хочет со мной поговорить. И Олевская сходу заявила мне, что на самом деле не хотела отказываться от тебя, что тебя должна была забрать ее мать, но она внезапно умерла, и Олевской пришлось писать отказную, чтобы ты временно побыла в доме малютки и что она ищет родственников, которые тебя заберут. А дальше она стала рассказывать, какая у тебя прекрасная генетика, что она сидит за ненасильственное преступление, что просто подделала налоговую отчетность. В общем, так мы с Ирой узнали, что твоя родная мать, во-первых, нормальная, а во-вторых, собирается тебя забрать.

Тетя Галя переводит дыхание, а я не в силах больше сдерживаться тоже беру салфетку и вытираю выступившие слезы. Ваня шумно выпускает из легких воздух. Я впервые с начала разговора смотрю на него. Он свел на переносице брови, а губы сжал в нитку.

— Для Иры это стало трагедией. Она полюбила тебя всей душой, начала оборудовать тебе детскую комнату, купила кроватку, коляску. Она не могла тебя отпустить! Просто не могла, понимаешь? Она полюбила тебя, как родную. А если бы на суде Олевская сказала, что передумала отказываться от тебя, то Ира не смогла бы тебя удочерить.