Внешние дифференциальные системы и вариационное-исчисление
Шрифт:
Лицо Аллы проясняется.
— Ах вот оно что, сестра твоей мамы. Теперь стало понятнее. Только уточню: сестра твоей приемной мамы, так?
Я не хочу признаваться ей. Изо всех сил не хочу. Я не хочу, чтобы эта ужасная женщина знала, что я ее дочь!
Не хочу быть ее дочерью!
— Родители Инги погибли пару лет назад, — отвечает за меня Ваня. — После их смерти Инга узнала, что ее удочерили. Нашла документы. А потом из любопытства решила отыскать свою биологическую мать. Так Инга пришла к нам на собеседование.
Поверить не могу, что Ваня все ей рассказал.
Предатель!
Глава 30
Родной
Алла уходит, потому что я не желаю больше с ней разговаривать. Проводив мачеху, Ваня подходит ко мне.
— Инга… — он пытается обнять меня со спины, но я раздраженно скидываю с себя его руки.
— Ты на ее стороне, и я не хочу с тобой разговаривать.
Ваня вздыхает:
— Я ни на чьей стороне. Я хочу, чтобы была установлена правда, и все разногласия разрешились.
— Она лжет.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что она лгунья!
— На основании чего ты сделала такой вывод? Вообще, давай с самого начала разберемся: что плохого тебе сделала Алла? Была строга с тобой на собеседовании? Так она на работе со всеми такая. И я считаю, это правильно. У нас очень много халявщиков, которые обедают по два часа и пять раз в день пьют кофе еще по полчаса. Алла быстро их вычисляет и вышвыривает из компании. Я согласен, что с сотрудниками надо быть построже, иначе на голову сядут. Что еще плохого тебе сделала Алла? Пришла сюда и стала обвинять в том, что ты со мной из корыстного интереса? Вот тут она не права, и я попрошу ее больше не вмешиваться в мою личную жизнь. Что еще плохого тебе сделала Алла?
Я порываюсь открыть рот и выдать Ване в ответ такую же тираду, но неожиданно не нахожусь, что сказать. Я растерянно молчу несколько секунд. Ваня пытливо смотрит на меня.
— Она отказалась от меня в роддоме, — выдвигаю свой главный аргумент, из-за которого в общем-то у меня и сложилось плохое мнение об Алле, а затем подкрепилось ее строгостью на собеседовании.
— Алла только что объяснила тебе, как это произошло.
— Я не верю ей.
— Почему?
Я снова не нахожусь с ответом. Отворачиваюсь к окну и вглядываюсь в темноту. Но вижу только свое отражение, словно в зеркале, — испуганное, растерянное. Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу и прикрываю глаза.
Есть только один человек, который может пролить свет на эту историю. Тетя Галя.
— Мне нужен отпуск на неделю, — говорю Ване после долгого молчания.
— Зачем?
— Хочу поехать домой и поговорить с тетей Галей.
Правда, когда я приходила к ней в прошлый раз и продемонстрировала свидетельство о своем удочерении, тетя Галя молчала, как партизан. Возможно, и сейчас не захочет сознаваться. Но теперь дело куда серьезнее. Алла намерена добиться уголовной ответственности для всех причастных к той истории. С деньгами Аллы это будет легко.
— Я поеду с тобой.
Поворачиваюсь к Ване и гляжу на него с недоумением.
— Со мной? Зачем?
Он подходит ко мне, берет мое лицо в ладони и гладит по щеке. Затем мягко целует в губы.
— Я не отпущу тебя
Я грустно улыбаюсь и опускаюсь лбом Ване на грудь. Он обнимает меня крепко и целует в макушку.
На следующий день мы вместе пишем заявление на отпуск, а еще через день улетаем в мой родной город. Должно быть, в глазах коллектива выглядит подозрительно, что мы ушли в отпуск внезапно и одновременно, но сейчас я в таком состоянии, что мне абсолютно безразлично, что обо мне подумают посторонние люди.
Мы летим бизнес-классом нашей авиакомпании. Ваня держит мою руку и гладит ее большим пальцем. Улыбчивая стюардесса модельной внешности подает нам бокалы шампанского. Ваня лукаво на меня глядит и поднимает свой бокал вверх:
— За наш первый совместный отпуск.
Я смеюсь тому, как это звучит. Чокаюсь с Ваней и делаю небольшой глоток прохладного алкогольного напитка. Иван склоняется к моему уху:
— Наш следующий отпуск будет летом и в жаркую страну.
— Я так далеко не планирую.
— Куда бы ты хотела поехать летом?
— Ваня, я не планирую так далеко, — со смехом падаю лбом ему на плечо.
— Как насчет Португалии? Ты была там?
— Не была.
— Тогда Португалия, — произносит решительным тоном.
«Я с тобой хоть на край света», говорю мысленно и обнимаю Ваню.
Через два с половиной часа мы приземляемся в моем родном городе. Берём такси и едем в квартиру моих родителей, в которой я выросла. По дороге оба смотрим в окно. Ваня с любопытством, а я с ностальгией. Я люблю свой город, в котором прожила до восемнадцати лет. Даже не знаю, почему решила уехать учиться в Москву. Можно было остаться и здесь. Поддалась моде, что ли. В школе считалось, что если ты уезжаешь учиться в Москву или Питер, то ты крутой. Ну а потом жизнь в столице меня засосала.
Как только мы переступаем порог родительской квартиры, на меня наваливается бетонная плита из воспоминаний и боли. Здесь прошло мое детство, самые счастливые годы моей жизни. Также здесь я горько плакала, когда не стало родителей. И здесь я была ошеломлена, когда обнаружила среди кипы документов свидетельство о своем удочерении.
— Это была моя детская комната, — завожу Ваню в свою спальню.
Он оглядывает ее с легкой улыбкой. На стенах персиковые обои, большая кровать заправлена розовым пледом, на полу мягкий-мягкий ковер. На книжных полках у стены много девчачьих романов, в тумбе под телевизором диски с романтическими комедиями, в шкафу одежда и обувь, которые давно не ношу.
— Очень мило, — выносит вердикт. — Ты была прям девочка-девочка.
— Да, — смеюсь. — Любила розовый цвет и книги с фильмами про любовь.
У родителей четырехкомнатная квартира в новом доме в центре города. Дверь в спальню родителей закрыта наглухо. Я боюсь заходить туда. Там их вещи, одежда. Я ничего не выбросила. Кажется, если переступлю порог комнаты родителей, сломаюсь. Я до сих пор не могу смириться с их смертью. А еще на меня обрушилась шокирующая правда о том, что они на самом деле не мои родители. Я не знаю, как со всем этим быть.