Во имя отца и сына
Шрифт:
В самый разгар спора Саша Климов, взобравшись на ящик, провозгласил:
– Внимание! Сейчас я вам прочту одно стихотворение, после чего вы мне должны ответить на два вопроса: во-первых, когда приблизительно написано оно и, во-вторых, кто автор? Идет?
– Давай, крой, - начальнически разрешил мастер Деньщиков и посмотрел на часы.
– Только покороче, а то обед кончается.
Саша прочитал:
Голова моя - темный фонарь с перебитыми стеклами,С четырех сторон открытый враждебным ветрам.По ночам я шатаюсь с распутными пьяными Феклами,По утрам я хожуКлимов обвел всех плутоватым взглядом, пунцовый от возбуждения:
– Ну прошу, товарищи, кто первый?
Не двигаясь с места, Вадим Ключанский промямлил:
– Подумаешь, ребус. Стихи написаны после пятьдесят шестого года, автор Артур Воздвиженский.
По цеху пробежал шумок. Саша поднял руку:
– Кто следующий?
– Это пародия на Воздвиженского. И сочинил ее Саша Климов, - глухо проговорила Белкина.
– Еще?
– Саша торжествующе посмотрел на людей.
– Давай, не тяни, осталось всего три минуты, - поторопил начальник цеха.
– Итак, уважаемые слушатели!
– продолжал, подражая спортивному комментатору, скороговоркой Климов.
– Написал эти отличные сатирические стихи действительно Саша.
– Сделав жест в сторону Белкиной и внушительную паузу, он бросил: - Только не Климов, нет. Саша Черный. И написал их в 1909 году.
Заглушая веселые возгласы удивления, Саша Климов крикнул, соскакивая с ящика:
– Вот так-то, дорогие любители поэзии! Историю надо знать! Чтоб не повторяться!
Емельян Глебов во время обеденного перерыва тоже находился в сборочном цехе: вместе со стариком Луговым они сидели в сторонке за высоким станком и прислушивались к спорам молодежи.
– Вот так бы каждый день, - с удовольствием заметил Сергей Кондратьевич.
– Постараемся, - тихо ответил Глебов и повернулся к старику: - С вашей помощью,
– С моей?
– Обязательно, Сергей Кондратьевич. Почему бы вам в один из обеденных перерывов не рассказать молодым рабочим, как вы начинали трудовую жизнь в дореволюционные времена.
– В книгах лучше описано. Какой я говорун?
– пожал плечами Сергей Кондратьевич.
– Книга книгой, а живой человек убедительней. Говорят, лиха беда начало.
Это
К немалому удивлению комсомольцев, Маринин включился очень активно в эту работу: предлагал темы, называл имена людей, которые могут приехать. Утром следующего дня на щите "комсомольского прожектора" висел план бесед на месяц.
Петр Васильевич Климов ехал на завод с самыми добрыми чувствами и намерениями. Жаль, рассуждал скульптор, что не сделал этого раньше, давно надо было побывать, поинтересоваться у мастера, как работает Саша. Петр Васильевич надеялся на заводе подыскать для себя подходящую модель. С Емельяном Глебовым они встретились минут за сорок до обеденного перерыва. В партком зашли также директор с главным инженером: повидать талантливого скульптора. Климов, не любивший зря терять время, стал расспрашивать о заводе, о людях. Инициативу в разговоре взял главный инженер, называя передовиков производства. Упомянул Константина Сергеевича Лугова, который пришел на завод учеником и вырос до начальника цеха.
– Луговы - это династия, - заметил Глебов.
– Старший, Сергей Кондратьевич, интереснейший человек, изобретатель и рационализатор.
Климов захотел повидаться с ним. Когда после, идя по цехам, Глебов подозвал Сергея Кондратьевича и представил его скульптору, Петр Васильевич крепко пожал ему руку, внимательно посмотрел на него и сказал:
– Буду рад познакомиться с вами поближе, - решив про себя: получится очень выразительный портрет.
В цехе Климова сопровождала целая свита любопытных, среди которых были и Александр Александрович Маринин, даже библиотекарша Вероника.
В обеденный перерыв, представляя собравшимся скульптора, Глебов рассказал о его творчестве. Петр Васильевич всегда испытывал неловкость, когда говорили о нем в его присутствии, а сейчас тем более. К рабочей аудитории он всегда относился с чувством особого уважения и теплоты.
Ведь Климов сам происходил из рабочего племени, в юности был подмастерьем в Нижегородских механических мастерских. Сейчас стоял он в огромном цехе с высокой стеклянной крышей, окруженный рабочими, главным образом молодежью, и улыбался дружески, смущенно. Они внимательно смотрели на него, ожидая чего-то интересного и необычного, и Климов заговорил, приглушенно, глядя в лица людей маленькими, цвета кедрового ореха проницательными глазами:
– Дорогие товарищи. Я с огромной радостью приехал к вам. Надеюсь, что и вы побываете у меня в мастерской. Буду рад показать вам и свое "производство".
– Он улыбнулся, у глаз его собрались мелкие морщинки и снова распрямились.
– Приезжайте.
Окруженный плотной толпой рабочих, он не знал, что ему дальше делать. И тут выручил Глебов:
– Петр Васильевич, у товарищей есть вопросы.
– Вопросы? А-а, пожалуйста, - с готовностью отозвался Климов.
– Нас, конечно, всех интересуют, - поторопился высказаться Гризул, - довольно сложные и острые процессы, происходящие в настоящее время в советском изобразительном искусстве.
Климов повел короткой бровью, прищурил глаза и, не глядя на Гризула, попросил уточнить:
– Какие, собственно, процессы вы имеете в виду?
– Ну хотя бы борьба с бескрылым фотографизмом и парадной помпезностью, поиски новых форм.
– Борьба в нашем искусстве никогда не прекращалась, - ответил Климов.
– Всегда боролось талантливое с бездарным, реалистическое - с формалистическим, идейное - с безыдейным. Такая борьба идет и сейчас. Что же касается поисков новых форм, то и это всегда было уделом каждого талантливого художника,