Во имя отца и сына
Шрифт:
– Свободу громил, - заметил маршал.
– Дай им волю, они начнут вот так же расправляться с неугодными им художниками, как расправились со скульптурой, - добавил Посадов.
– Сожгут и Третьяковку…
– Да они уже и начали расправляться, правда, в печати, - на ходу бросил Климов, направляясь дальше: здесь было прохладно.
Воздвиженский задержал его:
– Может, вы имеете в виду статью Афанасьева?
– Многие статьи и в разных органах. В том числе и эту, - ответил Климов, уже на ходу. Он шел впереди размашисто и, как заметил Глебов, был слегка взвинчен. Благодушие
Перемену в нем заметили многие, вполголоса возмущались:
– Какое хулиганство…
– Таких судить надо…
– И это в наше время!
– У него есть враги, - сказал не то сочувственно, не то желая объяснить поступок хулиганов, Маринин.
– Но есть и друзья. И их в тысячу раз больше, - буркнул маршал, и тогда Глебов заметил в сторону Маринина:
– Только посредственности не имеют недругов.
Хозяин провел их в гостиную, где горел камин, усадил и попросил Сашу распорядиться насчет кофе. Из гостиной дверь вела в библиотеку - небольшую квадратную комнату, без окон, заставленную книжными полками. Свет люстры с зелеными абажурами мягко падал на журнальный столик с лампой и стоявшее рядом с ним кресло.
В гостиной Воздвиженский решил вернуться к прерванному разговору и напомнил статью Макса Афанасьева, критиковавшего климовский проект памятника героям Курско-Орловской битвы.
– Афанасьев, конечно, увлекся, допустил известные перехлесты.
Тон у поэта солидный, взгляд снисходительный, поза независимая.
– Макс вообще в полемическом угаре бывает невменяем, - уныло вставила Капарулина.
– Ваш Макс Афанасьев, - хмуро прервал ее маршал густым басом, - негодяй и циник.
Что вы, товарищ маршал. Его фильм "Гибель батальона" обошел весь мир, - с прежней миной протянул поэт.
– А вы его спектакль "Трое в постели" смотрели?
– продолжал маршал.
– Знаю я эту пьесу, - ответил Воздвиженский, покачивая головой и пожимая плечами.
– Ну и как вы ее находите?
– взглянул на поэта маршал.
– Дело субъективное: одним нравится, другим нет.
– Я спрашиваю лично вас?
– настаивал маршал, не сводя с поэта требующего взгляда.
По лицу Маринина пробежала тревога.
– Пьеса, несомненно, талантлива. За границей пользуется большим успехом, - ответил поэт и потупился.
– Когда там хвалят нас, я всегда вспоминаю высказывание, кого вы думаете?
– маршал смотрел теперь уже не на поэта, который его больше не интересовал, а на Посадова и Климова.
– Бебеля, - ответил Петр Васильевич.
– Нет, - возразил маршал, - не угадали. Крылова, нашего дедушку Крылова. Задолго до Бебеля Иван Андреевич сказал: "Кого нам хвалит враг, в том, верно, проку нет".
– Но ведь "там", как вы говорите, живут не одни же наши враги. Один мой друг рассказывал мне, что Арагон, например, защищает абстрактное искусство, - обронила Капарулина, глядя в камин и потирая над огнем бескровные пальцы.
– Не знаю, что вам рассказывал ваш друг и какое искусство защищает Арагон. Но я убежден, что настоящие коммунисты борются
– О, это весьма и весьма любопытно, - оживился Маринин.
– Ставить знак равенства между реализмом и социализмом! Черт знает что! Ведь так и до абсурда можно договориться!
Хозяин дома не стал отвечать директору Дома культуры. И Алик Маринин, увлекшись, продолжал:
– Ведь это в корне неверно, дорогие товарищи. Так можно обвинить всю нашу молодежь, которая ищет, иногда заблуждается, в бог знает каких грехах: в ненависти к социализму.
Тут не удержался Глебов. Он поднялся, извинился перед хозяином и, волнуясь, повернулся к Маринину.
– Конечно, ошибки в молодости естественны. Но зачем же обобщать? Кто вам сказал, Александр Александрович, что вся наша молодежь ненавидит реализм, не принимает его? Кто? Давайте спросим. Вот перед вами ее представители.
– Признавайся, ребята, кто ненавидит реализм? Наказывать за это не буду, - расхохотался маршал.
Все заулыбались.
– Меня всегда возмущают разговоры: "нынешняя молодежь", "современная молодежь", - стремительно заговорил Климов.
– Да эти рассуждения продолжаются уже сотню лет. А вы - "современная молодежь"… Если хотите знать, об этой "нынешней" молодежи еще Бальзак очень мудро сказал.
– Что сказал Бальзак?
– полюбопытствовал Посадов, оторвавшись от журнала, который он листал.
Петр Васильевич вернулся из библиотеки с томиком Бальзака с заложенными бумажками страницами. Став у двери, он громко прочитал:
" - Нынешняя молодежь… судит свысока о поступках, мыслях, книгах: она рубит сплеча, еще не научившись владеть мечом… Молодые люди нетерпимы, ибо они не знают жизни и ее тягот. Пожилой судья мягок и добр, светл, молодой судья неумолим. Один все знает, другой ничего".
– Да-а! Как изумительно сказано!
– пророкотал довольный Посадов.
– Тонко подмечено, - поддержал маршал.
– "Рубит сплеча, не научившись владеть мечом". Тонко, я вам замечу. И жизни не знают. Им не пришлось испытать того, что испытала молодежь военных лет. Некоторые из нынешних молодых людей ниспровергают отцов, потому что к этому призывают такие, с позволения сказать, драматурги, как Афанасьев, А в наше время сын, похоронив батьку в братской могиле, прямо от нее с отцовской винтовкой шел в бой.
Вдруг послышался робкий голос Юрия Пастухова:
– А скажите, товарищ маршал, всегда бывает страшно в бою или только поначалу, пока не привыкнешь?
Все зашевелились, как по команде "вольно", ожидая ответа. Страх… Действительно, что это такое? Все ли люди ему подвержены? Как в себе преодолеть это чувство? Одному таракан залез под рубашку, он до смерти перепугался, другой спокойно идет в стан врага, через минные поля… Маршалу тоже нелегко было ответить на этот вопрос. Но он все же сказал: