Во тьме
Шрифт:
— Они выдвинули эту серьезную угрозу со стороны БСО против меня и моей матери, как и обещали тебе, — сказал я. — Они также поделились этим «замесом» с моими боссами, как ты и говорил, — добавил я.
Барретт замолчал. Затем он продолжил:
— Я не доволен, Джонти. Они не могут заставить меня работать на них. Ты должен помочь мне здесь, — сказал он.
— Я не могу, — ответил я.
Барретту это не понравилось. Его заставляли работать на Специальный отдел, а это никогда не входило в его намерения.
— Ладно, Джонти, так что теперь будет? — спросил он.
— К тебе подойдут два новых
— Чертов Сэм, — ответил Барретт. — Я не хочу разговаривать с этим вероломным ублюдком, — добавил он.
Барретт предложил передать мне огнестрельное оружие. Я вежливо отказался. Это было неуместно: он мог бы передать это в Специальный отдел. Я сказал ему позвонить мне, если на него окажут какое-либо давление. Честно говоря, я не ожидал снова его услышать.
В 7 часов вечера, всего час спустя, Барретт позвонил снова.
— Сэм звонил мне, Джонти. Вы с ним разговаривали? — спросил он.
— Нет, с вечера прошлого понедельника, — ответил я.
— Ну, он знает, что я говорил с тобой ранее, — сказал он.
Это меня не удивило. Девушки в «курятнике» (постах прослушивания) в штаб-квартире КПО, не теряя времени, сообщили Сэму и его боссам о моем контакте с Барреттом. Насколько медлительным был этот придурок? Неужели он не понимал, как Сэм узнал, что мы поддерживали контакт?
— Сэм сказал мне встретиться с ним завтра (воскресенье, 22 марта 1992 года), но я отказался, — сказал он. — Он кое-что говорил о тебе, Джонти, — добавил он.
— Какого рода вещи? — спросил я.
— Он спросил меня, почему я настаиваю на том, чтобы ты был там, и я сказал ему, что доверяю тебе, — сказал он.
— И это все? — спросил я.
— Я прямо сказал ему, что не доверяю Специальному отделу, — добавил он.
— Что сказал Сэм? — спросил я.
— Он сказал мне, что у тебя с головой не в порядке, и ты начал разбрасывать имена информаторов по всему Шенкиллу. Он говорит, что ты нездоров и тебе нельзя доверять, — добавил он. — Сэм спросил меня, не боюсь ли я, что ты упомянешь мое имя. Я сказал ему, что больше боюсь, что он сделает это, — сказал он.
Специальный отдел не терял времени даром. Они были полны решимости подорвать доверие, которое Барретт питал ко мне. Они могли говорить этому убийце все, что им заблагорассудится, чтобы отвлечь его от меня, и я ничего не мог с этим поделать. Они хотели захлопнуть эту дверь у меня перед носом. Если для того, чтобы раскрутить его, требовалось немного устроить представление, их это устраивало. Барретт продолжал:
— Сэм, должно быть, думает, что я глуп. Он сказал мне, что собирается обсудить «микс» с вашими боссами, и когда это не сработало, он обсудит «микс» со мной, — сказал он.
Барретт был недоволен. Он сказал, что отложит это на некоторое время и перезвонит мне.
В понедельник, 23 марта 1992 года, я посетил офис старшего сотрудника уголовного розыска и горько пожаловался на клеветнические нападки Сэма в мой адрес. Было ли это действительно так необходимо? Это становилось все более зловещим и мстительным. Я сказал старшему сотруднику уголовного розыска, что, если нынешний шквал не прекратится, я обращусь за юридической консультацией. Я опасался катастрофических последствий для себя, если Специальный
Это было неправдой. Барретт связался со мной в тот первый раз и попросил меня перезвонить ему. Во второй раз я ему не перезвонил. Я ни разу не сказал Барретту, что он не должен работать со Специальным отделом. Я хотел бы это сделать, но я знал что лучше. Записи из «курятника» доказали бы, что я говорил правду, но Специальный отдел ни за что не позволил бы нам их прослушать. Я действительно сказал Барретту позвонить мне через шесть месяцев, если он все еще отказывается встречаться со Специальным отделом. Это было согласовано с моим собственным начальством. Меня тошнило от всего этого.
Старший офицер уголовного розыска посоветовал мне быть очень осторожным. Он согласился, что Барретт может связаться со мной по телефону, если пожелает, но я должен призвать его работать со Специальным отделом. Я согласился сделать это. Это застряло бы у меня в горле, потому что я все еще держал Барретта на прицеле, ожидая приговора к пожизненному заключению. Но у меня не было выбора. Специальный отдел не принимал «нет» в качестве ответа.
Дни проходили без каких-либо звонков от Барретта. В следующий раз я получил от него весточку только в 16.10 вечера в субботу, 4 апреля 1992 года. Я был дома и не на дежурстве, когда он позвонил мне из телефонной будки. Он учился. Он заявил, что Специальный отдел оказывал на него чрезвычайное давление, заставляя работать на них. Он ввел меня в курс дела.
— Я встречался с двумя из этих парней, Джонти, и Сэм не был одним из них, — сказал он. — Ты можешь вытащить меня из этого? — спросил он.
Я объяснил ему, как мог, что мне не разрешили встретиться с ним или помочь ему.
— Я боюсь этих мальчиков, Джонти, — сказал он.
Это было малость черезчур! Серийный убийца боялся полицейских. Я не испытывал к нему никакой симпатии. Я просто хотел сохранить контакт открытым. Возможно, когда-нибудь Барретт снова почувствует себя вынужденным бежать в нашем направлении. Я хотел быть уверенным, что он решит бежать ко мне. Когда-нибудь я бы воспользовался доверием, которое Барретт питал ко мне, чтобы засадить его пожизненно за убийство. Это то, что мы должны были делать. Все это остальное заигрывание было просто неудачным и, как я надеялся, временным отвлечением внимания.
В четверг, 9 апреля 1992 года, три дня спустя, мне довелось пообщаться с сержантом-детективом Особого отдела из Северного управления. Я передавал ему разведывательный отчет от высокопоставленного источника-лоялиста, в котором содержалась неминуемая угроза жизни известного сотрудника БСО. Я воспользовался возможностью, чтобы узнать его мнение о поведении Сэма и других людей, которые пытались добиться моего перевода из Белфаста. Я записал наш разговор. В его точку зрения на этот счет трудно было поверить.