Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники
Шрифт:
Михаил слушал молча, не перебивая меня уточнениями и вопросами, и лишь иногда сжимал покрепче в объятиях и покачивал или целовал в висок, тем самым давая знать, что он потрясён и что сочувствует мне всем сердцем.
– Теперь меня обложили со всех сторон, – резюмировала я свою повесть после звенящего натянутыми нервами молчания. – Челноков сделал для этого всё. Он и Ренат. Теперь мне не уцелеть.
– Нет, – глухо воспротивился Михаил, обхватив меня обеими руками. – Нет, Вероника! Нет!! – его голос пробился через сдавленную потрясением грудь и зазвенел: – Я тебя спрячу! У своего
Я высунулась из одеяла, как из кокона, и обвила руками его шею:
– Хороший ты мой… Кому как не тебе знать, что такое всероссийский розыск? Меня будут высматривать все: и милиция, и ГАИ, и простые жители. У меня нет шансов скрыться! И нет никаких документов… Нет, Мишенька. Я не стану подставлять тебя. Ни тебя и никого другого. С этого дня я поплыву по течению. Куда вывезет судьба…
Михаил порывисто прижал меня к себе:
– Я что-нибудь придумаю! Я обязательно что-нибудь придумаю…
– Мы вместе что-нибудь придумаем. Я не собираюсь сдаваться. Ты ещё не знаешь, какая я вредная! Вредная и настырная…
– Ты замечательная! – выдохнул Михаил. – Ты удивительная…
Я погладила его щёки и поцеловала твёрдый подбородок:
– Мишенька, а давай напьёмся! И поедим супчика. У тебя есть что выпить? Или ты выжрал всё, что было?
Он отстранился и удивлённо посмотрел на меня:
– Ты хочешь супчика?! Ты действительно в состоянии есть?
– Ещё как в состоянии! Я же пока живая! И я хочу есть, пить и курить! У меня зверский аппетит! Потому что я озверела. И я уже знаю, как я сделаю Челнокова. А я его сделаю! Даже не сомневайся. Не на ту напал оборотень в погонах! – Михаил как заворожённый смотрел мне в рот и не шевелился. И я возмутилась: – Мишка, ты что не слышишь? Твоя зайка хочет нажраться, как свинья!
– Коньяку? – наконец очнулся он. Я кивнула и Михаил вскочил: – Я сейчас…
Коньяк оказался весьма подходящей панацеей от уныния. Приложившись к этому целебному зелью и доев остатки утрешней курицы, мы смогли думать и рассуждать на волнующую нас тему.
– Мне кажется, ты права, зайка… – начал разговор Михаил. – Похоже, что за ту сумку, которую тебе подсунули вместо воблы, схлестнулись как минимум две наркогруппировки… Да ещё и некая милицейская мафия, хотя Марчелло вполне может быть оборотнем-одиночкой. Просто у него много власти и информации.
– Я тоже так думаю, – согласилась я, с наслаждением затягиваясь сигаретой. – И этим бандам я даже свои названия придумала: рыжая и раскосая – по особым приметам их наркокурьеров. К тому же не исключено, что Марчелло главарь собственной группировки. Смешанной: из полицейских и бандюганов. А остальных он шантажирует, играет ими как марионетками…
– Заигрался подлюга… – зло обронил Михаил.
– Их, этих банд, до фига, – продолжила я. – Я, когда у Тоськи ночева ла, в Интернете полночи просидела, просветилась. Знаешь какая разветвленная сеть у наркоторговцев? Похлеще сотовой связи, разных там Билайнов и тому подобных. И банки у них свои по всему миру, Халала называются… Наркоторговля хорошо поставленный бизнес, один из самых прибыльных.
Михаил подлил
– Я тоже немного в курсе. Всё-таки в милиции работаю. И больше половины преступников – наркоманы. Много чего напутано в этой наркомафии: связки, конфликты между различными спецслужбами… Иногда дело доходит до открытых войн. Страшное это болото… – Михаил с тревогой посмотрел на меня и я прочла в его глазах окончание фразы: «И ты туда влезла!». Но вслух он сказал иное: – И в наших рядах не всё ладно. Халтурят ребята. Доходит до того, что вместо наркодельцов сажают врачей и ветеринаров за использование обезболивающего, цветовода могут посадить за любовь к макам… Лишь бы отчитаться, – он глубоко вздохнул, – а ещё в органах есть вымогатели. Подбросят наркотик и требуют откупиться… Из-за этих оборотней и к честному милиционеру нет доверия…
– Вот, вот! – подхватила я. – Я поначалу хотела позвонить про сумку по телефону доверия наркополиции, а потом подумала: а если там человек от наркомафии? По электронке тоже рискованно… О том, что героин в камере хранения, можно говорить исключительно из уст в уста и надёжному человеку.
– У меня есть друг в следственном комитете Генпрокуратуры, Георгий, – оживился Михаил, – вот ему я и расскажу и о сумке, и о твоём Челнокове!
– Правда? – обрадовалась я. – Это то, что нужно! Я дам тебе код и другие ориентиры… – тут я кое-что вспомнила и огорчилась: – Плохо, что сегодня будет трое суток, как сумка в камере. Её уже могли извлечь оттуда и отправить к забытым вещам…
– А он и там найдёт! У него же большие полномочия. Я опишу ему ту сумку. Они с обученными на наркотики собаками пройдутся.
– Поскорей бы её уничтожили! – размечталась я. – И обязательно с оглаской по телевизору и с подробностями, чтобы эти Харламы, Самбэки и Марчеллы не пускали слюни.
– Скоро не получится, зайка. Уничтожение наркотиков, как правило, производится по вступившему в силу приговору или постановлению суда. И обязательно в присутствии целой комиссии из людей наркополиции, Минздрава и Госсанэпидемнадзора. На всё это нужно время. Но изъять наркотик можно быстро.
– И то Слава Богу, – пробурчала я и спохватилась: – Миша! У меня же ещё записка есть! Из той сумки. Какая-то шифровка.
– Давай мне, я и её отдам Георгию. Он найдёт, где её расшифровать…
– Потом, попозже…
Я поднялась из-за стола и стала убирать посуду. В том числе так и нетронутый нами супчик: кто же коньяк закусывает супчиком? Михаил принял у меня стопку тарелок и отнёс их в раковину. Я чувствовала, что он хочет что-то спросить и не решается. И уже в гостиной он с тревогой озвучил свой вопрос:
– Зайка, а как ты собираешься «сделать» Челнокова?
– Очень просто. Проще некуда. Я ославлю его на весь мир. И ты поможешь мне в этом.
– Я?!
– Ты. И ещё мой бывший муж. Он у меня компьютерный гений и способен взломать любой сайт. Я напишу текст, ты его наберёшь и отправишь Николаше по «мылу». Но смотри, не с работы, а из Интернет-кафе! Ну а он далее… Ты согласен?
Михаил облегчённо вздохнул и улыбнулся – впервые после того, как пришёл со своего милицейского совещания: