Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники
Шрифт:
Продекларированные полчасика у меня ушли на размышления: главным образом на обоснование принятого решения. Я смотрела в потолок и удивлялась: это что же происходит? Я нашла отца, отыскала любимого – и нет меня несчастней?! Более того, от полной безысходности я вынуждена решиться на крайние меры. Умопомрачительно!!!
Ну что ж… Оценим ситуацию… Хорошо то, что я никому ни чего не долж на и кроме бабушки плакать по мне особо не кому. Тоська, само собой, погорюет, что лишилась ценного кадра, но Нолик найдёт, как её утешить. Сергея приголубят Манана и некая Раиса… А я для него уже
Получается, что я никого не подставлю… Кроме бабушки… И Никитки. Но он ещё маленький и скоро меня забудет. Можно было бы сказать о сыне Сергею – но это если бы он не был бандитом! А так нет. Нельзя ему доверить ребёнка. Тоська позаботится о моём мальчике! О моём белокуром и сероглазом маленьком принце…
Вы только посмотрите, какая польза получается от того, что я никому не нужна! Вот она всамделишная свобода! Самая крутая свобода! Да я просто счастливица!
В аккурат к окончанию этого этапа размышлений Манана позвала меня к столу и я, облачившись в принесённый ею голубой банный халат, потопала в кухню. Это будет моё последнее чревоугодие и я постараюсь насладиться едой и не нажраться до безобразия: негоже пластаться на асфальте с набитым брюхом, а то буду выглядеть, как куча дерьма. Я представила себе упомянутую кучу с табличкой типа: вот и всё, что осталось от Вероники Татушкиной, почившей вбозе… И задумалась: нет правильнее будет всуе… В голову полезла нецензурная рифма и я развеселилась…
– Ой, как славно! Вы уже улыбаетесь! Значит пошли на поправку! – оживилась Манана, а я мысленно дополнила её фразу невысказанным: и свалите отсюда на три буквы…
Но радовалась она вполне искренне и я, решив делать приятное и дальше, усиленно нахваливала её незамысловатую стряпню. И хотя поданное ею пюре не было воздушным, ягнятина в подливе мне понравилась, да и салат был свежим и душистым от обилия накрошенных в него трав. А уж кофе по-турецки был воистину отменен!
Вот за кофе-то я и удивила нас обеих, предложив Манане, бодрым голосом:
– А давайте выпьем на брудершафт!
– Коньяку? – мигом согласилась она и полезла в шкаф за бутылкой и рюмками.
«И зачем я это затеяла? – шевельнулась во мне старательно спрятанная ревность, – уж не для того ли, чтобы добровольно оставить ей в наследство своего Ёжика?». А почему бы и нет?! Ведь мы с ней, фактически, родственницы: с одним мужчиной спим, хоть он и рядится в разные имена! Нет, вру… Спит с ним она. А я просто люблю. Да. Всё ещё люблю… Досмерти.
Я смотрела на Манану и наполнялась завистью и тоской: вот эти статные бёдра и эту высокую грудь он ласкал, когда я маялась без него в одиночестве. Целовал эти пухлые губы и смотрел в эти чёрные, как ночь, глаза под высокими тонкими бровями, обнимал
– Что-то вы погрустнели, Вероника, – заметила Манана, наполняя рюмки, – не надо расстраиваться: всё у вас как-нибудь наладится.
«Я не хочу как-нибудь!! Я хочу быть с ним!!!» – хотелось мне крикнуть ей прямо в лицо, но я заставила себя улыбнуться и принять от неё рюмку. Мы выпили и, слегка соприкоснувшись щеками, сели. Манана налила нам кофе и я заметила:
– А ты хорошо пахнешь. Это какие духи?
– Да я толком не знаю, – смутилась она, – там, на коробочке, длинное что-то написано, не по-русски. Мне их Руслан подарил. Вот я и мажусь ими… Главное, что ему нравится…
– Ты его любишь?
– Люблю ли я Русланчика? – удивилась моему вопросу Манана. – Да я по нему с ума схожу! – она зажмурилась и засияла: – Он такой сладкий! Если бы ты только знала, какой!..
«Мне ли не знать?! А мы, оказывается, единомышленницы… Разве это не славно?» – подумала я и онемевшими губами продолжила самоистязание:
– А он тебя… любит?
Манана померкла и честно призналась:
– Не знаю… Иногда мне кажется, что да, а иногда… Он становится таким чужим…
Иногда, всё же «да»… А она красивая! Правда старше Сергея лет на пять, шесть – но морщин нет и кожа белая, гладкая…
Из прихожей послышался какой-то шум и Манана встревожилась:
– Отец пришёл… Ты уж поскромней с ним, пожалуйста. И запахнись. Он у меня знаешь какой строгий! Подожди, я тебя с ним познакомлю…
Ну уж нет! Знакомство с ещё одним мафиози мне не под силу. Я решительно поднялась:
– Пойду я. Прилягу. Что-то знобит меня опять. И голова заболела.
Манане моё намерение явно понравилось:
– И правда ты побледнела. Иди ложись, я схожу за лекарством и сделаю тебе укол.
Ещё укол?! Да я вся уже истерзана: уколами, ударами, мыслями! Всё моё сердце обколото, вся душа загажена, всё мысли спутаны… Скорей бы ночь… И окно…
Отлежавшись с час и укрепившись в решении покончить со всем этой же ночью, я отправилась в ванную. Манана была уже там: что-то стирала. Заметив меня, она улыбнулась:
– Отец поел и пошёл спать. А я сейчас отожму полотенца и приготовлю тебе ванну.
Я кивнула и застыла в дверях.
Наблюдая за хозяйкой, я спохватилась: надо бы трусики постирать! И посушить феном… Не стану же я лететь с двенадцатого этажа и без трусов! А вдруг кто-нибудь на балконе будет сидеть, звёздами любоваться? С моей стороны будет хамством показывать им свой худосочный зад, не говоря уже о других подробностях… Это верх неприличия. Я не такая халда…
Манана управилась и, вымыв ванну, ушла, а я открыла воду и примостилась к раковине, продолжая обдумывание ночного ритуала. «…Надо будет полиэтилен навернуть под халатик, – планировала я свой последний прикид, намыливая ажурные белые кружева, – а то такой дивный цвет халатика испорчу кровавыми брызгами…»