Водоворот времен
Шрифт:
Бревнышко выпало из его рук.
– Что такое?
– тут же подлетел Бауз, едва не задев формы с хлебом.
– Родителей...Больше...В огне...Все...
– Ричард опустился на пол, возле такой теплой печи, и закрыл лицо ладонями.
– Так! Рик! Все будет хорошо! Сюзанна все выяснит, вот увидишь, - Бауз похлопал парня по плечу: Ричард едва не отлетел в сторону - и откуда такая сила в этих руках!
Вдруг издалека пришел гул колокола. Ричард не придал ему особого значения, а вот Бауз заволновался.
– Так, Бено!
– Бауз словно забыл о Ричарде, принявшись закладывать хлеба в печки.
– Быстрее!
– Я стараюсь, папа, стараюсь!
– обиженно воскликнул Бено, лихорадочно перекладывая заготовки хлеба на высвободившийся садник.
– Я успею! Я успею!
Наконец, все заготовки оказались в печах. Бауз не отходил от них, заглядывая внутрь то одной, то другой.
– И не шумите. Хлеб шума не любит, - вполголоса произнес он, потирая руками.
– Ага, - еще тише ответил Бено, прижав палец к сомкнутым губам. Мол, понял, все понял.
Ричард, перебравшись на сундук рядом с покрытым горками муки столом, старался даже тише дышать. Он любовался огнем в печах. Интересно, а зачем дядя Бауз держит их открытыми? Мама всегда закрывала печь, когда принималась за готовку. Мама...Никогда ему не попробовать маминой еды, никогда-никогда. Жизнь казалась Ричарду все более мрачной.
От тепла и ничегонеделанья захотелось спать. Ричард прикрыл глаза и провалился в забытье. Разбудил его только второй раз ударивший колокол. Бауз, все так же стоявший у печи, бросил, не поворачивая головы: "Бено!" - и вытянул правую руку. Бено тут же протянул ему садник.
– Вынимаем! Вынимаем!
– напевал дядюшка, выкладывая на стол буханки.
Ричард ожидал чего-то грандиозного, но был разочарован: хлеба были много меньше тех, что ему выпекала мама. И как таким вообще можно наесться? Наверное, фунта два, много, три. Не больше! А мама какие выпекала! Ух! Долго можно есть! И главное, никогда не переводился: мука-то вот, сама, можно сказать, появляется! Правда, Ричард смутно помнил, что мама очень и очень долго не выпекала хлеб, но когда точно, не стал бы утверждать. Эти воспоминания Ричарду совершенно не нравились. Они были очень и очень темные и тоскливые. И голодные. Точно как путешествие в город...
Раздался третий удар колокола - а вскоре и стук в дверь.
– На этот раз успели!
– довольно потер руки Бауз и пошел открывать.
На пороге - его освещали лучи всходящего солнца - возник сутулившийся человек. Одет он был в дублет цвета долго выпекавшейся булки. Штаны и шляпа с узкими полями ("Надо же! С пером! Настоящая ярмарка!") были одного цвета с дублетом. Хорошо хоть плащ был темно-синий! Только очень старый: Ричард легко заметил несколько дыр, на уровне пояса, зиявших в плотной ткани.
Бауз повел себя неожиданно: поклонился, да так низко, что его колпак доставал до самого пола. Ричард удивился: кто этот человек?
– Дядюшка, а Вы...
– Ричард, пожалуйста, не лезь в дела, - зашикал Бауз, и обратился к гостю.
– Проходите, проходите, дорогой мэтр Сезель! Пожалуйте! Только Вас и ждем!
Усач (а усы у него были широкие, разлапистые) кивнул и направился прямо к столу. Ричард опустил взгляд: сапоги (с истертыми носами, сплошь покрытые дорожной пылью) были в тон остальной одежде гостя. Окена это, почему-то, забавило. Он сам не мог понять, почему одинаковые цвета в одежде ему кажутся такими чудными.
Бено, похоже, знавший этого франта, жался к выходу на лестницу. Ричарду бы тоже где скрыться, но - поздно: между ним и дверью как раз застыл этот господин, придирчиво разглядывавший вкусно пахнувший хлеб.
– А это кто?
– не поднимая головы, бросил гость.
– Неужто подмастерье? А? Ведь запрещено, старина Бауз, запрещено...
– Это сын свояченицы. Просто решил поглазеть...
– Интересно же! Ух как интересно!
– выпалил Ричард. - Ага! У меня отец...
– голос дрогнул.
– Мельник. Ага.
– Ну-ну, - пожал плечами "булочный" гость. Он, кажется, ничуть не поверил.
– Ладно. Вот эта не очень соответствует.
Гость ткнул. У Ричарда даже слюнки потекли: до чего же красивой и аппетитной была та буханка! И как она может чему-то не соответствовать?
– Ваше слово - цеховое слово, мэтр Сезель! Конечно, конечно! Я свято чту цеховые правила! Заберите, чтобы не портить качество продукции нашего цеха!
– дядюшка Бауз закивал.
– Конечно, нужно бороться с плохим товаром.
– Вы, мэтр Бауз, как всегда, точно следуете цеховому уставу. Что мне в Вас и нравится, - совершенно не глядя на протянутый хлеб, отвечал "булочный". Но хлеб таки взял.
– А в остальном - все отлично, как всегда. Всем бы так, мэтр Бауз!
Вот так он и пошел: с хлебом под мышкой. Не попрощался даже, выходя на улицу.
Бауз закрыл за ним дверь и навалился на нее, отирая пот со лба. И правда, жар от печей наполнял комнату.
– Ладно, - вскоре произнес Бауз, двигаясь к столу с хлебом.
– Скоро покупатели набегут! Жалко, Сю от маленького отходить нельзя! Ей торговать куда лучше удается! Эх! Давайте, мальчики! Нужно поспеть к четвертому колоколу!
Если Рик и считал раньше, что на мельнице уйма работы, - он понял, что ошибался. Глубоко ошибался!
В доме Бауза помещалась не только собственно пекарня, но и лавка: ей отводилась треть первого этажа, а может, и больше. И только с виду казалось, будто бы все заканчивалось с четвертым колоколом. Нет: все только начиналось. Уже рассвело достаточно, чтобы можно было разглядеть лавку. Это было квадратное помещение, почти все занятое полками и корзинами. С утра пустые, они заполнялись свежеиспеченным хлебом.