Водоворот времен
Шрифт:
Это же тетушка Сю! Мамина сестра!
– И что ты, Ричард Окен, здесь сделаешь, скажи-ка на милость!
Ричард сидел на самом краю стула, уже переставший дрожать, но все еще испуганно озиравшийся по сторонам. На него глядели шесть пар глаз, одинаково любопытных. Окен потянулся было за крендельком, но тут же одернул руку. А вдруг - много? Вдруг за вечер много?
– Да ты не бойся, Рик! Не бойся! Кушай! Кушай! Рассказывай!
– тетушка Сю пододвинула глиняное блюдо с кренделями поближе к Ричарду.
– Кушай! Смотреть на тебя страшно!
И Окен, уже совершенно никого не стесняясь, напал на крендели. Огроменные такие! К вечеру, правда, они успели затвердеть, но он сейчас этого совершенно не замечал, - только и делал, что поедал один из другим. Кажется, только после разрешения тетушки он понял, насколько же сильно проголодался.
– Ну Рик! Ну расскажи! Расскажи!
– вдруг подал голос Бено, самый храбрый из малышни. Он был на четыре года младше Ричарда, но замечательно с ним ладил во все приезды. Может, потому именно Бено, качнув кудрявой головой, так бесстрашно требовал рассказа.
Протянутая за кренделем рука остановилась на полпути.
Ричард поднял взгляд на тетушку Сю, на дядю Бауза, а потом опустил глаза. Так всегда с ним бывало, когда предстояло рассказать важную историю. Ричард подбирал слова.
– Это...не совсем детская история, тетушка...
– А ну-ка, проводи маленьких, пусть пока у Бауза посидят, - кивнул Бауз, отмахиваясь от раздосадованных возгласов сына и двух дочек. Второй сын, которому едва стукнул второй год, пока что не знал, что такое досада. Он просто заплакал, да так сильно, что малышня тут же бросилась наутек из комнаты.
Они знали: если "мелкий" плачет, то лучше родителей не злить. Дверь комнаты закрылась за малышней, но Ричард был уверен: они стоят и ловят малейший шум, слушают, значит. Еще бы! Когда такие интересности могут случиться?!
Сюзанна Сауво принялась качать на руках малыша, надеясь его чуть успокоить. Бауз Сауво, в свою очередь, закрутил блюдечко (то самое, с кренделями) в руках. Он так часто делал, когда общался с папой... Общался...
– На сытый живот, оно, как говорится, рассказывается лучше. Верно?
– Ричард не понял, у кого дядя спрашивает. Но на всякий случай, кивнул.
– Вооот. И я говорю...Лучше...
Малыш заплакал пуще прежнего. Ричард даже не стал сдерживаться и закрыл ладонями уши. Сю вздохнула: Ричард это не то чтобы слышал, скорее, понял по ее выражению лица и движениям губ. Голова начала болеть, не так сильно, как у Большого канала, но
Стало тише. Ричард оторвал ладони от ушей, и, вздохнув, начал рассказывать. Он растягивал слова, пересиливая себя, то и дело замолкал, не зная, что и как говорить. Тетя и дядя молчали. И молчание их еще сильнее давило на Ричарда, говорить становилось все сложнее и сложнее.
Кажется, прошло уже очень долгое время (в очаге уже почти догорели поленца, и на комнату опустился полумрак). Сю и Бауз переглянулись, и дядюшка поднялся с места. Ричард замолчал. Может, он чего не так сказал?
Но дядя лишь достал из жестяного короба под столом лучину, разжег ее от угольков, и водрузил посередине стола. Лучше не стало, но Ричард понял: его продолжают слушать. А потому он продолжил. В какой-то момент Сю спрятала лицо в пеленках малыша. Зачем только? Бауз перестал крутить блюдо, но взгляд его на нем так и застыл.
Наконец, рассказ Окена подошел к концу. Он замолчал. Лицо его уже давно было спрятано в ладонях. Отчаянно хотелось спать. И есть. Но спать - сильнее. В голове стучало. Из глаз текли слезы.
– А потом я упал. Мне так хотелось спать, так хотелось...Что...
– руки Ричарда дрогнули: хотелось спать очень сильно.
– Я как раз шла от Сезеля, ну, ты знаешь, - эти слова были скорее предназначены Баузу, чем Ричарду.
– С лекарством, для малыша. Темень! А тут вдруг шум, гам. Непонятно, что происходит. Волна, что наш дом! И люди, люди побежали!..
– Ага, смотреть, как говорится, на бесплатное веселье, бесплатное...
– пожал плечами Бауз.
– Что там стряслось-то?
– Сказывали: корабли столкнулись. Даже кто-то говорил, будто, сам это видел! Так подробно расписывали все это!
Ричард такого не помнил. Хотя, может, он просто кораблей не заметил? Ну, волна...
– Столкнулись? В этакой теснине? Мосты ночью опущены, все на приколе стоял, значит, - и вновь закрутил блюдечко.
Ричард засыпал. Ну, опущены мосты? И что? Мало ли...Вдруг зашел корабль какой?
– В самом, как говорится, сердце... Тесто там взбить негде, где же кораблю разойтись? Нет, не корабли...Старик Бауз здесь жил еще, батя Бауз здесь жил, я живу...А никогда такого не слышал, чтобы ночью раздолье было кораблям. Верно, кто из Доброй компании шалил, ой, шалил... Смотри, Сю, засыпает! Ты его проводи. А я, значит, подумаю.
– О чем тут думать?!
Всякий сон пропал: Ричард встрепенулся.
– О чем тут думать?! Проверить надо! Узнать! Найти! Клэрушка моя! Клэрушка...!
– Рик, а ты точно не выдумал ничего?
– не со злостью Бауз произнес это, совсем: с надеждой.
Ричард это прекрасно понимал.
– Дядюшка...- в горле комок застрял.
– Я сам дрова для погребального костра носил...
И Ричард отвернулся. Он надеялся хоть чуть спрятать свои слезы. Когда же он, наконец, повзрослеет? Хуже девчонки плачет, и все никак не уймется!
– Ну, ты, это...Брось, ага...Слезами, как говорится...
– Бауз вздохнул.
– Слезами только сейчас и поможешь. Ох, горе-то какое! Нет!
– тетушка прикусила верхнюю губу.
– Нет! Узнаем, вдруг, ошибся наш Рик, вдруг, навыдумывал! Клэрушка моя!