Воин огня

Демченко Оксана Б.

Утром шестого дня от постройки корпуса корабль был готов, хотя никто еще не верил до конца, что все получилось и эта странная лодка-переросток способна уйти в дальний путь. Мавиви стояла на корме, привыкая к дышащей, подвижной палубе под ногами, и смотрела на берег, ровный и пологий, заполненный людьми. На вождя, которому опять стоило всех сил это его спокойствие, столь важное для махигов… Даргуш снова, как тогда утром, коснулся груди над правой душой и поднял раскрытую ладонь, делясь теплом с уходящими. Юити всхлипнула и обняла Шеулу. Мавиви поняла, что и она видит берег нечетко именно из-за слез: нет смысла себя обманывать – текут, не слушаются уговоров… Магур повторил жест сына и первым отвернулся от берега.

– Выбирайте якорь, ставьте паруса, – с некоторым

сомнением подал он непривычную для махигов команду. – Рулевой, держи на закат…

Старший сын рода дубов, гордый тем, что его взяли в плавание, кивнул и чуть поправил огромное, почти в свой рост, колесо. Руль прилаживали долго, но все равно он получился туговат, не хватило ни времени, ни опыта, чтобы все исправить. Поэтому рулевых выбрали по силе: троих, в том числе Гимбу.

Бледный старик, некогда плававший на настоящей каравелле, засвистел в дудочку, вырезанную по его просьбе, – гнусавую и звучную.

– Шевелитесь, рыбий корм! – задорно прикрикнул он, стараясь выпрямиться и не горбиться. – Уж вы у меня побегаете, уж вы поймете, кто есть боцман и кто есть вы, тухлые селедки! Крепи ровнее, вяжи не так, а вот так, ведь я показывал! Вот слезешь оттуда, всю шею тебе палкой обомну, так и знай! Обомну, ум и войдет, вы ж деревья, вам вбивать надо мысли, как гвозди, да… Ты и ты, что встали? Там ваше место, на реях!

Люди забегали и засуетились, еще плохо понимая и свои места, и свою работу. Шеула уткнулась лицом в плечо Юити.

– Неужели мы доберемся? – одними губами шепнула она.

– Конечно, – так же тихо ответила мама Ичивари. – Нас много, и мы вместе. Это гораздо проще, чем ночью слушать волков и ждать беды. Пошли, надо проверить запасы и решить все по поводу питания. Боцман сказал: кормить три раза в день. Мы должны его слушаться. Все же палку ему сам вождь вырезал.

– Даже дед Магур будет слушаться?

– Наверное, – с сомнением отозвалась дочка старого вождя, косясь на отца. – Скоро выясним. Пока что ты считай бочки и проверяй, не текут ли те, в которых вода. А я спою для ветра. Мне Джанори велел.

Широкий косой парус главной мачты с шелестом развернулся, расправляя последний ярус сборок. Голос Юити заскользил над водой, и ветер явился, бережно гладя полотнище и подталкивая корабль. Возле острого носа зашумела вода, все громче и увереннее. Второй парус, на более короткой мачте, раскрылся. И третий, малый. И четвертый, который бледные именуют слепым и ставят на длинном бушприте, перед носом корабля. Берег стал удаляться, кутаясь в серый туман. Секвойи-старейшины стояли великанами и чуть шевелили верхними ветвями, играя с первыми лучами рассвета, перебирая их, как струны, создавая в тумане зримую музыку расставания…

Ветер окреп, погнал ровную невысокую волну, натянул паруса сильнее и увереннее. Полоска зеленого мира за кормой делалась все тоньше и тоньше, пока не исчезла совсем в сиянии рассвета. Но никто уже не оглядывался. Потому что смотреть на восток следует позже, возвращаясь. Всем вместе и конечно же с Ичивари…

О нем Шеула думала довольно часто. Глядя на Юити, трогая ожерелье, всматриваясь в закат и касаясь сознанием великого асхи, который владеет всем водным миром, принадлежащим ему, и помогает не потерять слабый след прошедшего здесь корабля бледных. Ведь очень важно понимать: быстрее ли двигалась каравелла? Куда в точности? И не трогала ли рука Ичивари поверхность вод? Не касалось ли слуха асхи его прошение, переданное через подарок – маленькое перо…

Было тяжело тянуться вперед – до боли, до ноющего и рвущего надвое чувства утраты себя. Но постепенно новое дело стало получаться все лучше. Когда, к огорчению Гимбы, закончилось в трюме копченое мясо и осталось только высушенное, жесткое и волокнистое, когда месяц распух, затем похудел и снова распух – мавиви уже знала точно, где именно режет поверхность вод каравелла. Она намного опережала секвойевый кораблик. Каравелла бледных обратила свой запас времени от начала движения в расстояние, и теперь хитроумный враг готовился праздновать победу, пусть и слишком заранее. Каравелла

была тяжелая, перегруженная пушками, до отказа забитая людьми, болеющими в тесноте. Даже большой парус не помогал ей двигаться быстрее «Типпичери», узкого и легкого, названного в честь ручья, чтобы и имя роднило его с асхи…

Беду Ичивари мавиви ощутила всей кожей. И его отчаяние, и его просьбу о помощи. Такую далекую, что дотянуться и ответить было невыносимо трудно. Но сын вождя и сам старался изо всех сил, так что у него получилось то, что было жизненно важно. Зато Шеула прекратила расходовать себя на наблюдение за дальним и занялась более важным. Она уговаривала воды и обращалась с просьбами к ветру. Пленнику плохо, все разговоры о высоком звании посла оказались ложью… Надо спешить и выручать.

Когда каравелла толкнула крутым боком причал, когда замерла у берега, накрепко привязанная к суше канатами, «Типпичери» был еще далеко от страны бледных. Но ветер дул ровно, и курс был проложен очень точно. Гимба, научившийся лучше Магура уговаривать ветер, не покидал палубу и хмуро щурился слипающимися от усталости глазами. Но обещал: еще двенадцать дней – и берег покажется впереди. Еще одиннадцать, десять… восемь дней…

Глава 12

Тайна Тори

«Старость дается нам, чтобы мы осознали цену утраченного… Все эти великие войны и сокрушительные удары судьбы – какими важными они казались недавно. Когда зубы были острее, глаза – зорче, а ноги – быстрее. В молодости все мы зверье, обычное дикое зверье. Нам требуется добыть самый сладкий кусок и загрызть соперника. Грешен, сам таков был. Но старость меняет. Не всех, нет. И неодинаково конечно же. Одни выживают из ума, иные теряют память или, того хуже, остатки порядочности и практичности. Но часто многие, я в их числе, проходят через переосмысление.

Безопасность и покой ценны не менее победы и должны являться следствием ее, но увы… Молодых много, время движется, они все лезут и лезут, ломая кости и стачивая зубы. А победитель стоит на вершине и не гордость растет в его душе, но страх. Вдруг узнают, что его клыки уже давно сгнили? Вдруг поймут, что ослабли лапы…

Так кого же избрать новым вожаком для зверья? Того, кто умеет вести и достоин победы? Или всего лишь посредственность, не опасную тебе лично, безразличную тебе и ничтожную. Кусок мяса, который не жаль бросить бешеным диким тварям, оберегая более ценное. Покой, например.

Дарио есть ничтожное гнилое мясо. Томизо – вожак и зверь. А я старый, я пока что стою на вершине и сомневаюсь… Выбрать второго, но пожертвовать первым и менее ценным? Или загрызть первого и оставить второму неравный бой с прочими? Занятный выбор. И простые ценности… такие смешные, стариковские.

Сильно разварившийся рис на завтрак. Без яда.

Теплое место в тени южного виноградника. Без заговоров за спиной.

И никаких дальних походов. Избави Дарующий, я слишком стар для поиска прозелитов на том берегу, я не переношу качку и солонину».

(Из личных шифрованных записей ментора Лозио)

Ночная прогулка через парк герцогского дворца показалась Ичивари скучной. Бледные думали как-то иначе, они и беды друг другу подстраивали по-своему, и ждали удара не из тьмы за окном, нет. На их берегу куда опаснее – улыбка и кубок с водой, протянутый приятелем. Так сказала Вики, а не верить ей нельзя, она-то в здешних обычаях разбирается… Ичивари шагал по влажной траве, почти не заботясь о том, останется ли видимый охотнику след. Здесь нет охотников в том понимании, какое привычно ему. Здесь собаки и лучшие сторожа сгрудились возле телег с продовольствием для его светлости. Проверяют каждый лист зелени, каждый клок ткани, каждую бутыль с напитком. Зарезать труднее, чем отравить. По дороге от дома Вики до дворца герцога старый мудрый Бгама смог обосновать это. Оказывается, его худоба и серый оттенок кожи – последствия отравления. А одна из обязанностей странного человека – пробовать пищу госпожи прежде, чем она отведает любое блюдо.