Волаглион. Мой господин. Том 1
Шрифт:
Инга лежит головой у Рона на коленях, пока тот перебирает ее черные пряди.
Моя челюсть рефлекторно сжимается, а разум ржавеет, охваченный единственным желанием — разорвать в клочья увиденную сцену. Уничтожить!
— Это не повод тыкать в лицо сороконожками и говорить, что это атрофирует мой страх перед ними, — супится Инга. — Теперь перед глазами стоит, как эта гадость кровожадно шевелит усами.
— Проверенный метод. Как за Жоржиком стал приглядывать, так страх перед пауками исчез. Будешь чаще трогать сороконожек — тоже
Рон ухмыляется и щекочет девушку под грудью. Заливисто хохоча, Инга останавливает его и, задыхаясь, выговаривает:
— Лари говорит, что ты боишься темноты. Поэтому не ходишь в подвал.
— Очкарик вообще много чего говорит, я смотрю. Хотя это правда. Есть грешок. Но по большей части я не спускаюсь из-за двери с душами убитых. Жутко.
Моего гнева тебе бояться надо, сволочь!
Руки трясутся. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не проломить ногой дверь. Или не выдрать ее с петель — избить створкой Рона до полусмерти! Выбить все зубы! И затолкать их в его глотку!
— За ней есть что-то кроме призраков?
— Есть, — задумчиво шепчет гад. — Я не помню точно. После того как меня вернули в дом — все забыл. Однако… помню чувство непреодолимого ужаса. Только причины не знаю.
Инга сжимается в позе эмбриона, крепко обнимая его ногу, и Рон, гладя девушку по макушке, говорит:
— Тебе нечего бояться. Никто тебя туда не отправит. Обещаю. — Он подносит ее ладонь к губам и нежно целует запястье. — Давай не будем об этом. Лучше скажи, что за интересная сережка у тебя в одном ухе?
Рон щурится и аккуратно вытаскивает заветное украшение.
— Наушник, — хихикает Инга.
— А где провод?
— Сколько ты здесь живешь?
— Больше двадцати лет, — смущается Рон и осматривает наушник. — Странная штука.
— Какой ужас, — стонет Инга и сжимает его корявые пальцы, притягивает сцепленные ладони к области своего сердца. — Мне так жаль… Столько лет просидеть в четырех стенах, видя, как меняется мир, и не иметь возможности прикоснуться к нему.
Слова невесты выбивают меня из реальности.
Она права. Мы словно рыбы, которых запустили в аквариум и оставили эту стеклянную тюрьму на пляже перед просторами океана. Равнодушное чудовище под названием жизнь — выплюнуло нас, как бирюзовая волна треснутые ракушки, отвернулось и закрыло глаза, чтобы больше никогда не вспоминать о своих сломанных куклах. Вот кто мы! Сломанные игрушки, чьи души не имеют права переродиться или уйти на покой. Гниль…
— Поводов радоваться не было. — Рон с сомнением рассматривает сплетенные пальцы.
И не поймешь: то ли задумался, то ли запрещает себе что-то сделать, то ли не может решиться. Я чувствую отвратительный вкус ревности. Колупаю заусеницу. Надо держать себя в руках! Такой отличный шанс подслушать дается не каждый день, а мне до тремора хочется узнать, о чем Инга вообще разговаривает с этой обезьяной.
Вдох… выдох…
Черствый бас Рона тает,
— Хотя события последних месяцев исправили дело… Появился повод улыбаться. Теперь у меня есть собеседник в лице умной, доброй и прекрасной девушки.
«Ах ты сволочь!» — хочу заорать я, но лишь хрущу кулаками.
— Рексу наше общение не по душе, — канючит Инга, — он… в бешенстве.
— Да пошел он к черту! Ты правильно делала, когда не разговаривала с ним. Он этого не заслужил!
— Чего не заслужил?
— Тебя…
Инга поднимает голову с колен Рона и садится рядом, поджимая под себя ноги. Ее щеки краснеют, как цветы гвоздики, которые она растила на подоконнике, вместе с яркими желтыми нарциссами. Густой запах прошлой жизни щекочет нос.
— Не знаю, за какое качество во мне ты зацепился. Я… я не так хороша, как ты думаешь.
«В крышке от унитаза мозгов больше, чем в тебе», — чуть не выкрикиваю я.
Неужели она совсем не осознает, что Рон обычная похотливая гнида? Раздеть он тебя хочет, идиотка! Снова… Вылизывает твои куриные мозги комплиментами!
— Ты лучше всех, кого я знал, Ини. Первая, кто оказался способен меня понять. — Рон неуверенно склоняется к девушке. — Одного не понимаю. Зачем ты была с Рексом?
— Я люблю его.
— Любишь?
Губы Рона смыкаются в одну линию.
— Люби...ла...
Инга ведет подбородком и заправляет черные пряди, остриженные под каре, за ухо.
— Учитывая, что после смерти мы чувства не теряем — ты либо лжешь, либо потеряла их к нему давно.
— Второе. Сначала мы стали мало времени проводить вместе. Рекс пропадал в барах, спортзале, банях и еще бог знает где. Начались скандалы. Один раз он изменил мне по пьяни, но я простила... А когда узнала про Сару... Да я видеть его больше не хочу!
Я приглушенно хмыкаю. Конечно, упоминать, что у самой любовник был — Инга не хочет. Когда я исчез, Тим, видимо, отлично ее утешал. Ублюдок!
— Знакомо... — гулко шепчет Рон.
— У тебя было так же?
— Ага, только пропадала моя жена. А потом и вовсе сказала, что я ей не интересен: либо смирись, либо сваливай. Но я не уходил. Как бы она ни бесилась. На нее мне было плевать, она убила любые чувства к ней. Но дети... Они единственное, что я любил в этом прогнившем мире. — Рон хмурится, замечая, что девушка поникла. — Я сказал нечто, что тебя задело?
— Я так хотела ребенка... Теперь я мертва. — Глаза Инги превращаются в плавленое серебро. — У меня никогда не будет детей. И это Рекс во всем виноват.
Рон прижимает ее к себе, позволяя лить слезы на груди.
— Сожалею, Ини. Я бы хотел помочь, но не знаю — чем. Хочешь, набью Рексу морду?
— Нет, — тихо выговаривает Инга, но слегка кивает. — Надо было с ним раньше расстаться. Я все надеялась. Думала, что жизнь наладится, однако... становилось хуже. А потом... потом он начал распускать руки.