Волаглион. Мой господин. Том 1

Баунт Софи

Мы с Роном отлетаем в стороны друг от друга. Ведьма поворачивается к Инге. Моя невеста застыла на верху лестницы и закрывает рот ладонями.

— Если они вновь устроят подобное, виноватой будешь ты, Ини! Еще звук — и я вас всех на штыри забора насажу. Будете втроем висеть. Пока не решите свои подростковые проблемы. Идиоты!

— Прости, Сара, я пыталась их успокоить, пыталась… — хнычет Инга.

— И стол новый разбили... Лучше бы стадо слонов завела. Они и то аккуратнее.

— Мы тебе не блохи, чтобы нас «заводить»! — бурчу, потирая разбитую губу.

Инга

бежит вниз по лестнице, поправляя юбку короткого желтого платья, хватает мусорную корзину и собирает крупные осколки.

— Не трогай, — отбираю у нее мусорку, но Рон опять встает между нами и отпихивает меня. Я беру крупный кусок стекла и размахиваюсь. — Если ты сейчас же не растаешь и не укатишься лужицей грязи, я тебе куском стекла хрен отрежу!

— Не смей даже близко подходить, я сказал, — зыкает Рон.

— Тишина! — осекает Сара, держась за медальон.

Нас откидывает друг от друга еще на два метра. Меня — к входной двери, сбивая подставку для зонтов. Рона — в кресло.

— Нет, пожалуй, я вас троих нитками прошью. Будете сидеть, пока не успокоитесь, ясно? Еще... один... звук... и я за себя не отвечаю, — указывая на нас пальцем, Сара медленно поднимается обратно наверх.

Рон подлетает к Инге, смотрит, не поранилась ли она. Дни напролет гад с нее пыль сдувает, разве что в зад не целует, однако он и это бы делал, только позволь. И чего Рон так привязался к ней?

— Рекс, заруби себе на носу. Ты мне безразличен. С тех пор, как ты пришел в дом к Саре, я похоронила чувства к тебе. Не приближайся, — отвечает Инга, обнимая Рона за талию. — Я не хочу с тобой разговаривать. И видеть не хочу. Это из-за тебя я здесь застряла.

Справедливо. Но знаете, это не дает ей право лобызаться с Роном у меня на глазах!

— Ты моя невеста, я...

— Все кончено! Мы друг другу — никто.

— Любишь меня, признай! Не будь упрямой! Я знаю, что ты устроила этот цирк, чтобы я пеной от ревности изошелся.

— Думаешь? — она усмехается и обвивает шею Рона.

Интересно, как называется тот момент, когда мир останавливается? Когда горло пересыхает, а глаза превращаются в телевизор, показывающий одну гнусную картинку — и то, с шумными помехами. Когда хочешь закричать: я сплю, так не бывает! Но протыкаешь свой мизинец до кости иголкой, жмуришься, моргаешь — и не просыпаешься! Чувствуешь вкус плесени на языке, что разрастается и пускает в мозг споры ненависти к этой вшивой реальности.

Инга и Рон сливаются в поцелуе…

На мгновение я столбенею, а когда Инга вновь смотрит на меня — осуждающе качаю головой, разворачиваюсь и захлопываю за собой дверь на улицу.

Искусство на краю смерти

Да как она смеет?!

Я бы не так оскорбился, если бы Инга моржа мне предпочла. Да кого угодно, но не это мурло!

По жилам разливается какая-то пламенная кровь, горечь которой я никогда еще не ощущал. Сердце саднит.

Стискивая зубы, я бреду до садовой беседки. Под ботинками хрустит тонкий слой снега.

Мороз разыгрался. Надо было надеть куртку (я, идиот, надел лишь кофту), но возвращаться в дом — желания нет. Второй вопрос — где взять куртку? Иларий заказывает одежду в интернете. Только вот ключевой момент: покупает он свое барахло на деньги Сары. Мне, что же, просить у ведьмы на карманные расходы?

Пинаю запорошенного садового гнома.

Нет уж... Лучше окаменеть от холода и пусть найдут мой обмороженный труп. Хотя о чем это я? Меня не убить. Буду возрождаться снова и снова, снова и снова, просыпаться носом в пол посередине гостиной.

Сажусь на заиндевелую лавочку беседки, и память вспыхивает огнем. Перед глазами — миниатюра из сна.

Та... книга, которую я жажду получить каждую ночь, лежит в грезах прямо на столе. Я провожу по стылому металлу. Сдуваю чешуйки инея.

Никогда не верил, что сны предсказывают будущее, но если посмотреть с точки зрения психологии? Что мой мозг жаждет сообщить? Кто этот человек, убивающий меня во сне?

На столе ничего не стоит, кроме вздутой гниющей кружки.

Двадцать минут я сижу, слушая скрип автомобильных шин за забором и уставившись на пустое место, где во сне покоится книга.

Кровь вскипает. И хотя чувствую себя безумно усталым — огонь рвется лопнуть мышцы, набухшие от желания задушить Рона. Однако холод обволакивает тело, и я не могу пошевелиться, будто к ногам привязали свинцовые грузила, а кожу облили азотом — превратился в ледяную скульптуру, навеки забытую в саду.

Одинокое изваяние.

Я всегда ненавидел зиму. Когда нет возможности свободно гулять по улицам, на меня накатывает такая хандра, что хочется разбить голову об стену. И ведь никто никогда не догадывался, как мне плохо. Никто. Я сам не позволял об этом догадаться… узнать, какие страхи преследуют меня всю жизнь. И если уж прошлое смог держать в себе десятки лет, то и Рону с Ингой не позволю задеть меня. Особенно — им.

Я прикусываю губу и поворачиваюсь, чтобы осмотреть дом. Во сне он ухоженней. Надо бы отремонтировать фасад. А есть смысл? Ведьма и внутри не убирает. Но дом-то красивый! Изысканный. Настоящий мини-дворец в готическом стиле. Колонны, балконы, две башни, балюстрады и оконные проемы, украшенные наличниками, сандриками и замковыми камнями — придают ему надменность, этакую величественную гордость. А из-за огромного количества острых элементов, дом словно тянется к серому небу. Не дом — произведение искусства. Есть странное желание заняться этим местом, облагородить под себя, омолодить.

Все-таки мне здесь жить. Или существовать... Как правильно назвать?

Первые дни пребывания в доме у меня ехала крыша, и защитой разума стало отрицание. Я говорил себе, что я жив. Так продолжалось недели две. Потом смирился. Не до конца. Ровно настолько, чтобы не чокнуться, но продолжать искать выход.

Взгляд задерживается на окне Сары.

Она сидит на подоконнике и курит толстую сигару, выпуская дым в форточку.

Голая.

Точнее — в черном белье.

И чулках…