Волчья кровь. Цена омеги

Линд Алиса

В голове красным светится желание бежать, сражаться, защищаться! И в теле разливается острая боль. Я понимаю, что обращаюсь, но не пытаюсь это сдержать. Я всех тут раскидаю и перемахну через забор!

— Успокойся, дитя, — в воспаленный мозг врывается тихий голос женщины. — Здесь тебя никто не обидит. Остановись.

Срала я на эти уговоры! Конечности превращаются в лапы, лицо саднит и вытягивается, платье трещит и сваливается бесформенной тряпкой, внутри, точно лава, разливается жар.

— Я сестра твоей тети! — говорит женщина более обеспокоенно. — Йован привез

тебя, чтобы ты узнала свою историю!

Эти слова бьют идеально в цель. Внутри сокрушительной волной прокатывается сожаление. Я любила тётю. Мы были близки. Её утрата стала ударом. Обращение удивительным образом прерывается. Появившаяся шерсть слетает с меня пушистыми медными клоками, и вскоре я обнаруживаю себя голой на четвереньках возле машины. Медленно поднимаюсь, шокированная тем, что произошло, краснею, осознавая, что я сейчас в чем мать родила.

— Уводи его, Берко, — хрипло кричит женщина и срывает с себя некое подобие кардигана.

Поспешно подходит и накидывает мне спереди на плечи. Йован рычит, глядя на меня исподлобья. Я кожей ощущаю его желание, и во мне непрошенно возникает ответное. Берко почти силой уводит моего волка в дом, а женщина в это время так и держит свой кардиган, прикрывая мое тело.

— Идем, я дам тебе одежду, — бурчит она. — Вот вы, Медные, все такие, несдержанные!

Мы заходим в дом с другой стороны, и женщина выдает мне длинное белое платье с рукавами воланами и высокой талией, точно доставшееся от дальней родственницы из девятнадцатого века.

— Вы расскажете, что происходит? — спрашиваю недоверчиво.

— Конечно, — заверяет она. — Я Ивана. Мы ведьмы. Диссиденты, можно сказать. В Сербии власть Ковена непререкаема, а мы не захотели участвовать в том, что там происходило, и уехали в волчью Черногорию. Здесь ведьм совсем мало, но мы научились сотрудничать с волками.

Она ведёт меня на простую кухню, заваривает чай и начинает рассказ. Тридцать лет назад, во время кровопролитных боснийских войн, Орден, регулирующая человеческая организация, заключил договор: волки уходят в Черногорию, ведьмы — в Сербию, а люди прекращают их уничтожать. В подтверждение мира мой отец, альфа Медных, отдал своего младшего ребёнка, то есть меня, в человеческую семью, чтобы гарантировать, что он не начнёт новую войну.

— Семья оказалась ведьминской, — говорит Ивана с грустной нежностью. — Ковен выбрал нас с Берко и твоей тётей Зорицей для этого. Тебя принесли, когда тебе и двух лет не было.

Она делает паузу, потом продолжает:

— А когда тебе исполнилось три, Зорица согласилась на предложение Ордена использовать тебя для эксперимента. Они хотели узнать, можно ли подавить волчью природу препаратами.

Меня подташнивает от её слов, но я молчу.

— Мы с Берко разругались с Зорицей и уехали, — в её голосе звучат досада и горечь. — Она осталась с тобой и так и умерла.

У меня дрожат руки. Не знаю, что мне делать со всеми этими откровениями. Прошу разрешения проведать Йована, и Ивана провожает меня в другую часть дома, где вместо гаража оборудована медицинская комната.

Йован дремлет полулежа на каталке, стоящей

по центру помещения. В локте торчит капельница, на теле уже почти никаких ран. Быстро же он восстановился. Подхожу, прохожусь взглядом по телу, укрытому только одной простынкой. Задерживаюсь там, где у него пах, и замечаю, что его член встает. Стремительно наливается, набирает силу и мощь. А в следующее мгновение его пальцы обвиваются вокруг моего плеча, и Йован рывком притягивает меня к себе. Впивается мне в губы в горячем, утверждающем его власть поцелуе, а я плавлюсь от заполнивших мозг эндорфинов. Хочется всем телом прижаться к нему, ощутить его снаружи и изнутри, хочется надышаться его запахом… но я пришла сюда не за этим.

Разорвав поцелуй, отстраняюсь и спрашиваю:

— Ты с самого начала знал, кто я на самом деле?

29. ?

Йован

Я смотрю ей прямо в глаза. Молчать нет смысла.

— Да, я знал, что ты омега, — признаюсь, выдохнув. — Я охотник за головами. Меня отправили тебя найти и доставить. Но я ничего не знал о том, что тебя ждет. И когда понял, что тебя отдадут Велибору, мне стало тошно от себя.

— Тошно? — её голос взлетает, глаза сужаются. — А не тошно было врать, что ты меня защитишь в Черногории? Не тошно было соблазнять меня в том отеле?

Я не виню её за эмоции. Она права. Но я и сам уже пожалел о той ночи.

— Ты… не понимаешь. Я... я потерял голову. Все омеги пахнут особенно, они самые прекрасные создания. У любого волка сносит крышу рядом с омегой. А в тебе… я сразу почувствовал свою судьбу.

— Судьбу?! — выкрикивает Сташа гневно и отходит от моей каталки. — Поэтому ты хладнокровно вез меня в ящике и заглушал мои крики музыкой?!

— Я выполнял приказ, прости меня, — мне дико совестно за то свое поведение. — Я повел себя безжалостно. Но… у нас, у волков жесткая субординация. Я не мог… ослушаться.

— А сейчас что изменилось? — в её голосе звенят подступающие слезы. — Приказ отменен?

— Нет.

— Тогда… что ты творишь, мать твою, Йован? — Сташа теряет самообладание.

— Я люблю тебя, — вырывается само, но я не осекаюсь. — И первое, что я сделаю — свергну отца, который отдал мне этот приказ.

Сташа замирает и почти не дышит. Не верит, кажется. Ждет подвоха.

— Сташа, я правда полюбил тебя. Влюбился, как мальчишка, в твои наивные глаза и полную сострадания душу. Я хочу видеть рядом с собой только одну волчицу — тебя! Я дрался за тебя. Я убил ради тебя. И убью снова. Убью любого, кто посмеет покуситься на мою пару.

Не знаю, что ещё сказать. В комнате остро пахнет недоверием и горечью.

— Сташа… Сташа, посмотри на меня, — произношу, сам слыша в голосе надрыв. — Ты нужна мне. Без тебя мир раскололся на части. Я не мог ни спать, ни есть, пока ты была в плену у волков Солнца. И я забрал тебя сразу, как только смог подготовиться. Просто дай мне шанс доказать, что я достоин твоего доверия.

Молчит. Непробиваемая. А у меня в душе уже разыгрывается буря. Я ведь с ума от тоски сойду, если она уйдет.