Волчья кровь. Цена омеги
Шрифт:
— Будто он тебя спросит! — Зоряна смеется.
— Я тебе не соперница, — выговариваю строго.
Порция небольшая, и я быстро с ней расправляюсь.
— Может, и так, но это ничего не меняет. Я не буду делить его ни с кем, — Зоряна забирает у меня поднос с пустым контейнером. — Ты все равно умрешь. Прости.
19. ?
Сташа
До меня как сквозь воду доходят эти жуткие слова. Прости. Ты все равно умрешь… Значит… Поэтому вкус еды был такой странный!
—
— Теперь точно, — довольным голосом произносит волчица и смотрит на симпатичные наручные часы. — Сейчас подействует.
Внутри взрывается бомба. Может, если я обращусь, успею спастись? Пытаюсь припомнить, как я это делала раньше, но не выходит. Тогда были эмоциональные моменты. Так и сейчас сердце колотится в ушах, по спине катятся колючие мурашки. Только я не ощущаю вздыбливания кожи и боли в костях.
— Не пытайся обратиться, — комментирует Зоряна. — Я это предусмотрела. Добавила в твою еду ведьминскую микстуру, которая блокирует эту способность у оборотней. У них вообще много чего есть, что они могут против оборотней применить. А наш клан с ними дружит.
— Ты подлая тварь! Я жила себе и никого не трогала! — выкрикиваю, но голос звучит глухо и слабо. — Меня похитили и продали!
— Мне можешь не плакаться, — гневно парирует Зоряна. — Ты ничего обо мне не знаешь! Чем позволить Велибору стать ещё кровожаднее, я предпочту ограничить его аппетиты. Ничего личного. Тебе просто не повезло.
Какая забота! Беспокоится о моральном облике своего чудовища…
Голова нрачинает кружиться, по телу пробегает озноб. Руки вдруг резко слабеют.
В голове красным прожектором мигает паника — надо спасаться! Первое мысль — вызвать рвоту. Пытаюсь встать с матраса, но ноги как из мокрой ваты. Отчаянным рывком переношу вес тела и падаю на четвереньки. Сую пару пальцев в рот, давлю на язык — неприятно, но ничего не получается.
Зоряна рядом, в камере пахнет её злорадством.
— Ты… — Поднимаю на неё мутный взгляд, но сама слышу, что язык заплетается. — Ты меъя отлавиъя!
Как ей смелости хватило посягнуть на собственность альфы? Даже я понимаю принципы субординации в подобном обществе…
Тело охватывает дрожь. Очень холодно. Повторяю действия, слюна стекает по пальцам, но все без толку. Сверху раздается насмешливый женский голос:
— Это цианид, дурилка! — Зоряна явно в восторге от своего плана. — Тебя ничто уже не спасет.
Не оставляю попыток, как бы противно ни было. И мне улыбается удача. Еда поднимается по пищеводу и выплескивается на пол. Отвратный запах бьет в нос. Морщусь, отплевываясь, но слабость не проходит — яд успел впитаться.
И вместе с отупляющей слабостью приходит осознание, что это конец. Зоряна права. Меня не спасти.
В теле совсем не остается сил, и я заваливаюсь на пол, но напрягаюсь и как можно громче кричу «помогите». Выходит что-то нечленоразборное.
Ничего не происходит. Меня не услышали. Сознание
И вдруг раздается грохот распахиваемой двери. Сквозь склизкую пелену, обволакивающую меня, точно ил, слышу голос Велибора. Сейчас я ему даже рада.
— Что здесь… — мгновение на оценку ситуации, и рык: — Зоряна!
Дальше происходит какая-то возня, но я уже не могу её оценить. Мир меркнет полностью.
20. ?
В нос забирается запах антисептика и медикаментов. Раздражает обоняние. Похоже, я таки не умерла. От этого хочется стонать даже сильнее, чем от тупой боли в голове, будто стукнули пыльным мешком.
Рядом что-то пикает. Профессиональный слух узнает больничную аппаратуру, монитор показателей. Такие ставят только, если была реанимация. Похоже, хорошо меня прихватило. Да недостаточно хорошо, раз я таки пришла в себя.
Досада разливается по венам. Зоряна все-таки неудачница. Её альфа привез в дом игрушку, а она даже убить её не смогла. По всем фронтам провалилась.
Одна рука удивительно затекла. Не открывая глаз, пытаюсь пошевелить ею — в запястье вгрызается металл наручников. Грустно хмыкаю про себя. Велибор умеет не выпускать из лап то, что к нему попало.
Тело облепляет какая-то ткань, похоже, что-то, вроде ночнушки, до колен. Под ней на мне ничего нет. Только по телесным ощущениям, тело обвивают трубочки, свидетельствующие о том, что я довольно долго была в отключке. Мне ли не знать, как это делается.
Ушей касается мягкий звук открывания двери, как если бы она была металлопластиковая. С трудом разлепляю глаза и вижу мужчину лет сорока со светлыми волосами, густой шапкой обрамляющими уставшее лицо. На нем медицинский халат, а на шее болтается стетоскоп.
— Ты пришла в себя. Хорошо, — без лишних эмоций констатирует он.
— А долго я… — не могу договорить, воспоминания об агонии в камере душат подступившими слезами.
— Два дня в коме, — отвечает врач в тем же безразличием. — Но тебя все-таки удалось спасти… — Это он договаривает задумчиво, глядя в монитор с показателями, и бормочет себе под нос: — Стабильно. Все показатели в норме… Если не считать…
— Что со мной? Сколько мне ещё лежать… так? — чуть встряхиваю рукой, чтобы наручники звякнули о стойку каталки.
— Думаю, ещё пару-тройку дней, — этот врач непрошибаем. — Но я бы на твоем месте радовался этому времени.
Он договаривает с такой интонацией, что я невольно понимаю — это он о Велиборе и о том, что меня с ним ждет.
— А вы можете мне помочь? — спрашиваю вполголоса.
— Смотря чем? — врач не смотрит на меня, только на монитор.
— Помогите мне сбежать! — С надеждой смотрю на него, а он впервые упирает взгляд в меня. И в нем я читаю свой приговор. — Ну пожалуйста… Мне нельзя тут оставаться…