Волшебное зеркало Тимеи
Шрифт:
— Ты выглядишь очень грустной, Мари. Что печалит тебя? Ты видела дурной сон?
Так и не ответив на мой вопрос, он опять пристально посмотрел на меня.
С каждой его репликой мне становилось все неуютнее на своем серебряном плетеном стуле.
— По-моему, мне ничего не снилось. — Я отпила глоток вина. Оно показалось мне слишком горьким.
— И за всю ночь ты ни разу не просыпалась?
К чему он клонит?..
Я отпила еще один глоток горького «Шато Мутон Ротшильд».
— Кажется, нет…
— И не спускалась
Стало ясно — он знает, что я была у пруда и разговаривала с Тимеей. Больше он ничего знать не должен, как я и думала. Что же сказать?..
— Почему ты молчишь?
— Мне… мне и правда приснился сон, Рене, — начала я осторожно. — Только он был не дурной, а немного странный. Вчера вечером я выпила таблетку, чтобы уснуть… Наверно, это от нее. Пока ты не спросил, я и не вспомнила об этом сне.
— Что же тебе снилось? — продолжил Рене свой допрос, все так же пытливо оглядывая меня.
— Мне снилось… будто один лебедь из твоего пруда превратился в прекрасную женщину. И мы о чем-то беседовали с ней…
Глаза супруга метнули молнии.
— Ты уверена, что это был сон, милая?
Я постаралась изобразить непонимание.
— Сейчас я не уверена, что это вообще снилось мне. Ты ведь знаешь, сны так быстро улетучиваются из памяти…
— Ты лжешь, дорогая моя Мари, — произнес Рене убийственно спокойно. — Ты — отъявленная лгунья, милая! Спасибо, что разделила со мной ужин. Тебе понравилось новое платье? Оно очень идет тебе.
Я онемела и не могла вымолвить ни слова.
— Наверху тебя ждет Аделаида Куприс. Иди и приготовься к приему гостей. Твоя ложь — не повод не выходить к ним. Сегодня ты будешь блистать перед ними как никогда!
Мне показалось, что он хотел еще что-то добавить, но лишь жутко усмехнулся.
Я не посмела задать ему ни одного вопроса.
Если бы я тогда призналась во всем, покаялась, обняла его, прижала к груди, сказала «Возьми мою душу, возьми мое сердце, дорогой, любимый Рене!», все сейчас было бы иначе.
Но я этого не сделала.
Подобрав подол платья, чувствуя во рту горький вкус вина, я вернулась в свою комнату и начала лихорадочно думать, что же предпринять.
Через час, в ослепительном платье и с волосами, заплетенными Аделаидой Куприс в красивую сложную прическу, я спустилась к гостям.
Может быть, один из гостей, а точнее, одна гостья подскажет мне, как выпутаться из этой ситуации?..
Опротивевшие гости сидели на своих местах. Дантон, почему-то без Якова, Даная с огромным декольте, чопорная Лидия, горбатый Поль Вергелен с осоловевшими глазами…
Все вежливо поприветствовали меня. Я ответила им легким поклоном.
И лишь ее не было на месте.
— Календи
Я почувствовала, что задыхаюсь.
— Что с тобой?
Я задышала часто и глубоко, пытаясь вспомнить…
Ну, уж этого-то он не может знать. Осколок тогда был в кармане моего плаща.
— Нисколько, дорогой! — дерзко ответила я. — Я вижу, что и Якова тоже нет.
— Повредил палец, — поморщился Рене, подозрительно глядя на меня. — Как будто палец может помешать ему прийти на прием по поводу окончания гастролей… Кутит с какой-нибудь девицей, мерзавец.
Услышав это, Дантон помрачнел.
— Мог бы и меня захватить, — заявил он. — Я тоже не прочь покутить с девицей!..
— Вам обоим следует лучше знать свои партии! — сердито крикнул Рене. — Твой мерзкий фальшивый ми-бекар едва-едва удалось заглушить валторнами!
Поль Вергелен противно захихикал.
— Ну что ж! — Рене встал за стол, как за дирижерский пульт. — Выпьем, друзья, за наш очередной успех! А моя очаровательная Мари споет нам что-нибудь своим ангельским голосом!
— Прокурлычет… — сухо произнесла Лидия.
Споткнувшись о мой взгляд, она поспешила забить рот куском диковинной атлантической рыбы.
Поль Вергелен опять бессмысленно захихикал.
Рене, улыбаясь краем сморщенных губ, сел на свое место.
— Я спою песню из мультфильма! — громко объявила я.
Руки Рене сжались в кулаки.
— Из мультфильма? — задрал нос Дантон, и его глупые круглые глаза выкатились на лоб.
Даная что-то шепнула первому кларнету, чьего имени я не помнила.
Поглядев друг на друга, прыснули две скрипачки — одна длинная и тощая, другая маленькая и толстенькая, кажется, Надин и Мими; не помню, как распределялись между ними эти имена.
— Тихо! — вскричал Рене и ударил кулаком по столу.
Все мгновенно затихли.
В звенящей тишине я запела ту самую песню, после которой он полюбил меня. Мое хрустальное сопрано звонко летело под своды замка, а перед глазами вставали картины того далекого утра в моем доме. Как слушала, замерев, тетя Клаша с тарелкой оладьев, как горделиво восседала на стуле мама, и как завороженно внимал он…
Он и сейчас сидел недвижно, как скала. Лишь длинные ладони то разжимались, то сжимались вновь, и сверкали, как бриллианты, темные глаза. Еще недавно улыбавшееся лицо омрачила угрюмая тень.
Когда я допела, оркестр разразился неистовыми хлопками.
— Браво, — выдавила Лидия.
Рене испепелял меня страстным и страшным взглядом.
— Простите, господа, — объявила я. — Я немного утомлена и хочу, с вашего позволения, вернуться в свою комнату.
— Господа! — раздался голос Рене.