Воронцов. Перезагрузка
Шрифт:
— Слышь, барин, — подал голос третий, с перебитым носом, — ты не серчай. Мы тебя не тронем. Так, пощупаем малость, чё везёшь. Подать, значица, соберём за проезд.
— По нашей-то земельке, — добавил четвёртый с вилами, гнусно хихикнув.
Пока трое разбойников пытались изобразить из себя таможенников, один медленно обходил телегу с явным намерением зайти со спины. Я заметил манёвр, но виду не подал. Решил потянуть время.
— Послушайте, мужики, — сказал я спокойно, — я сын боярина. Если сейчас разойдёмся миром, сделаю вид, что ничего
Разбойники заулыбались, переглядываясь.
— Слыхал, Хромой? — обратился один к главарю. — Барчук сказывает, чтоб мы адумались. А чаво думать-то? И так всё ясно! — и довольно загоготал.
— Дык это!.. мы ж то не со зла, — подхватил другой, криво улыбаясь. — Мы ж только малость поглядим, чаво у тебя. Может, сам и отдашь чаво? По доброй воле?
Из кустов напротив раздался тонкий голос:
— Дядя Хромой, а может, правда не надо? Вон там на дороге стража была…
Я повернул голову и увидел молодого парнишку, едва ли старше шестнадцати. Худой, с испуганными глазами — он явно не вписывался в компанию матёрых разбойников.
— Заткнись, Митька! — рявкнул главарь.
Понимая что ситуация накаляется, я спрыгнул с телеги и в этот момент тот, что зашёл мне за спину, замахнулся дубиной, целясь по голове.
Я, тот который Алексей, ещё в институте получил первый кю по айкидо — почти первый дан, между прочим — и сейчас интуитивно попытался применить один из базовых приёмов: уйти с линии атаки и, используя инерцию противника, швырнуть его на остальных.
Почти всё получилось, если бы не два казуса.
Во-первых, тело-то было не моё — ни гибкости, ни плавности движений. Хотя сила, надо признать, имелась.
Во-вторых, мужик оказался крепкий, стоял как вкопанный. Выходит, в удар особо не вкладывался — просто хотел слегка «тюкнуть по темечку».
Но всё же, дёрнув его за руку с дубинкой, я вывел нападавшего из равновесия и провёл стандартный котэ-гаэси — захватил запястье державшее дубинку и, выворачивая его, бросил его через разворот кисти. Тот завалился с диким воплем.
Те трое явно не ожидали, что их приятель вместо успешного нападения вдруг полетит на них. Чем я и воспользовался. Пока они соображали, что происходит, я подбил колено ближайшему из них — тому, что с вилами. Он тоже с воем повалился на землю, выронив своё оружие. От второго я ловко отскочил в сторону когда он замахнулся дубиной, а третий, с гнилыми зубами, бросился поднимать первого упавшего.
Я кружился вокруг них как волчок, стараясь держать всех в поле зрения. Габариты мужиков, конечно, впечатляли — каждый на полторы головы выше меня и раза в два шире в плечах. Но двигались они с грацией беременных коров, каждый замах дубиной телеграфировали заранее, будто давая мне время подготовиться. Против такого даже неповоротливое тело Егора оказалось в выигрыше.
— Держи его, леший! — орал главарь, пытаясь ухватить меня за сюртук.
— Руку! Руку сломал, ирод! — взвыл его подельник, когда я перехватил его запястье и резко
Через минуту трое из четверых выбыли из строя: у двоих скорее вссего переломаны кисти рук, у третьего выбито колено. Они катались по земле, воя от боли и поминая всех святых вперемешку с грязными ругательствами.
Митроха, видя, что шансы неожиданно переместились на нашу сторону, проявил завидную сообразительность. Выхватив откуда-то из-под сена небольшой топор, он подкрался сзади к Хромому и коротко, без замаха, тюкнул его обухом по затылку. Главарь рухнул, как подкошенный.
— Надобно связать душегубов да боярину сообщить, — сказал Митроха деловито, будто каждый день разбирался с разбойными шайками.
В этот момент из кустов вышел тот самый парнишка — без оружия, с расставленными в стороны руками.
— Не губите, батюшка, — дрожащим голосом попросил он. — Я не хотел с ними идти. Они меня силой заставляли…
Я повернулся к Митрохе:
— Бери коня, скачи к боярину. Одна нога тут, другая там. Только свяжи их хорошенько сначала. А я тут подожду, с предводителем душегубов пообщаюсь.
— Кто предводитель-то? — не понял крестьянин, озадаченно глядя на бесчувственного Хромого.
— Так вот же он, — сказал я, кивнув на парня.
Тот побледнел так, что, казалось, вот-вот грохнется в обморок.
— Я? Нет! Нет, батюшка, это неправда! Это Хромой, он главный! Я просто… я…
— Ты-то откуда здесь взялся? — перебил я его, внезапно осознав, что этот разговор может оказаться куда информативнее всех моих расспросов Митрохи. — Говори, если жизнь дорога.
Парень сглотнул, явно соображая, стоит ли врать или лучше сказать правду. В его глазах читался тот особый сорт страха, который бывает только у людей, случайно оказавшихся не в то время и не в том месте — я сам испытывал нечто подобное, когда очнулся в теле Егора.
— Я… я из Высоких Прудов, — наконец выдавил он. — Сирота я. У тётки жил, да только она померла по зиме. Работы нету, есть нечего… На большак вышел, думал, в город подамся. А тут они, — кивок на разбойников, — прибились. Говорят, кормить будут, денег дадут, только помогай нам малость… А как понял, чем промышляют, уйти хотел. Так Хромой сказал — только через его труп. Убьёт, говорит, ежели сбегу.
Я вздохнул. История банальная до зубовного скрежета: голодный сирота связался с бандитами от безысходности. Не то чтобы я сильно ему сочувствовал, но какая-то часть меня понимала его положение.
— Ладно, — сказал я, наблюдая, как Митроха споро вяжет разбойников. — Давай, подходи, не трону. Пока. Лучше расскажи, что там в твоих Высоких Прадах такого, что ты решил уйти оттуда?
— Так, а чего там? Тетка как померла, так староста и сказал, что-либо иду как мужи работать на деревню либо чтоб виметался, ему мол дармоедов не надо. Я и пошел. Да только… не поспевал за ними. Сначала те молчали, а потом дядька Дима взял да сказал, что меньше всех работаю. А я старался, из шкуры лез.