Восход Луны
Шрифт:
По-прежнему удерживая мою морду, Лайри нарочито-заботливо смахнул пыль с носа и поникших ушей.
– Я сказал в первый же день нашего знакомства: спасать тебя я взялся ради денег. Золото и его аналоги - вот единственное, что имеет ценность в моем мире. О любви и верности лепечут лишь душевнобольные.
Оглушенная жестокими воспоминаниями, я едва воспринимаю слова человека. Будто тяжелые капли яда, они медленно просачиваются в сознание, отравляя разум.
– Селестия - очень мудрая правительница. Именно она посоветовала, как воспользоваться твоими слабостями и утихомирить. У нас с тобой, Луна, был договор: ты должна
Усмехнувшись, Лайри намотал на пальцы длинную прядь гривы.
– Со стороны это выглядело очень потешно: боясь лишиться еды, ласки, крыши над головой, ты сама заперла себя в клетке условностей и недосказанностей. Я еще больше запутывал, проявляя заботу и вовремя напоминая о потаенных страхах.
Я вскрикнула от боли, когда человек резко дернул за волосы.
– Мне очень приятно видеть, как всемогущая богиня, сама принцесса Эквестрии, бессильная, в безвыходном положении, добровольно подчиняется простому смертному, беспрекословно соглашаясь на все, что он скажет.
Медово-сладкий шепот Лайри разъедает душу, подобно «алмазной кислоте», могущей растворить даже бриллианты. Цепкие пальцы человека держат за морду, не позволяя отвернуться. Но и закрыв глаза, я против воли слышу его речь.
– Луняшка, я прекрасно знаю, что если б предложил отдаться мне - ты согласилась бы и на соитие, не особо упираясь. Но завладеть твоим телом - не столь интересно, как видеть изнемогающую в сомнениях душу. Мне нравится водить тебя по грани неопределенности, поглаживая круп и замечая страх. Ты не скрываешь, что тебе боязно, неловко, что простое почесывание хвоста заставляет трепетать от внутреннего ужаса. Ах, богиня ночи до смерти боится, что средь бела дня ее опрокинут и отымеют во все дырки - это жутко забавно! Я упиваюсь твоими эмоциями, играя на нервах, как на арфе, заставляя подчиняться, ослепленную иллюзией свободы выбора.
«…Луна, души - они как музыкальные инструменты. Как арфа, да. Ты в моих руках звучишь очень красиво и приятно…»
Слышу смех, тихий, злорадствующий - словно острый осколок разбитой вдребезги любви пронзает сердце. Я смотрю в глаза Лайри и понимаю - он не шутит.
– Кобыла, а кобыла, ты разум где забыла?
Все еще смеясь, Лайри отпустил меня и пересел подальше.
– Даже если ты искренне влюбилась - мне не нужна твоя любовь. Хотя да, смотреть в любящие глаза было великим удовольствиемр-р-р. Все это время я играл с тобой, то ввергая в бездну сомнений, то успокаивая одним лишь движением руки и ласковым словом. Всего за десяток дней я облазал прекрасную понячью душу вдоль и поперек, изучил каждый потаенный уголок этого райского местечка. Могу предположить, что за всю жизнь ты ни с кем не была столь болтлива и доверчива, как со мной. А согласие быть моей «особенной пони» звучало ну очень уми-ми-милительно.
Лианы сдавили грудь так, что дышать я могу лишь мелкими частыми вдохами, и от недостатка воздуха кружится голова.
– Однако, никто не отбирал у меня право выбора. И если так посмотреть, то Селестия нравится мне намного больше чем ты. Она более опытная в отношениях, сдержанная и рассудительная. Да, Тия тоже не одобряет твои безумства.
– Ты и ей все рассказал?!
– От ярости с моего рога со злобным треском сорвалась молния.
Вздохнув, Лайри картинно закатил глаза:
– Как наемник, я обязан
– А о чем же?
– Невольно по всему моему телу проходит жаркая дрожь.
– О ней. Светлая принцесса потрясающе прекрасна в любви.
– Ах, да, ведь с ней ты тоже «делился любовью», как и со мной.
– Огрызнулась я, чувствуя вновь разгорающееся в сердце жгучее пламя ревности.
– Верно.
– Лайри кивнул.
– Я хотел быть с ней, хотел утешить и поддержать. Да, я играл и с ее чувствами тоже. И в отличие от тебя, Тия адекватна: она приняла мою игру как должное и ответила взаимностью. Это была превосходная ночь в нежных объятиях крылатой кобылицы.
– Безумно рада за вас, аж с ума схожу. Но при чем тут я?
– А вот при чем: у тебя, Луна, испортился характер. Не важно, какова причина, важнее, что следствие ударило по мне. И вот я страдаю от твоих сиюминутных капризов.
Лайри бросил мне под ноги окровавленный обломок рога.
– И если животное начинает задирать нос и ставить себя выше человека, такому животному надо напомнить, где его место. Прежде я был ласков с тобой, но почему теперь я должен сдерживаться?!
Ах-х… Щека горит от удара, на глазах выступают слезы. Разинув рот, я пытаюсь отдышаться. Человек посмел оскорбить меня в лучших чувствах, отвергнуть, еще и унизить физически?..
– Неожиданно? Хорошая оплеуха всегда проясняет мышление. А быть может, мне стоит всадить твой рог тебе же в горло, чтоб ты познала, каково пришлось мне? Наяву ты, конечно, не сдохнешь от этого, но во сне помучаешься изрядно.
Тирек меня дери, как же я глупа!.. Как безмозглый наивный жеребенок наступаю на одни и те же грабли, из раза в раз. И теперь, словно горькое лекарство, проглатываю правду, в надежде исцелить свою слепоту. Ведь я же знала, всегда точно знала… со мной никогда не считались, меня ни во что не ставили, моя жизнь не представляла никакой ценности. Так как же так произошло, что в какой-то момент я потеряла голову и позволила себе такую непозволительную роскошь, как доверие?! Затуманив мне рассудок, сыграв на чувствах, со мной просто продолжали играть. На другом поле, с другими правилами. Преследуя ту же цель.
«…- Вот ты каков, кош-ш-ша-ак.
– Выдохнула я, приоткрыв глаза.
– Обожаешь мучить меня, держать на пределе сил и водить со связанными крыльями по краю пропасти, да?
– Да, - сладко улыбнулся Лайри, облизывая губы, - обожаю. Но ведь все с твоего взаимного желания и согласия…»
Слезы жгут глаза и щеки. Моя душа будто пепелище. Все то светлое, лучшее, что было во мне, медленно и мучительно обращается в прах, практически сожженное дотла. Все, что остается - терпеть боль от разбудораженных старых ран, отчаяния, бессилия и предательства.
Надежда - подлая, коварная и безжалостная лгунья - вот что губит меня каждый проклятый раз. Я должна была отказаться от нее задолго до того, как она отравит мою душу.
Пронзительный скрип. Тугие лианы жалобно трещат, не в силах сдержать мой напор боли и ярости. Разрыв, свист, и вот уже я оказалась мордой к морде с гепардом, готовым к бою.
– Ого, понька рассердилась? Вот это уже интереснее.
– Встопорщив усы, зверь отступает, припадая к земле.
– Поиграем в пятнашки, лунозадая?