Восхождение мага призывателя. Том 3

Ангор Дмитрий

— Девочки… — Я вытащил чакрам и покрутил на пальце. — Угадайте загадку — что общего между вами и моими бывшими любовницами?

Они переглянулись, не понимая подвоха. А Кислинка тем временем уже плюнул кислотой в ближайшую и я, не упуская момента, метнул чакрам в ту, что справа. Кислота попала прямо в цель — лицо нимфы зашипело и потекло, как расплавленный воск. Чакрам же прошил вторую насквозь — она рухнула, истекая пурпурной кровью.

— И те, и другие хотели меня убить! — закончил я шутку, уходя от удара.

Но сил почти не осталось. Магия

ушла в големов, кровь хлестала из пары разрезов, а руки дрожали и дыхание сбивалось на каждом шагу. Оставшиеся нимфы это почуяли — и ринулись все одновременно. И тут внутри меня что-то щелкнуло. Не образно — на самом деле. Будто кто-то повернул ключ в замке глубоко под кожей. Мертвая энергия — вся та черная сила, что я копил годами в потусторонке, за каждым убитым врагом, за всей кровью на моих руках — вдруг проснулась и распрямилась во мне, как зверь после долгой спячки.

Кожа на руках покрылась струпьями — черными, уродливыми, но живыми. Они шевелились, пульсировали, будто у них билось собственное сердце.

— Ты становишься сильнее, — прошептала Лола. В её голосе звучало не просто восхищение — в нём появилась зависть, хищный азарт. — Новый ранг. Я ведь говорила — ты не такой, как все.

Она улыбалась, глядя на мои изуродованные руки. В этой улыбке было что-то звериное, первобытное — как будто она видела во мне не человека, а хищника, наконец-то сорвавшего маску. Я не стал ей отвечать. Просто усмехнулся и отдал мысленный приказ. Големы, которых я еще не отозвал окончательно в хранилище, покрылись такими же струпьями. И големы рассыпались на тысячи чёрных чешуек, взметнулись в воздух и рванули к нимфам.

— Что за… — начала одна из них, но договорить не успела.

Чешуйки облепили их, как рой разъярённых ос. Нимфы взвыли, пытаясь стряхнуть эту мерзость, но чёрная шелуха прилипала к коже, забивалась в рот и ноздри. А потом всё вспыхнуло черным пламенем. Нимфы горели изнутри, корчась в агонии, их крики отдавались эхом между деревьев. И когда всё стихло, чешуйки разлетелись обратно и снова слились в силуэты големов. Я отозвал их — пусть теперь отдыхают.

— Впечатляюще, — сказала Лола. Ни страха, ни отвращения в её голосе не было. Только холодный профессиональный интерес. — Не думала, что ты настолько продвинулся.

— Я и сам не думал, — признался я и посмотрел на свои руки. Струпья исчезли, но сила осталась.

А дальше мы отправились обратно, искать остальных. Саша и Даша лежали без сознания у поваленного дерева, а Тяпкин и его помощники валялись чуть поодаль. Следователь бормотал что-то во сне про отчёты и дедлайны.

Лола вытащила пузырёк с нюхательным раствором и принялась приводить их в чувство. Я же стоял рядом и думал. Москва… Нам нужно добраться до Москвы! Путь длинный и опасный — императрица наверняка уже знает о нашей победе. Она может выйти против нас сама. Тогда какие шансы? Почти ноль. Потому потребуется тяжёлая артиллерия. Союзники, которые рискнут бросить вызов самой Императрице.

— О чём задумался? — спросила Лола, заметив

мой взгляд.

Я усмехнулся и достал телефон.

— Пора звать самых крутых и опасных ребят на подмогу…

Москва

Заседание тянулось, словно дождь стекающий каплями по холодному стеклу — вязко, неотвратимо, с той особой тоской, что проникает в кости, когда государственные дела идут вразрез с человеческой душой. Александр IV восседал во главе стола, его пальцы машинально теребили край бумаги, а взгляд блуждал между скучными цифрами и лицами министров. Они говорили напыщенно, с тем самодовольством, что бывает лишь у людей, уверенных, что без них мир рухнет.

— Ваше величество, — гудел министр финансов, — налоговые поступления за этот квартал…

Но слова рассыпались, будто пыль под сапогом, когда сквозь стены дворца ворвался звук — чужой, дерзкий, как крик филина в монастырской тишине. Бассы пробили воздух, а следом прорезался визг — такой, что Александр вздрогнул всем телом. Император поднял голову, брови слились в грозовую линию. Министры замолкли, переглядываясь с той осторожностью, какой хватает только накануне бури.

— Что это было? — спросил Александр. Тихо, но так, что у всех внутри зазвенело.

Дворецкий, стоявший в тени у стены, шагнул вперед. Его лицо — маска учтивости, но в глазах металась паника.

— Ваше величество… — он наклонился к самому уху императора и почти прошептал. — Это… это ее величество императрица. Она… позволила себе выпить лишнего.

— Лишнего? — Александр повернулся так резко, что воздух стал тяжелым.

— То есть… сильно перебрала, ваше величество.

Глаза Александра расширились. За годы брака он не припомнил ни дня, чтобы Мария Федоровна теряла самообладание. Она была воплощением этикета, живая энциклопедия светских правил. Что могло выбить ее из колеи?

— Господа, — Александр поднялся. Движения — острые, как у зверя, чуявшего опасность. — Я отлучусь на несколько минут. Продолжайте пока без меня.

Министры закивали с такой поспешностью, будто только этого и ждали. Никто не желал оказаться свидетелем семейной грозы императорского двора. Коридоры же дворца тянулись бесконечно, каждый шаг отдавался эхом в мраморных стенах. Но музыка становилась все громче и вместе с ней росло недоумение Александра. Он шел быстро, почти бежал, а слуги прижимались к стенам, стараясь исчезнуть из поля зрения.

Оранжерея встретила его взрывом звука и света. Колонки — кто-то из прислуги явно не пожалел усилий — изрыгали ритмы такие бешеные, что листья экзотических растений тряслись от басов. А посреди этого хаоса, между пальмами и орхидеями, плясала женщина — его жена.

Мария Федоровна двигалась так свободно, что казалась незнакомкой. В руке бутылка водки сверкала в лучах ламп, а сама она выделывала такие па, что любое кабаре могло бы позавидовать. Волосы растрепаны, щеки пылают. И увидев мужа, она показала ему язык с детской дерзостью.