Восхождение на пустующий трон

Волков Кирилл Валерьевич

— Да, мы понимаем. — ответил Ламар. — А что если мы проиграем следующий бой? Что тогда?

— Мы с гордостью пойдем на дно, вместе с золотом, славой и ромом. — все с той же улыбкой на лице произнес Эдвард, отводя сам от себя эти пагубные мысли

— А если серьезно? — Пол, как и Чарльз, начал грозно смотреть на него.

— А если серьезно, то другого исхода, как наша победа, и быть не может. — Эдвард убрал со своего лица улыбку и впервые посмотрел на Мориса, как только они прибыли на «Пандору». — По-другому быть не может. Вы осмотритесь вокруг. Сколько нас, а сколько их. Будите так сильно хандрить — запакую в бочку и тут оставлю, дозревать. Хватит этих абсурдных мыслей. Выполняем приказ и ждем завтрашнего дня. — выговорился капитан, спустился на палубу и

вернулся к себе в каюту.

Он снял пыльный свой плащ и швырнул его на стул стоящий у его письменного стола, поднимая уж слишком много пыли. Оружие было выложено на стол, и жаждало, будто живое, начало финального сражения. Пернатый спрыгнул на стол, а капитан же уселся в кресло, достал журнал, в который он все записывал и начал излагать свои мысли, что накопились за этот день. В полночь молодой капитан улегся спать, даже не осознавая той мысли, что сейчас он мог насладиться лицами, разговорами тех людей, с которыми завтра распрощается навсегда. Только с возрастом, только с опытом от таких ран и потрясений, появляется мудрость, что в первую очередь оберегает именно тебя, именно твои чувства и желания.

[1] По древнейшей версии мифа, Прометей похитил огонь у Гефеста, унес с Олимпа и передал его людям. Он совершил это, скрыв искру в полом стебле тростника (нарфекс) и показал людям, как его сохранять, присыпая золой. В истолковании, он изобрел «огневые палочки», от которых загорается огонь. В наказание Зевс направит людям первую женщину — Пандору. По версии мифа, заполучить огонь Прометею помогла Афина

[2]Александр Македонский — выдающийся полководец, создатель мировой державы, распавшейся после его смерти.

[3] «Пандора» — корабль Эдварда Джонсона, что несет в себе смысл аналогичный ящику Пандоры. Легенда о ящике Пандоры: До появления Пандоры женщины были только богинями, управляющими людьми, по воле Зевса женщина появилась на Земле, среди мужчин, как копия богинь. Любопытная, она открыла полученный от Зевса сосуд (что в последствии будет переведен, как ящик) (Кувшин Пандоры), из которого тут же по миру разлетелись все несчастья и бедствия, а на дне, под захлопнутой крышкой, осталась лишь одна вещь — Надежда.

[4]Ханаан — это название в древности носила, собственно, Финикия, а в библейские времена — страна, простирающаяся на запад от северо-западной излучины Евфрата и от Иордана до берега Средиземного моря. В настоящее время эта территория поделена между Сирией, Ливаном, Израилем и Иорданией. Ханаан в целом также известен как Земля обетованная. На данной территории жил народ Филистимляне, родом откуда был сам Голиаф.

[5] Семь с половиной тысяч лет д.н. э отполированные куски обсидиана являлись первыми зеркалами для людей.

[6] Опыт прошлых поколений в поисках истинной натуры человеческой.

[7] До XVIII века включительно использовались круглые свинцовые пули, что отличались недостаточным передвижением в стволе оружия, образованием свинцового налета, высокой способностью деформироваться, незначительной пробивающей силой.

[8]Коцит — река плача, приток Стикса, одна из пяти рек (вместе со Стиксом, Ахероном, Летой и Флегетоном), протекающих в подземном царстве Аида.

В конце первой части (кантики) поэмы «Ад», Данте показывает Коцит как девятый, самый последний круг Ада, где находятся самые ужасные преступники. Здесь расположена обитель предателей и изменников, величайшие из которых — Иуда, Кассий и Брут; их грызет своими тремя пастями сам Люцифер. Согласно схеме Данте, вид наказания для обитателей Коцита выглядит так: Вмерзли в лед по шею, и лица их обращены к низу.

[9] Библия приравнивает самоубийство к убийству, ведь это убийство самого себя. Только Бог может решать, когда и как люди должны умирать, поэтому, беря это полномочие в свои руки, человек пренебрегает Богом.

Глава 25: «Армада падет»

18 апреля 1716 года.

Ранний подъем Эдварда не ожидал лишь Рей, который нахохлился на столешнице письменного стола под лучами только что пробудившегося светила, сладко посапывал и досматривал

очередной свой пернатый сон. Всякая живая душа дремала в эти часы ранние, наполняя свое тело энергией, силой и желанием для будущего сражения. Ни одно тело не подавало признаков жизни, наслаждаясь высунутыми носами. Но капитан наш спозаранку уже копошился у своего шкафа со стеклянными дверцами. Именно этот шкаф Эдвард хотел заставить книгами, но пока его рука добралась всего лишь до трех, что были благополучно вывезены с острова Майт. И как раз одну из этих трех он и взял, «Искусство войны», любимая его книга вела его по правилам войны, что задолго до него выписали пером своим полководцы, проливая кровь своих воинов. Простые в понимании правила, указания, способные изменить жизни множества людей вокруг. Осознав прочитанное, приняв рукописное, нематериальное и очень абстрактное, молодой человек старался оправдать всю ту ответственность, что возложили на него Тич и Хорниголд в тот самый день перед дверьми, за которыми начался самый великий, самый кровавый внутренний конфликт «свободных», что лелеяли очертания круглых серебряных, бронзовых и золотых монет, словно лидийцами[1] становясь, «честных», что не видел мир о дивный, и не созерцали моря глубокие, и «храбрых» людей, очерняя великое море рекой крови черною и окуная по плечи могучие руки свои в кровь.

И коснулись первые пальцы Великого Дажьбога[2] огромных посудин, что наслаждались бесконечным, как казалось душам смертным, наслаждением. Ранее утро, очень-очень ранее утро, а капитан наш умелый уже окунается с головой в беседу с культурой прошлого, жадно подцепляя оттуда советы и уловки, упуская самое главное — принцип мысли, что вел его автор. Удивительным местом оказалась эта Вест-Индия, которая смогла заставить молодого человека, что в аккурат угодил сюда в блаженном возрасте, позволяя себе с каждым новым событием, с каждым новым месяцем смотреть на себя в зеркале другими глазами, поменять свои биологические часики. Пока тело сильно, пока юность бьет через край прощается молодому человеку спать и по пять часов, и по шесть в день. Но измениться ли эта картина в будущем, когда наш капитан будет подбираться к четвертому десятку своей неимоверно опасной, чересчур свободной жизни.

Час уделив чтению, юноша в одних штанах и сапогах взялся за шпаги, вышел на палубу, поднялся на мостик и встал в стойку. Перед развязкой, перед финальным актом непомерного насилия капитан решился поупражняться в сложных элементах боя, что когда смог видеть у своего учителя, что в очередной раз в очередной с ним беседе красовался своими выходками во время великих сражений того времени, охотясь во всю на Уильяма Кидда. И ходили легенды, что сам так величал, о умнейшем шаге Хилла во времена еще XVI века. Отправил тогда Хилл весточку легендарному пирату, что решился посетить свою семью в Нью-Йорке, с предложением явиться в Бостон, чтобы поскорее решить насущный для всех пиратов в возрасте вопрос — помилование, то самое слово, что за свои выходки ожидали услышать самые опасные пираты в мире, когда только-только создавали своими руками век беззакония. По прибытии третьего июля 1699-ого года Хилл потребовал у Кидда отчет об его экспедиции, Кидд согласился предоставить документ утром шестого июля, но не смог сдержать слово. Не стал дожидаться великий охотник на пиратов, выдал ордер, и уже в полдень Уильям был арестован и заключен в бостонскую тюрьму в одиночную камеру, где и обрел душевные болезни. И хвалился Дункан, что не поддался он на уговоры низкие Кидда, что просился выйти на свободу, одаривая Хилла информацией о спрятанных деньгах на островах.

Но что-то мы с вами заговорились, не так ли? Оттачивал сейчас капитан один очень сложный финт, что в пылу битвы удивлял противника, да настолько, что подкашивались ноги от удивления и страха от сражения с человеком, что смог его выполнить — смена шпаг за спиной, раз за разом увеличивая скорость выполнения. И старался капитан не только красоваться на пустом корабле этими блестками, но и представлял перед собой настоящий бой, что отличался уж слишком большой подвижностью. А зачем же все это представление?