Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
Глава 26: «Величайший подвиг с горечью на устах…»
19 апреля 1716 года.
Часы сменяли друг друга, а наш капитан, что возложил на себя великую ответственность, сидел в своей каюте освященною великою луною, что взошла сегодня слишком рано, демонстрируя свой дивный наряд, опирался на стену, немного запрокинув голову.
— За эти два дня по моей прихоти на тот свет отправилось три с лишним тысячи человек… — его голос уже не дрожал, тремор покинул его руки пару часов назад, но холод, что пронизывал грубые мужские пальцы, терзал не только тело, но и душу. — Три тысячи человеческих душ… Я чудовище? — и наступило самое страшное
Пути назад для этого человека больше нет. Не сможет он более жить, как раньше… Две с половиной тысячи врагов он погубил, что считал даже не людьми, полтысячи душ союзников погубили его губы, что озвучивали приказ, его руки, что отправляли людей в пекло. Одиннадцать месяцев назад это все началось… Может стоило мальчишке поступить, как Ли Му[1], что своей мудростью сохранил не только множество жизней в непростые времена, но и уберег земли свои от разгрома?
Но ведь жаждало мужское наивное сердце расплаты. Но не будем лукавить, Ричард не был исключением. Сколько же злости пылало в Смите за эти дни, за дни в которые он стольких потерял, людей обожаемых, друзей преданных, непосильным трудом нажитое… Все это оказалось ничтожным перед желанием одного единственного человека, что всего-навсего обзавелся связями с власть имущими и возомнил о себе невесть что. Но нашего юношу подпитывало не только желание отмщения недругу своему, сладострастные обещания Георга, Его Величества Великобритании, могли кого угодно расшевелить.
Ведь только представьте… Мальчишка, что носился в худых хлопчатых одеяниях, что не знал куда себя деть в беспокойстве во время частых ссор своих родителей, что трясся, словно забитое животное, при каждом выкрике своего отца грубого душою, подросток, что застал своими глазами еще теплые тела родителей, что вынужден был скитаться по пригороду великого города, стараясь пережить очередную холодную ночь на бесхозном чердаке, укрываясь то ли старой дубленкой, то ли шкурой собаки, что умерла от голода, перебиваясь украденными овощами и фруктами, что продавали медленные толстяки-торговцы, юноша, что влюбился в самую прекрасную девушку в мире, стараясь совладать с ее отцом, что решился последовать мечте и отправиться в неизвестность, в Вест-Индию, где царствовали пираты, где шли войны, где люди чаще всего гибли из-за голода нежели от клинка, сидит за одним столом с Его Величеством, Королем Великобритании и Ирландии, Герцогом Бруншвейг-Люнебругский и курфюрстом Ганновера.
Стольких благ может достигнуть душа бездомного сироты, но нужно лишь окровить не руки, а всю душу израненную, всю сущность свою отпустить в это кровавое море, что сам наполнил. Наш молодой капитан никогда не чах над картами, что выдала ему судьба. Пока он выигрывает в этой партии, но тактика его, слишком жестока, бесчеловечна и даже неприятна.
— Почему я? — прошептали сухие мужские губы, чуть трясясь не от холода, что наполнил каюту через открытый иллюминатор. — Ты же меня слышишь, да? — устремились голубые глаза на яркую луну. — К чему ты меня готовишь? Будто защищаешь всю мою жизнь… Если я тебе нужен, то для чего? Столько испытаний уже. Тебе не кажется, что хватит? — посмел капитан проявить неуважение к тому, Кто смотрит за ним, следит за его поступками и мыслями, терзающие его душу. Но испытания этого молодого человека не окончатся еще очень долго.
И подтверждаются слова великого философа[2]: «Смерть — это не самое худшее, что может произойти с человеком.» Пройдут десятки лет, но не забудет капитан своих переживаний, лиц людей, что мертвы лишь по его указке,
Порыв холодного ветра, поднятая пыль с рамы иллюминатора промчалась по пустой каюте, оседая подле ее владельца. Сдавило грудину, и поднялся на ноги юноша, стараясь сохранить свое сердце в спокойствии, что так все и норовило ускориться, чуть потер себя по плечам, размял лопатки и двинулся к дверям. И встретила его пустынная палуба в этом прекрасном белом свете. Прошелся немного капитан и оперся рукой о грот-мачту. Эдвард успокоил свое дыхание и поднял глаза, что неведомым для нас образом вновь обрели слабый блеск. Его взору открылась водная гладь освещенная луной, на которой в половине мили на якоре стоял фрегат, незнакомый Эдварду.
Как же мог наш на великий полководец допустить такую оплошность и не заметить врага под боком? Лунный свет отблескивал от кормы фрегата, пробуждая животную злость внутри Джонсона, но фигура, что стояла у фальшборта, поглаживая его своими молодыми, только-только вкусившими кровь, руками, смогла успокоить. Морис Палмер величественно стоял на пустой палубе, держался за фальшборт и сверлил взглядом фрегат своего отца, что в войне этой уже проиграл.
— У него еще остались люди? — спокойным и тихим голосом проговорил капитан, подходя к своему ученику и лаская пальцами свет, что отражало судно ему в глаза.
— Разведка, пришла по наши души. Стоят, наблюдают за нами. Около часа уже. Меня не заметили, надеюсь, и тебя не увидели. — коротко и по делу изложил мальчишка, лаская свободной рукой неровности подзорной трубы.
— Беспокоиться мне о возможных потерях? — и вновь встретили лица молодых людей беспощадно холодный порыв ветра.
— Нет. Такие судна мой отец, по его же словам, снабжает очень малым количеством людей. Только лишь для того, чтобы тот мог лишь плыть без особых проблем. — Палмер со всем почтением подал Джонсону его трубу. — Вот, посмотри.
Обхватили мужские руки трубу и приблизили они к глазу окуляр трубы, позволяя юноше рассмотреть противника.
— На палубе ни души. — проговорил капитан, опуская трубу в руках своих. — Уж слишком ленивая разведка. Почему бы не воспользоваться данным шансом? — неведомо кого сейчас спросил молодой человек и передал трубу ученику.
— Есть идея? — наконец, спросил Морис, взглянув на своего капитана уставшими глазами, что видели сегодня многое.
— Есть. Догадаешься может? — уже с интересом спросил капитан, оценивая свое протеже.
— Ранняя атака? — единственное, что сейчас мог предложить мальчишка. Но увы, совсем не то, что ожидал бывалый пират.
— Отнюдь нет. Подожди пару секунд. — Джонсон развернулся и оставил Палмера младшего одного.
Капитан взял с собой весь свой арсенал, подтянул ремни на щитках, что сегодня ой как понадобятся, и вышел из пустой каюты, покидая ее раз и навсегда перед великой битвою, на палубу к рыжему юнцу.
— Догадался? — еще раз спросил Эдвард, поправляя свои ножны и оглядывая зорким взглядом своим фрегат.
— Нет. Не сумел. — в таком-то возрасте обладать силой принять свои ошибки весьма достойно.
— Разочаровываешь меня. Если не научишься видеть возможные варианты и выделять среди них лучшие, долго не протянешь. А пока разбуди-ка Пола и Чарльза. — между делом умудрился капитан и отчитать своего штурмана, за его скудные способности.
— Через полминуты они уже будут здесь. — произнес Морис и быстрым шагом спустился в трюм, аккуратно вступая по деревянной лестнице, даже не создавая никакого скрипа.